Сымон Васильевич поздоровался с Василем Григорьевичем. Обнялись. Что ни говори, фронтовые друзья, хотя Сымон Васильевич и намного старше.
Василь Григорьевич улыбнулся:
— Знаешь, чем я занимался перед твоим приходом? «Текущими» делами. А знаешь, что это такое?
Сымон Васильевич, немного подумав, ответил:
— Я никогда особенно этим словом не интересовался. «Текущие» и «текущие». Так, как скажем, коса, которой косят, и коса на женской голове. Когда слышу: «Надо отбить косу», не думаю о женской косе. Когда слышу: «Она лентяйка, мать ей до сих пор косу заплетает», не подумаю о той, которой косят.
— Э, брат, в том-то и дело, что на свете больше любителей «наклепать» на женскую косу, чем «отклепать», отбить стальную. Твоя филология как палка о двух концах.
— Конечно, тут есть элемент какой-то быстротечности, спешки. Не зря и на заседаниях «текущие» дела в самом конце рассматриваются, когда все участники устанут, начинают торопиться домой… Может, лучше сказать «мелкие», «обыденные»?
— Как ни назови, а если кто не хочет вникнуть в дело, оно всегда будет оставаться «текущим». Что же, постараемся ознакомиться с твоими делами, сделаем их не «обыденными», а праздничными… Погоди! Чтоб не забыть! Ты мне расскажи, какой это в твоей школе «подпольный» кружок существует, «Желтая акация», что ли?
— Он существует и, можно сказать, не существует. Но должен существовать. Наверно, и я на старости лет вступлю в него.
— Вот как! А что он из себя представляет?
— У нас в школе вообще хорошие ученики. Большинство — отличники. Троечников в старших классах почти нет.
— Без натяжки, честно?
— Без единой натяжки. Объясняется это, вероятно, не только хорошей и добросовестной работой учителей, но и усердием учащихся. Учительский коллектив исключительный — дружный, способный. Каждый любит свой предмет и стремится привить эту любовь ученикам.
— Должно быть, и твоя заслуга в этом немалая? Есть же у нас и молодые учителя? Многие школы жалуются как раз на молодых преподавателей: «Нет педагогического такта… Нет опыта». Наверно, и ты слышал об этом от своих товарищей — директоров?
— Слышать-то я слышал. Но не понимаю их жалоб. Если ты настоящий директор, если ты хороший педагог, помоги младшему, поделись с ним своим опытом. Тут не надо много говорить, бывает достаточно одного доброго, искреннего слова.
— К сожалению, не везде так заведено… Послушай, что мне пишет одна молодая учительница:
На каждый мой урок начал ходить либо сам директор, либо завуч. Приходят с толстыми тетрадями. Не успею я сказать слово ученикам, как он раскрывает свою тетрадь и начинает что-то писать. Ученики перестают слушать меня, а поворачивают головы к «писарю» и стараются угадать: «А что он пишет?» Потом вызывает меня в кабинет, открывает свою тетрадь и начинает отчитывать: «Вы ставили вопрос так, а надо так, вы сказали так, а надо так…» Когда я ответила однажды, что и в учебнике написано так, как я говорила, так он мне ответил: «Учебники написаны для учеников, а не для учителя!..» Когда же приехал к нам в школу инспектор Евстигней Поликарпович Бараболка, побыл у меня, предварительно встретившись с директором, так они вдвоем наговорили мне такого, что у меня пропало всякое желание работать в школе. И я очень прошу вас помочь мне перейти на другую работу, хотя бы продавщицей в сельпо.
Сымон Васильевич сразу же спросил:
— А какой предмет она ведет?
— Историю.
— Могу взять в свою школу с нового учебного года. У нас Тит Апанасович заболел. Просится на пенсию. Придется отпустить. А он очень хороший педагог. Будет помогать молодой учительнице.
— А что, если она действительно плохая учительница? Ты не боишься?
— Не верю я! Да и припоминаю что-то… Я ее на конференции видел. Хорошая девушка! Еще какая из нее учительница будет! На зависть той самой школе, где ей теперь житья не дают.
— Твое слово твердое? Хорошо, я попрошу, чтоб ее перевели в вашу школу. А как же кружок, как «Желтая акация»?
