Танкреди подёргал его за куртку.

— Грегорио, можно прокатиться?

— Тебе не страшно?

— Чего мне бояться? Это мой конь, мне его подарил отец.

«Конечно, а как ещё рассуждать этому малышу?»

— Но это не вещь, это животное, а животные не такие, как люди. У них есть инстинкты. Ты не можешь купить их: если ты ему понравишься, то проблем не будет; а если нет, то он никогда не станет твоим.

— Даже если я заплатил?

Грегорио улыбнулся.

— Даже в этом случае.

— Тогда как это сделать?

— С любовью. Идём, — он подхватил мальчика на руки, поднёс к лошади и постепенно притянул его ручку к гриве. — Вот так, погладь его. — Но едва Танкреди попробовал, лошадь заржала и резко подняла морду, так что мальчик тут же в испуге отдёрнул руку. Грегорио Савини рассмеялся.

— Лгунишка! Ты ведь сказал, что не боишься!

— Это ты напугал меня своими разговорами!

Грегорио опустил его на землю. Он был готов.

— Вот, дай ему это... — он протянул его кусочек сахара. На этот раз лошадь была спокойней, и Танкреди смог положить кубики ей в рот, прежде чем убрать руку.

А всего неделю спустя он уже сидел на этой лошади и прогуливался у ограды перед конюшнями. Грегорио контролировал процесс с помощью длинной узды и заставлял лошадь медленно идти по кругу. Сам Танкреди в пределах своих возможностей пускал коня рысью.

— Смотри, Грегорио... Он идёт, идёт... Сработало!

— Помни, что это животное, и оно нуждается в твоей любви.

Сидя верхом, Танкреди погладил его шею и что-то ему прошептал. Грегорио был рад, что научил его ездить верхом. Это была одна из многих вещей, которым он его научил. Но потом Танкреди вырос и после смерти Клаудине изменился. В девятнадцать лет он решил навсегда покинуть виллу Пиамонте. Он начал путешествовать и захотел, чтобы Грегорио Савини всегда был рядом. Возможно, и по этой причине Грегорио покинула мечта о сыне, потому что в некотором смысле он нашёл сына в нём, и к тому же без естественных осложнений в виде женщины. Их отношения становились всё крепче, хотя они всегда сохраняли некоторую дистанцию.

— Всё, мы на месте.

Лопасти стали замедляться в тот момент, когда шасси коснулись покрытой снегом земли. Они не успели ещё выйти из вертолёта, когда увидели бежавшего им навстречу старого индейца.

— Добро пожаловать! Как прошёл перелёт?

— Отлично, спасибо.

— Уверен, Вы захотите немного отдохнуть... В Вашем распоряжении две палатки. Внутри Вы найдёте новую одежду, в которой Вам будет теплее, как и просили. Я попросил принести Вам куртки из микроволокна с начёсом. Давайте-давайте, я буду ждать Вас снаружи.

Танкреди посмотрел на Грегорио и улыбнулся. Савини продумал всё до мелочей и за такой короткий срок. Такой человек – бесценен. «Мне повезло», — подумал он и исчез в своей палатке. А чуть позже, когда он вышел, Грегорио и индеец уже были готовы. Все трое залезли в вездеход и по узким дорожкам поднялись на гору.

— Моё имя Пекин Пуа. Вообще-то, так меня зовут здесь. Моё настоящее имя очень длинное и гораздо труднее этого, так что Вам знать его бесполезно. Я настолько привык к своему нынешнему имени, что если бы кто-то назвал меня настоящим, я бы, наверное, даже не обернулся... Ха-ха… — он в одиночку рассмеялся, немного комически, что в конце концов превратилось в неудержимый кашель, который выдал его, как заядлого курильщика. Хотя в его словах не было ничего смешного.

Танкреди и Грегорио переглянулись. Последний развёл руками: в некотором смысле он чувствовал ответственность за эту бесполезную попытку устроить комедию. Танкреди улыбнулся ему. Это ведь тоже составляло красоту происходящего. Вездеход взбирался по узкой и крутой лесной дорожке. Солнце поднималось быстро, и некоторые снежные стены резко засветились. Снег сверкал и отражал розовый свет рассвета, который обнаруживал самые тёмные и скрытые закоулки.

— Остановимся здесь.

