– Фиби... Я здесь не для того, чтобы воспользоваться ситуацией. Я всего лишь хочу помочь с поместьем.
От этих слов у неё неприятно кольнуло в груди. Он серьёзно? Это всё, чего он хотел? Возможно, как она и боялась, её чувства не были взаимны. С трудом Фиби заставила себя задать вопрос:
– Те слова, которые ты сказал мне в то утро... они всё ещё в силе?
– Всё ещё в силе... – медленно повторил Уэст, изумлённо качая головой. Вопрос, казалось, вызвал у него вспышку раздражения. Бормоча что-то себе под нос, он отошел от неё, развернулся и, покраснев и нахмурившись, вернулся обратно. – Мысли о тебе не дают мне покоя, – резко бросил он. – Не могу перестать искать тебя повсюду. Пока я был в Лондоне, я пытался найти женщину, которая помогла бы мне забыть о тебе, хотя бы на одну ночь. Но ни у кого нет таких глаз, как у тебя. Никто не привлекает меня так, как ты. Тысячу раз я проклинал тебя за то, что ты со мной сотворила. Лучше уж мне довольствоваться мечтами о тебе, чем другой женщиной из плоти и крови.
– Нет необходимости довольствоваться мечтами, – импульсивно сказала Фиби. – Пусть ты не хочешь быть со мной вечно, но мы можем...
– Нет. – Дыхание Уэста участилось, несмотря на все усилия держать его под контролем. Когда она попыталась что-то сказать, он поднял руку, и её воспламенила лёгкая дрожь в его пальцах. – Если ты возлагаешь ошибочные надежды на утехи в постели, то найдёшь их весьма посредственными. Я бы набросился на тебя, как бешеный кролик, и через полминуты всё было бы кончено. Раньше я был опытным любовником, но теперь превратился в измученного развратника, чьим единственным удовольствием остался завтрак. Кстати о...
Фиби встала на цыпочки и, настойчиво прижавшись к нему, прервала речь поцелуем. Уэст вздрогнул, словно ошпаренный, и замер, будто пытаясь выдержать пытку. Нисколько не смутившись, она обвила руками его шею и поцеловала так пылко, как только могла, коснувшись языком суровых губ. Его близость и вкус опьяняли. Внезапно он издал примитивный звук и впился в рот Фиби с яростным напором, обрушив на неё лавину ощущений. Раздвинув её губы, он принялся исследовать её рот языком, в точности как она помнила, это было так прекрасно, ей показалось, что она вот-вот может упасть в обморок. Из горла Фиби вырвался всхлип, в ответ Уэст нежно лизнул и прикусил её губы, и слился с ней в страстном, ненасытном поцелуе, лаская дыханием, руками, телом и душой.
Ночь, проведённая с этим мужчиной, могла бы быть какой угодно... но только не посредственной.
Фиби с головой погрузилась во всепоглощающее чувственное удовольствие, но только один звук мог вернуть её с небес на землю... тихий голосок её сына.
– Мама?
Ахнув, она отдёрнула голову и посмотрела в сторону, откуда донёсся звук, растеряно моргая.
В коридоре, возле столовой, стоял Джастин. Широко распахнув глаза, он с тревогой смотрел на мать в объятиях незнакомца.
– Всё в порядке, дорогой, – успокоила его Фиби, пытаясь взять себя в руки. Она высвободилась из объятий Уэста и покачнулась на нетвёрдых ногах, но он рефлекторно схватил её и помог удержать равновесие. – Это мистер Рэвенел, – сказала она Джастину. – Он выглядит немного по-другому из-за бороды.
Она удивилась, увидев, как просияло лицо сына.
Джастин бросился вперёд. Уэст машинально наклонился и, поймав его, оторвал от пола.
– Что за здоровяк! – воскликнул Уэст, прижимая ребёнка к груди. – Боже мой, ты тяжёлый, словно груда кирпичей.
– Угадай, сколько мне теперь лет, – похвастался Джастин и поднял ладонь, растопырив пальцы.
– Пять? Когда же это случилось?
– На прошлой неделе!
– В прошлом месяце, – поправила Фиби.
– У меня был сливовый торт с глазурью, – нетерпеливо продолжил Джастин, – и мама разрешила мне его съесть за завтраком на следующее утро.
– Жаль, что я его пропустил. К счастью, я привёз подарки для тебя и Стивена.
Джастин радостно взвизгнул.
– Я прибыл в Лондон вчера поздно вечером, – продолжил Уэст, – когда универмаг Уинтерборна был уже закрыт. Мистер Уинтерборн открыл его специально для меня, и весь отдел игрушек оказался в моём полном распоряжении. После того, как я нашёл то, что хотел, Уинтерборн лично упаковал твои игрушки.
Глаза Джастина изумлённо округлились. В его воображении человек, который мог открыть целый универмаг только ради него одного, обладал магической силой.
– Где мой подарок?
– В сумке на полу. Мы откроем его позже, когда будет время для игр.
Джастин уставился на Уэста, потирая ладонями его заросшую щетиной челюсть.
– Мне не нравится твоя борода, – заявил он. – Ты похож на разъярённого медведя.
– Джастин... – укоризненно начала Фиби, но Уэст только рассмеялся.
– Я и был всё лето разъярённым медведем.
– Ты должен побриться, – приказал Джастин, обхватив ладонями лицо Уэста по обе стороны от его улыбающегося рта.
– Джастин! – воскликнула Фиби.
