- И, герцогиня...

- М-м-м? - я поднимаю на него взгляд.

- Просто чтобы было ясно, ты, черт возьми, моя. Запомни это, - затем он требовательно целует меня, заявляя свои права, овладевая каждым миллиметром моего тела. Он отстраняется, а когда я открываю глаза, то вижу, что он уже идет к двери.

Следующим ранним утром меня будит звон мобильника, и я имею в виду нормальное «раннее», не мое «раннее». Думаю, что это может быть Ретт, но, как только включаю экран, вижу номер телефона офиса отца. Я с хмурым лицом отвечаю.

- Вау, дважды в год. Кто-нибудь подумает, что я твой ребенок, папа, - мой голос звучит все еще хрипло ото сна.

- Блейк, мы с мамой хотим увидеться с тобой, - холодно говорит он, игнорируя мою насмешку. - Сегодня, в 7:30, - требовательно выплевывает он, вешая трубку, не дав мне слова.

Моей первой реакцией, конечно же, было просто не пойти. Я не какая-то собачонка, которую он может просто позвать к ноге, но после некоторых раздумий, понимаю, что мне любопытно. Во-первых, он пользуется телефоном, если оно того стоит, во-вторых, меня не приглашали в их дом с тех пор, как я вернулась. Мне любопытно, что заставило их пойти на эти меры.

Глава 26

Ретт

Я сижу, уставившись на бокал виски в ожидании Рене.

Хотелось бы никогда не быть вовлеченным во все это дерьмо. Мой отец был замешан в делах Картеля по самое горло, поэтому мы с братом были втянуты в него по умолчанию.

Мне было девять лет, когда отца арестовали за наркоторговлю, но он продолжал управлять делами Картеля из тюремной камеры. Вы будете удивлены, узнав про сеть, которая существует даже за решеткой. Моя мама была мексиканкой, и она была наивно и безнадежно влюблена в него. Она была слишком чистой для мира, в который он втянул ее, и вскоре она стала зависимой от героина, будто таким способом пыталась убежать от адского существования. Если вы вступили в Картель, у вас есть только один выход из него. Она умерла от передозировки, когда мне было шестнадцать, мой дядя стал нашим опекуном. Юридический статус не имеет никакого значения, так что именно я присматривал за своим двенадцатилетним братом и сделал все, чтобы он пошел в школу и не упал в ту же выгребную яму, из которой наша семья с таким трудом выбралась.

Целые годы я не знал о том, насколько большие были связи у отца. Он платил за мое образование, отучил в Гарварде, и все это время я думал о том, как много он мне задолжал. Конечно, он не самолично оплачивал мою жизнь, это был Картель. Я же был слишком погружен в ненависть к нему, чтобы остановиться и понять это.

Они втянули Луку в свои дела, когда ему было всего шестнадцать лет, заставили его торговать наркотиками на улицах, и, конечно, таким способом получали свои деньги обратно. Они хотели, чтобы я работал на них, и выдвинули требование: если я этого не сделаю, то Лука поплатится жизнью. Поэтому я начал на них работать, присваивал грязные деньги, исправлял счета и все в таком духе. Картель вкладывает и прячет деньги повсюду, отмывая и легализуя их. Это было по моей части.

Я заработал им много денег, в ответ они также принесли значительные средства, пытаясь подкупить мою верность и обеспечить благополучную жизнь. Несколько лет спустя у меня состоялся разговор с боссом Картеля. Андре - не самый приятный человек. Я сказал ему, что хочу выйти из дела, и он действительно позволил мне это сделать. Я был уверен, что единственный путь покинуть Картель – с пулей в голове, но, возможно, большое значение имело то, что я встречался с его дочерью, Рене. Он, естественно, четко разъяснил мне, что если я заговорю о внутренних делах, то долго мне не прожить.

Так что я выбрался оттуда, воспользовался деньгами, вложив их в покупку недвижимости, и таким образом мой бизнес закрутился. Мне везло. А моему брату нет. Он получал столько денег от нелегального образа жизни, сколько даже я не имел. Лука был мастером в поиске способов переправлять крупные грузы через границу, а это умение ценится на вес золота в Картеле. Я пытался вывести его из игры, но людям свойственна нужда чувствовать себя стоящими, быть хоть в чем-то лучшими. Именно наше чувство собственной значимости определяет наш путь, и Лука без Картеля чувствовал себя бесполезным.

Он был лучшим в своей сфере, но однажды ему не повезло. Он лично перевозил один из больших грузов в Лондон для клиента, когда его поймали. Он считал, что Картель его прикроет, но, по сути, это они прятались за ним. Когда его арестовали, я надеялся, что его депортируют домой, но этого не случилось. Его судили в Британии и посадили на двадцать лет.

Во время ареста его босс связался со мной и спросил, могу ли я что-нибудь сделать, зная, что у меня имеются связи в Лондоне. Хотелось бы верить, что они хотят ему помочь из-за преданности, но это было бы ложью. Они лишь хотели убрать его подальше от заинтересованности полиции.

И таким образом я здесь и оказался два месяца спустя после его приговора. Я искал любую лазейку, кроме того варианта, в котором он мог сдать Картель, что могло привести к его немедленной казни, так что единственный шанс - это экстрадиция в США, где у Картеля, вероятно, есть хоть какая-то возможность его вытащить.

