- Нет.

- Я приеду через полгода сюда и увезу вас в Россию.

Джильда с тоской глядела на Весеньева и молчала.

- Вы отказываете?

Джильда не роняла слова и сидела с поникшей головой.

- Вы, значит, нисколько не любите меня, Джильда? А мне казалось...

Лицо Весеньева вдруг побледнело, голос был полон тоски, и на глазах дрожали слезы.

Маленькая женщина быстро подняла голову.

Еще секунда - она рванулась с дивана и, обвивая шею Весеньева, прильнула своими устами к его устам и снова села на свое место.

А слезы так и бежали из ее глаз.

- Джильда! Родная! Голубка моя! - проговорил по-русски Весеньев, умиленный и готовый плакать от счастья.

И, целуя ее руки, он по-английски продолжал говорить о своей любви.

А она, перебирая тонкими, бледными пальцами его кудрявые волосы, повторяла:

- Лучше забудь меня. Лучше забудь!

Определенного ответа она не дала, но не лишала его надежды.

Они расстались, обещая писать друг другу.

Письма ее были печальны и полны любви.

III

Солнце уплывало за горизонт.

- На флаг! - скомандовал Весеньев.

К спуску флага наверх вышли все офицеры.

Солнце исчезло из глаз, а на горизонте тотчас же потускнели яркие краски. Горнист заиграл зорю. Все обнажили головы. Спустили флаг. Со спуском флага день на военном судне окончился.

В скором времени была пропета матросами молитва и розданы койки.

После коротких сумерек быстро опустилась ночь, чудная, теплая ночь. В небе засверкали мириады звезд, и луна, томная, задумчивая и красивая, медленно поднималась все выше и выше, обливая своим серебристым светом и полосу океана, и паруса "Чайки", и палубу клипера.

Каким-то волшебством дышала эта ночь.

Весеньев шагал взад и вперед по мостику, вдыхая полною грудью, и мечтал о встрече с Джильдой.

Какое неожиданное счастье, что в Гонолулу, где собралась эскадра, адмирал приказал командиру "Чайки" идти в Сан-Франциско и там дожидаться его. Наверное, придется стоять около месяца. Каждый день он будет у Джильды, и вопрос о свадьбе решится. В последнем письме она писала, что согласна. Она и не догадывается, что послезавтра он будет у нее. Он нарочно явится сюрпризом.

И молодой лейтенант представлял себе радость встречи, и сердце его замирало. И он глядел на океан, глядел на луну и на звезды, и видел одну Джильду.

Пробило восемь ударов полуночи, и на смену Весеньева пришел другой вахтенный офицер.

- Все паруса... Курс WSW{372}. Ветер восемь баллов... Ходу десять узлов... Хорошей вахты! - весело говорил Весеньев, сдавая вахту мичману.

Он бегом бросился в кают-компанию. Там вестовой уж приготовил ему стакан горячего чая.

Там же сидел, читая книгу, и друг его, лейтенант Оленич.

Они были друзьями еще с морского корпуса и с тех пор жили душа в душу, братски привязанные друг к другу.

Весеньев был такой веселый, такой жизнерадостный, что Оленич невольно спросил:

- Что с тобой, Боря?.. Отчего ты сияешь?

- А разве я сияю?

- Совсем... Точно собираешься идти на свидание с любимой женщиной, а не ложиться спать! - засмеялся Оленич.

Весеньев покраснел.

Он присел к столу рядом с Оленичем и тихо шепнул ему:

- Ты почти угадал, Володя... Я тебе ничего не говорил раньше, но теперь скажу... Ты ведь мой единственный друг.

И Весеньев рассказал о том, что любит миссис Джильду и собирается жениться.

- Ты с ума сошел! - воскликнул Оленич, когда его друг кончил.

- Отчего с ума сошел?

- Да ведь ты совсем не знаешь этой дамы. Я видел тогда на балу, и...

- И что же?

- И скажу тебе по правде, она мне не понравилась...

- Отчего?

- Трудно сказать... В ней есть что-то скрытное... Точно ей есть что скрывать.

- Ты, Володя, гнусно смотришь на женщин вообще и потому говоришь вздор. Придем в Сан-Франциско, и я тебя познакомлю с Джильдой... Тогда ты увидишь, какая это прелестная женщина.

- Но, во всяком случае, Боря, ты хоть спроси о ней у нашего консула. Он всех знает.

- К чему спрашивать?

- А как же? Быть может, твоя миссис Джильда просто авантюристка...

Весеньев стал белее сорочки и вздрагивающим голосом произнес:

- Оленич! Я люблю тебя, как брата, но если ты когда-нибудь осмелишься сказать о ней подобное слово... мы навеки враги.

Оленич пожал плечами с видом сожаления.

- Прости, Боря... Ведь я твой друг и потому позволил себе сказать...

- Гадость! - прибавил Весеньев. - О, я непременно познакомлю тебя с ней, и ты убедишься, что это за чудное создание.

- И однако муж ее, говорят, шулер...

- Может быть... Но разве она виновата... Может быть, она этого и не знает...

- Мудрено не знать, если весь город знает...

- Ну и пусть знает...

- И живет с ним и пользуется средствами шулера... Боря, голубчик, не торопись, умоляю тебя... Прежде разузнай, расспроси... Ты ведь доверчив, несмотря на свой ум, и наивен, несмотря на то, что считаешь себя знатоком людей... Связать себя на всю жизнь...

Оленич замолчал, взглянув на страдальческое лицо друга. Он понял, что продолжать было бесполезно, не рискуя поссориться с человеком, которого любил.

И он решил иначе спасти друга от легкомысленной женитьбы.

IV

Через день "Чайка", слегка попыхивая дымком из своей белой трубы, тихим ходом входила на сан-франциский рейд.

Клипер еще накануне подчистился, прибрался и показывался теперь в чужие люди нарядным, изящным щеголем, возбуждавшим завистливое удивление на военных иностранных судах, стоявших на рейде. А их было немало.

И моряки разных национальностей ревниво смотрели, как ловко проходила среди купеческих кораблей "Чайка" и как хорошо она стала на якорь и быстро спустила все свои шлюпки на воду.

А Весеньев уже торопливо одевался в своей каюте в новую летнюю статскую пару и в пробковом "шлеме", обернутом белой кисеей, в светлых перчатках, с тросточкой в руках, имел вполне джентльменский вид.

Он отправился в город с первой же отходившей шлюпкой.

Оленич, бывший на вахте, проводил своего друга взглядом, полным сожаления. Он сегодня же вечером собирался поехать к консулу и разузнать от него об этой миссис Джильде Браун.

Несимпатична была ему эта маленькая брюнетка с грустными глазами... Теперь же, после признания Весеньева, он прямо-таки относился к ней враждебно и готов был поверить всяким дурным о ней слухам.