– Побрейся, пожалуйста, – с усмешкой поправил себя мальчик.
– Побреюсь, – пообещал Уэст, – если твоя мама даст мне бритву.
– Мама, дашь ему бритву? – спросил Джастин.
– Сперва, – сказала Фиби сыну, – пусть мистер Рэвенел удобно разместится в гостевом домике. Позже он сам решит, хочет он оставить бороду или нет. Мне, например, она нравится.
– Но она щекотная и царапается, – пожаловался Джастин.
Уэст ухмыльнулся и уткнулся лицом в шею мальчика, отчего тот взвизгнул и попытался увернуться.
– Пойдём поздороваемся с твоим братом.
Однако, прежде чем они направились в столовую, он на мгновение встретился взглядом с Фиби. Выражение его лица не оставляло сомнений, что их порывистый поцелуй был ошибкой, которую он не намеревался повторять.
В ответ Фиби одарила его скромным взглядом, не выдав своих истинных мыслей.
"Если ты не собираешься давать мне клятвенных обещаний, Уэст Рэвенел... Я буду довольствоваться тем, чем смогу".
Глава 23
После завтрака Уэст весь на нервах отправился вместе с Фиби на экскурсию по поместью. Величественный особняк с портиком, классическими белыми колоннами и рядами окон в каждой стене разительно контрастировал с беспорядочной якобинской архитектурой дома в Приорате Эверсби. Здание было элегантным, как греческий храм, оно возвышалось на холме, откуда открывался вид на ландшафтные парки и сады. Зачастую казалось, что некоторые дома небрежно опустила на землю чья-то гигантская рука, но этот так гармонировал с пейзажем, что складывалось ощущение, будто он здесь вырос.
Высокие оштукатуренные сводчатые потолки прохладного белого цвета и широкие лестницы придавали интерьеру лёгкость. Обширная коллекция скульптур из мелкозернистого мрамора напоминала музейную, но многие комнаты украшали толстые ковры с бахромой, уютная мягкая мебель и пальмы в глазурованных глиняных горшках.
Пока они переходили из комнаты в комнату, Уэст был немногословен. Он воспринимал всё слишком близко к сердцу и изо всех сил старался скрыть это под маской рассудительного человека. Казалось, его сердце только сейчас вновь забилось после нескольких месяцев спячки, разгоняя кровь по венам, пока не разболелись все конечности.
Теперь ему стало абсолютно ясно, что он никогда не найдёт замену Фиби. Никто и близко с ней не сравнится. Он будет мечтать только о ней одной. Это даже не катастрофа... а самый настоящий приговор.
Не меньше Уэста беспокоила привязанность, которую он испытывал к её детям, душераздирающе невинным созданиям с восторженными взглядами, сидевшим с ним за завтраком. Он чувствовал себя мошенником посреди этой домашней идиллии, ведь не так давно он был негодяем, которого другие мужчины и близко бы не подпустили к своим семьям.
Он вспомнил разговор с Итаном Рэнсомом накануне вечером за ужином в таверне Вест-Сайда в Лондон. Мужчины быстро подружились, пока Рэнсом залечивал рану в Приорате Эверсби. На первый взгляд они не имели ничего общего: Уэст родился в аристократической семье, а Рэнсом был сыном ирландского тюремщика. Но в их характерах присутствовало много схожих черт: оба были глубоко циничны, но втайне сентиментальны, при этом прекрасно осознавали тёмные стороны своей натуры.
Теперь, когда Рэнсом решил отказаться от одинокой жизни и жениться на докторе Гарретт Гибсон, Уэст был озадачен, но в то же время завидовал уверенности этого человека.
– Тебя не смущает, что придётся делить постель с одной единственной женщиной до конца жизни? – спросил он Рэнсома, когда они беседовали за кружками эля, смешанного с портером.
– Ни капли, – ответил Итан с ирландским акцентом. – Она - свет моих очей. Кроме того, я бы не стал предавать женщину, имеющую в своём распоряжении набор скальпелей.
Уэст усмехнулся, но тут ему в голову пришла другая мысль.
– Она захочет иметь детей?
– Захочет.
– А ты?
– От этой идеи у меня мороз по коже, – признался Рэнсом, пожав плечами. – Но Гарретт спасла мне жизнь. Поэтому она может делать со мной всё, что захочет. Если ей придёт в голову продеть мне в нос кольцо, я буду смиренно стоять, как ягнёнок, пока она не закончит.
– Во-первых, городской ты франт, никто не продевает колец в носы ягнят. Во-вторых... – Замолчав, Уэст осушил половину кружки и хрипло продолжил: – Твой отец бил тебя и пряжкой, и ремнём, и кулаками, так же, как и мой меня лупил.
– Ага, – ответил Рэнсом. – Он называл это "исправительством". Но какое это имеет отношение к делу?
– Ты, вероятно, будешь поступать также со своими собственными детьми.
Глаза Рэнсома сузились, но голос оставался спокойным.
– Не буду.
– Но кто тебе помешает? Жена?
– Я сам, чёрт побери, – ответил Рэнсом с более ярко выраженным акцентом. Он нахмурился, увидев мину на лице Уэста. – Ты мне не веришь?
– Не верю, что это окажется так уж просто.
– Крайне просто, если я хочу, чтобы они меня любили.
– Они в любом случае будут тебя любить, – мрачно проговорил Уэст. – Все жестокие люди знают: независимо от того, какое зло они творят, их дети всё равно будут их любить.