Стул напротив меня скрипит, а затем Рене усаживается на него, элегантно забрасывая ногу на ногу. Ее карие глаза прищуриваются, фокусируясь на мне. Она выглядит отлично, даже очень. Ее красное платье подчеркивает каждый изгиб, и, уж поверьте, их у нее предостаточно. С таким телом, в сочетании с лицом супермодели, Рене Гарсия могла бы стать самым смертоносным оружием своего отца, потому что, поверьте, она может убить прямо на месте, если захочет.

- Торрес, - едва заметная улыбка тронула ее губы - тяжелая и неискренняя.

- Рене, – раньше она была моим лучшим другом. Мы вместе выросли, встречались, любили друг друга, но если я ненавидел подобный образ жизни, то она его обожала. Я наблюдал, как она медленно превращается в холодную суку - расчетливую и бесчувственную.

- Как скоро ты закончишь? –она нетерпеливо постукивает ногтями по столу.

- Я работаю над этим. Дай мне еще пару недель.

Она вздыхает.

- У тебя есть еще две. – Черт.

- Или что? – рычу я.

Она выгибается бровь, на ее ярко-красных губах появляется ухмылка. Она игнорирует меня и встает, разглаживая юбку.

- Было приятно тебя снова увидеть, Ретт.

Это все? Она мне уделила гребаные две минуты своего времени.

Я вскакиваю на ноги и стискиваю зубы, пока обнимаю ее, позволяя ей поцеловать меня в одну щеку, затем во вторую. Она подходит еще ближе ко мне, обвивая руками мою шею и поднося губы к моему уху.

- Если твой брат не сможет выйти на свободу, то он представляет собой риск. Ты знаешь, как отец решает такие вопросы, - она отводит голову назад и нежно целует меня в губы, затем отпускает и уходит.

Они хотят убить Луку. У меня две недели, иначе они убьют моего брата.

Глава 27

Блейк

Я заняла место за огромным обеденным столом слева от отца. Сама сидела напротив меня, выражение ее лица было жестким и холодным. Я не была уверена, признак недоброжелательности ли это или просто ботокс, счастье и раздражение имеют тенденцию выглядеть одинаково.

- Ну, это должно быть что-то важное, если вы все же решили со мной встретиться, - резко говорю я.

Мой отец никак не отвечает, просто смотрит на меня, когда бросает на стол газету «Таймс». Он открывает ее на пятой странице и указывает пальцем на нее.

- Это должно прекратиться! - Я смотрю на место, куда он указывает, и вижу свою фотографию, которую сделали несколько недель назад. Признаюсь, это не самое лестное фото. Ладно, это снимок промежности. Что тут можно сказать? Я ношу короткие платья. Я напиваюсь, и, ну, у меня никогда не получается быть грациозной, когда выбираюсь из низких спортивных машин даже в свои лучшие времена. А добавьте к этому еще и смесь алкоголя и наркотиков, и в итоге мы получаем, что я, пытаясь выйти из машины, слегка напоминаю овцу, которая завалившуюся на спину, безнадежно дергая ногами до тех пор, пока она не решит просто сдаться и умереть. Ага, как-то так.

- По крайней мере, мои соски в этот раз решили не высовываться. - Снимки сосков и промежности - более известные, как снимки, представляющие особую ценность для прессы. Есть причина, по которой они следуют за мной, и это точно не для того, чтобы узнать, какой модный тренд я буду задавать в дальнейшем. Очевидно, им пришелся не по нраву мой образ шлюхи. Кто бы мог подумать?

- Блейк! Тебе совсем не стыдно? - мама спрашивает с кислой усмешкой.

- Эм... Это серьезный вопрос?

- Мой офис опубликовал заявление сегодня утром, - отец прочищает горло. - У тебя было слишком много разоблачений. Мы больше не можем это скрывать. Мы опубликовали заявление о том, что у тебя проблемы с наркотиками, и вследствие этого тебя отправили на реабилитацию.

С таким же успехом он мог ударить меня по лицу.

- Что за хрень?

- Блейк! - огрызается мама.

- Я даже ни к чему не прикасалась уже несколько недель, - защищаюсь я. – Этому снимку несколько недель.

- Ну, единственное, что я видела в течение нескольких недель, это то, как ты обжимаешься с этим мальчишкой Торресом, - выплевывает моя мама. Я бы вряд ли назвала Ретта мальчиком.

Мой отец холодно смеется.

- Ах, да. Ретт Торрес - мужчина, у которого весь бизнес основан на грязных кровавых деньгах, - он смотрит на меня глазами, полными гнева и ненависти. - Ты - наркоманка, шлюха и позор семьи. Тебе нужно будет оставаться вне поля зрения в течение следующих двух недель, чтобы мы могли притвориться, будто ты находишься на реабилитации.

- Если ты так беспокоишься, почему бы тебе не отправить меня на реабилитацию? Если я такая конченая наркоманка?

Он бросает на меня небрежный взгляд и кривит губы.

- Я бы не стал тратить деньги налогоплательщиков на тебя впустую. Ты - безнадежный случай. - В моей груди пульсирует боль, когда он смотрит на меня так, будто я физически оскорбляю его. Будь он проклят, и нахрен их обоих за то, что заставили меня так себя чувствовать. Они всегда так поступают со мной: заставляют меня чувствовать себя куском дерьма, абсолютно недостойной их времени или усилий. И почему? Потому что я не собираюсь вставать в очередь. Я не хочу облизывать серебряную ложку, которую они собираются засунуть мне в задницу.