Все трое слезли с вездехода. Пекин Пуа закрыл двери и открыл большой багажник.

— Наденьте это... — он протянул им огромные снегоступы. Танкреди и Грегорио быстро натянули их. — А теперь возьмите это.

Он дал им то, ради чего на самом деле Танкреди хотел приехать сюда: арбалеты из углепластика. Лёгкие, превосходные, смертоносные. В пазу были десять готовых болтов, которые гипотетически имеют точность до трёхсот метров. Танкреди узнал об этом смертельном оружии из одной статьи, и то, что в Канаде существует эта новая форма охоты, мгновенно захватило его.

— Пойдём здесь. И держите это наконечниками вниз.

Пекин Пуа больше не шутил. Они медленно пошли по каньону и с большим усилием поднялись на холм свежего снега. Так они двигались больше часа, пока не оказались у входа в ущелье поменьше.

— Тс-с-с... — индеец присел на корточки за горкой. — Они должны быть здесь.

Потихоньку, аккуратно он высунул голову из-за камня. Улыбнулся. Да. Как он и думал. Спокойно расположившись на небольшом освещённом островке, они срывали крошечные ягодки с каких-то кустов. Солнце уже поднялось высоко и стало тепло. Танкреди и Грегорио подошли к камням и посмотрели туда, куда указывал Пекин Пуа. И тогда они увидели их. Это была чудесная пара белых оленей. Один из них был большим, высоким, важным; у него были сильные и мощные рога, и время от времени они запутывались в ветках, тогда он качал ими. Его шея едва ли не вырывала растения, такой сильной она была. Делая это, он помогал своей подруге есть, она собирала ягоды, которые падали на снег. Пекин Пуа взял бинокль со своей шеи и сфокусировался на этих двоих. А затем посмотрел на число, появившееся в объективе.

— Больше трёхсот метров. Это невозможный выстрел.

— Сложный, но не невозможный, — возразил Танкреди, освобождая предохранитель арбалета.

Индеец улыбнулся.

— Да, это почти невозможно, для этого нужно быть настоящим везунчиком.

Танкреди присел, поднял арбалет и оперся им о скалу. Затем посмотрел в прицел. Вдруг в прицеле появился тот олень. Великолепный, рассеянный, невинный. Под солнцем он продолжал свою борьбу с букетами кустов, едва ли не качаясь на них. Он танцевал рогами, сгибая спину и демонстрируя силу своих мускулов и этих диких копыт, привыкших с давних времён скакать по горам. А затем он убежал, словно что-то услышал. И быстро остановился в тишине. Он поднял голову и сфокусировал взгляд на одной точке. Он замер – спокойный, неподвижный, осторожный. Он что-то почуял: опасность, другое животное или, того хуже, человека. Олень резко обернулся один, два раза. Отражения солнца ослепляли, и он ничего не увидел. Тогда, неосмотрительный, он снова занялся кустом.

Танкреди поставил указательный палец на курок.

— Спокойно, — рука индейца резко опустилась на его арбалет. Танкреди повернулся к нему. Обратил на него пристальный взгляд. Индеец не расставался со своим мощным биноклем. — Смотри.

Он указал рукой в том же направлении. Танкреди снова посмотрел в прицел и переместил оружие на несколько миллиметров. Между двумя оленями неожиданно возник совсем юный белый оленёнок. Он неуверенно пытался шагать на своих стройных копытцах. Балансировал, время от времени падал ничком в снег. Тогда мать снова ставила его на ноги, помогая, как может, подталкивая снизу. Под солнцем между покрытыми снегом горами царила тишина.

Высокие сосны, покрытые снегом, пытались освободить свои кроны. А ещё слышался шум водопада, приглушённый этим новым снежным манто, которое накрывало всё пространство под деревьями; эхо легко плыло по всей долине. Семья белых оленей была свободна, счастлива, цельна в своём естественном цикле: жить, питаться, размножаться.

Пекин Пуа улыбнулся, глядя на них.

— Мы встретим и другие экземпляры чуть дальше, пойдём.

Танкреди лишь покачал головой. Грегорио понял, что тот хотел сказать. Он остановил индейца.

— Мы приехали на охоту, а не ради сантиментов.

— Но...

— Деньги, что Вы просили, и это довольно большие деньги, были уплачены не для того, чтобы вестись на эмоции.