— Дело это интересное. Наша молодежь растет. Читает. Слушает радио. Бывает на экскурсиях. Начинает задумываться о таких проблемах, о каких мы в свое время, в годы своей юности, и не слышали даже или, если и слышали, не имели ни времени, ни возможности обращать на них должное внимание. Знают они много и делают много. У нас, как и в других школах, около двух десятков самых различных кружков: радио, авто, фото, химия… Есть и юные натуралисты. Юные натуралисты читали и про Лютера Бёрбанка, и про Мичурина, и про Вавилова. Заинтересовались они, понятно, мичуринской теорией, выведением новых культур на нашей почве. Да не только заморских, экзотических, но и своих дикорастущих. Говорят, надо дикорастущие, но полезные растения изучать, улучшать, увеличивать их ценные качества.
— Мысль вообще полезная и здоровая.
— Это нам с тобою так кажется. А вот товарищ Бараболка, оказывается, — я сам об этом недавно узнал — нашел в этом криминал, непотребщину и так напугал Нину Ивановну, что та вычеркнула из плана три нужных пункта.
— Бараболка? Он и про «Желтую акацию» мне говорил.
— Ясное дело, он. Больше некому. Этот Евстигней Поликарпович — удивительный человек.
— Интересно, какие пункты он счел криминальными?
— Она имела в виду собрать описание всех суррогатов, какими люди спасали свою жизнь во время оккупации, и затем собрать полный гербарий тех дикорастущих растений, которые богаты разными ценными веществами и во сто раз полезнее для человека, чем разные суррогаты. Возьмем для примера наш рогоз, или, как его зовут в других местах, пуховку, кугу, киевку. В корневищах этого растения находится до 45 процентов крахмала, 11 процентов сахара и до 25 процентов белковых веществ. Раньше из них пекли хлеб, готовили кисели. Даже печенье выпекали. Этого растения у нас множество. А люди во время войны душились мякиной или другими несъедобными веществами, лишь бы только как-нибудь обмануть свой желудок, дать ему какую-то работу… Таких примеров сотни…
— Черт возьми, я не слышал про это!
— Да как услышишь! Если что и печатают про такие растения, так в научных малотиражных изданиях, да еще название дадут такое, что для рядового читателя оно непонятно.
— Интересные дела!
— Еще какие интересные! Вот желтая акация и та выходит на сцену. Задумались юные натуралисты над тем, как бы ее сделать полезной для человека. Это же бобовая многолетняя культура — кусты. Даже в диком виде она имеет в своих семенах до 35 процентов протеина, больше 4 процентов растительного масла, до 15 процентов клетчатки. Некоторые сорта имеют растительного масла до 12 процентов. «Флора СССР» отмечает, что семена желтой акации являются хорошим кормом для птиц, а в голодные годы использовались людьми. Но одна беда — семена мелкие, стручки сами по себе раскрываются и разбрасывают горошинки куда попало. Захотелось ребятам вывести такие сорта желтой акации, чтоб она при всех своих качествах давала большие стручки и чтоб они держались, пока их люди в руки не возьмут.
— Погоди, погоди! Слушаю тебя, а сам думаю: что-то знакомое! Где-то я читал, что наши ученые какие-то опыты проводят с желтой акацией. Не такое это, значит, криминальное дело, если академики занимаются им!
— У тебя, оказывается, память хорошая. Писали, но не все. В газетах писали, что академик Цицин проводит такие опыты. Под его руководством были сделаны десятки тысяч опылений, переопылений, но положительных результатов они не дали. Об этом пишут другие ученые. Шлыков в своей весьма интересной и капитальной книге «Интродукция и акклиматизация растений» дает другое освещение этого вопроса. У нас эта книга есть, я взял на всякий случай с собой. Могу прочитать несколько строк, если не задурил еще тебе голову.
— Что ты говоришь! Это ж не «текущую водичку» мы с тобой рассматриваем!
Тем временем Сымон Васильевич достал книгу, открыл нужную страницу:
— …Не менее показательны попытки скрестить однолетнее травянистое растение горох посевной (писум сативум) с древесным кустарником — желтой акацией (карагана арборесценс): попытки эти оказались безуспешными, хотя оба растения принадлежат к одному и тому же семейству. Неудача объясняется тем, что возникновение родов этих растений отделяют десятки миллионов лет: один из партнеров — реликт мелового периода (70–80 млн. лет), а другой возник где-то на рубеже современной и третичной эпохи, всего вероятнее в неогене (1–6 млн. лет), следовательно, история их становления различна…