Такого рода увлеченность, считал я, свойственна всем Детям его возраста. Они увлекаются то радио, то астрономией, но время проходит, и увлечения меняются. Так и Дзиро, До школы, например, он не расставался с атласом рыб. Затем переключился на профессиональную борьбу (в то время его любимым журналом был «Гонг»). Охладев к борьбе, начал зачитываться рассказами Сатио Тогава о животных. Казалось, что увлечение сумо постигнет та же Участь и его заинтересует что-нибудь еще.

Это случилось пять лет тому назад. День клонился к вечеру, дул сильный ветер. Дзиро тогда учился во втором классе средней, а я, бросив работу главного редактора, организовывал небольшое издательство и с головой ушел в подготовку нового журнала. Я решил издавать журнал о здоровье. В то время подобные журналы еще не выходили, и я со всем пылом взялся за дело. Однажды, закончив дела в городе и вернувшись в гостиницу, в которой один номер был временно приспособлен под нашу редакцию, я увидел в холле одного из своих сотрудников. Он явно кого-то поджидал. Заметив меня, сотрудник подошел и с серьезным видом, пряча улыбку, сообщил как о чем-то важном:

– Господин директор, пришла ваша супруга.

– Вот как? – с деланным спокойствием ответил я, и у меня сразу же мелькнула мысль о Ёсиэ Кавасима. Моя связь с этой женщиной длилась уже более трех лет, два года назад у нас родилась дочь Миэко. Но я тотчас же подумал, что вряд ли жене стало известно о Ёсиэ. И все-таки Акико появилась в редакции впервые, поэтому я направился к лифту, терзаясь сомнениями. Наверняка ее привело сюда не внезапное происшествие или несчастье, а какое-то личное дело, иначе жена предупредила бы о своем приходе по телефону.

Я открыл дверь. На краешке дивана в чинной позе сидела Акико. На ней было кимоно с узором «осима» по белому полю. Ее руки с переплетенными пальцами лежали на коленях. Глядела Акико прямо перед собой. В каком-то оцепенении я внимательно смотрел на ее плечи, вдруг опустившиеся, когда она увидела меня. Из окна сквозь шторы упал луч света, и горчичного цвета узор стал серебристо-зеленым. К стройной фигуре жены очень шло это кимоно. Акико знала это и, отправляясь по делам, непременно надевала его. Что же случилось? И носки таби, и дзори[1] – все на ней было новое. Заметив, что рядом лежит еще и черное хаори,[2] я спросил:

– Что случилось?

– Нам необходимо поговорить. – Акико, не вставая с места, подняла на меня глаза. Судя по всему, она пришла по делу, которое можно было обсудить и здесь, но я не стал садиться на диван, а предложил:

– Может, выйдем отсюда?

– Я по поводу Дзиро, – сразу же начала Акико, как только мы вышли из комнаты. Теряясь в догадках, что же такое мог натворить Дзиро, я тем не менее отметил, как хороша сегодня Акико, и пристально посмотрел ей в лицо. Акико тоже окинула меня внимательным взглядом.

– Он заявил, что решил стать борцом сумо, – сообщила жена поразившую меня новость.

– Шутит небось! – невольно громко воскликнул я, удивившись.

– Вовсе нет. Сегодня утром звонил его ояката.[3] Он хочет, чтобы Дзиро начал заниматься у него. Вот, дескать, и позвонил, чтобы получить наше разрешение. Я совсем растерялась, вначале ничего понять не могла.

– Да, дела…

– Дзиро, оказывается, тайком посещал его. Три раза. Ояката сказал, что Дзиро по нынешним временам очень воспитанный и прилежный мальчуган. Он специально прилетел с Кюсю, чтобы с нами посоветоваться.

Естественно, для нашей семьи все это было как гром среди ясного неба. Мне стало понятно, почему взволнованная жена прибежала сюда. Только уж больно она нарядилась. Не на встречу ли с ояката собралась? – обеспокоился я.

– Скажи этому человеку, пусть подождет. Да и намерения самого Дзиро следует выяснить хорошенько, как думаешь?

– Разумеется, я тоже так считаю. Поэтому и просила подождать. Разве обсудишь такие дела по телефону?

– И все же я удивлен…

Из рассказа Акико явствовало, что сын уже бывал у некоего борца-чемпиона, которого он буквально боготворил. Чемпион имел достаточно скромный разряд «сэкиваки». Ему не удавалось подняться выше «саньяку», но и ниже «хирамаку» он не опускался. По мнению Дзиро, смотревшего уже глазами профессионала, этот борец не имел себе равных по владению приемами. Далее я узнал, что сын много рассказывал о нем. Желание пообщаться с чемпионом было естественным, как для всякого юного болельщика, и психологически объяснимо. Однако далеко не всякий болельщик решится по-настоящему последовать примеру своего кумира.

– Дзиро ведь только во втором классе. Как бы там ни было, ему еще рано определять свой жизненный путь.

– Он говорит, что в будущем году намерен поступать в школу борцов. Туда принимают лишь по окончании средней школы… Отец, что же делать? – растерянно моргая, спрашивала Акико.

Нелепые, похожие на какие-то гигантские арбузы мужчины выходят на арену и принимают странные позы – такой представлялась мне борьба сумо. Хотя Дзиро был одним из самых крупных мальчиков в школе, это вовсе не предполагало, что со временем он может превратиться в подобное страшилище. Сын не обладал чрезмерной комплекцией, но и худощавым не был. При росте сто семьдесят пять сантиметров – довольно необычном для ученика средней школы – имел нормальное сложение. Он отличался только удивительной гибкостью тела, легко мог делать шпагат, с трудом выполняемый даже борцами-профессионалами. Если Хадзимэ в школе во время спортивных занятий не раз получал травмы, то с Дзиро подобного ни разу не случалось. Зимой он мог спокойно ходить раздетым и в самые жестокие холода не нуждался в отоплении своей комнаты.

Его табель с оценками я ни разу не видел, как, впрочем, и табель Хадзимэ. Я не брал их в руки не из каких-то особых принципов. Мой метод воспитания заключался в том, что я не понукал сыновей: «Учитесь!», а давал понять, что учеба – их личное дело. У нас с женой было решено не посылать детей учиться в дорогие частные колледжи. Дзиро и так учился достаточно хорошо, чтобы попасть в высшую школу. Поэтому вовсе не школьные неурядицы побудили сына заняться борьбой. Видимо, сказалось его увлечение журналами по сумо. Из этих журналов он черпал не только информацию о состязаниях борцов, они явились также для него источником определенного духовного воздействия. Однажды я спросил Дзиро о том, какой, по его мнению, самый серьезный вид спорта. Уверенным, чрезвычайно удивившим меня тоном он ответил:

– Сумо. Только в мире сумо по-настоящему сохраняются традиции.

Дзиро говорил без тени сомнения, так, как специалист излагает свои выводы дилетанту, и я понял, что сын увлечен именно духом старины, культивировавшимся в сумо. Этим же вызвано и его нынешнее решение приступить к занятиям сумо прямо сейчас, не дожидаясь окончания школы. Ведь на страницах журналов по сумо часто утверждалось, что борцам, начавшим заниматься борьбой лишь после окончания высшего учебного заведения, даже если они обладают прекрасными физическими данными и отличной техникой, не хватает духовной закалки.

– Во всяком случае, мне нужно подумать, – сказал я Акико. – Передай Дзиро, чтобы он пока подождал.

Акико свела брови, кивнула в знак согласия и, словно под порывом ветра, зябко поежилась.

– Может, посидим в баре? – предложил я.

– Хорошо бы, – улыбнулась Акико весело. – Но не стоит зря тратить деньги. Пожалуй, куплю что-нибудь на ужин и поеду домой.

– Ну как хочешь.

– Значит, так и сказать Дзиро? Но только лучше долго его не томить. Мне кажется, он очень волнуется, ожидая отцовского решения.

– Думает, что я буду против?

– Видимо, да.

Расставшись с Акико у входа в гостиницу, я вдруг задумался – а что же сама-то жена думает по этому поводу? Ведь она ни словом не обмолвилась о своем мнении. Удалявшаяся фигура Акико на какое-то время потерялась в толпе, а затем снова возникла на перекрестке.