— Да-да... Теперь твоя очередь. Ты была хоть раз неверна Андреа?

— Нет.

— То есть, за все эти годы, прошедшие с момента аварии, несмотря на то, что мы не можете путешествовать, он не может выходить, ни сходить в театр, ни с кино, ни в пиццерию, ни в спортзал… ты никогда ему не изменяла?

— Для начала: нельзя изменять человеку просто потому, что он не может делать некоторых вещей... Я думаю, что отношения, которые ты поддерживаешь с человеком, и то, что ты к нему чувствуешь, гораздо важнее совместных походов в спортзал или в любое другое место...

На самом деле, если полагаться на образ мыслей Софии, эта ситуация казалась ей настоящей клеткой. Она сделала глоток чая. Он уже остыл, но прекрасно утолял жажду после всех этих разговоров. И тут Лавиния задала ей ещё один совершенно неожиданный вопрос:

— Значит, ты никогда не изменяла Андреа даже в воображении?

У Софии не было слов. Лавиния открылась ей, была искренней. И вот задала ей такой вопрос. Она не могла лгать, это было бы нечестно, она такого не заслужила.

— Да, однажды я ему изменила.

— Ох! — теперь Лавиния казалась намного довольней. — Видишь, ты меня понимаешь. Простите… — подозвала она официантку: — Две водки, пожалуйста.

15

Рим, Авентино. Танкреди посмотрел на часы. Они должны были закончить десять минут назад. Его расчёты были точными. Открылась большая дверь церкви. Группа детей выбежала на улицу и быстро спустилась по лестнице. Была среда, и в отличие от прошлой недели дождя не было. Кое-кто из родителей ждал у своих машин. А ещё был маленький автобус, который определённо должен был развести по домам остальных детей.

Грегорио Савини наблюдал эту сцену, любопытный и отвлечённый в одно и то же время. В течение последних лет он сделал многое, но это, хоть и было уникально по своей простоте, превзошло всё.

— Вот, это она.

Танкреди показал на девочку кивком головы. Кудрявая девчушка с веснушками на щёчках и большими тёмными глазами сбегала вниз по лестнице.

— Мама, мама, вот и я!

Она помахала руками, чтобы мать заметила её, словно она и без этого не выделяется в толпе других. Это была самая весёлая, живая, а ещё самая милая девочка из всех, кто только что вышел из церкви. Хотя Танкреди, честно говоря, даже не смотрел на других. Он ещё чуть-чуть подождал, прежде чем двинуться. В одно мгновение он даже понадеялся, что из церкви сейчас выйдет и она сама, Последняя Романтика, но это было бы слишком просто. А ему не нравились слишком простые вещи. Он всё ещё не знал, насколько сложным всё окажется на этот раз.

Маленькая Симона поцеловала свою маму и тут же выплеснула на неё весь свой восторг, не давая ей ни секунды передышки.

— Оля сказала, что у меня будет соло, что в следующем хоре я буду солисткой, мама, как здорово. Я счастлива. Наверное даже будет телевидение!

— Симона...

Мать покачала головой, услышав последнюю реплику. Симона заметила её упрёк и попыталась оправдаться.

— Нет, я хотела сказать, что, может, нас покажут в новостях, иногда по воскресеньям рассказывают новости перед церковью.

— Но ведь это месса, на которой представят Папу.

— А что значит представлять? Разве его ещё не все знают?

Мама рассмеялась. На какое-то мгновение она забыла, что этому чудному созданию напротив неё всего шесть лет.

— Это – праздник для верных, для верующих, для христиан… или для туристов, которые собираются перед Папой на площади Святого Петра.

— А...

Мама поправила на ней курточку, потом открыла дверь, чтобы девочка залезла в машину, но за спиной услышала голос, который остановил её:

— Простите, синьора...

Перед ней возник элегантный мужчина, одетый в синюю куртку, белую рубашку и тёмно-серые брюки, и улыбнулся ей. Красавец, около тридцати пяти лет, — возможно, даже меньше, — загорелый, уложенные волосы, приятная улыбка и притягательные синие глаза. Мать Симоны оторопела на несколько секунд. Он уверен, что ему нужна она? Чего он хочет? В этот момент за спиной мужчины остановилась машина, темный Бентли. Из неё вышел синьор постарше, но такой же элегантный. Это похищение? «Ну, с какой стати? Мы ведь совсем не богачи». Наконец, тот, что стоял рядом, положил конец её сомнениям.

— Простите за беспокойство, но я хотел бы поговорить с этой девочкой. Это Ваша дочь?

— Да, — мать напряглась. — А что случилось? Почему Вы хотите с ней поговорить? — сбитая с толку происходящим, она достала из сумки мобильник и открыла его, чтобы пригрозить им: — Я сейчас позвоню в полицию...

От этих слов у Грегорио Савини душа ушла в пятки. Танкреди и его идеи. В течение нескольких лет они сталкивались с гораздо более деликатными ситуациями без малейших проблем. И что теперь? В один момент оказалась в опасности работа всей жизни. Но Танкреди тут же вмешался, чтобы успокоить её:

— Нет, синьора, Вы неверно меня поняли. Прежде всего – извините, что я не представился, это было очень невежливо. Меня зовут Танкреди Ферри Мариани, а синьор, который меня сопровождает, это доктор Савини.

«Доктор Савини, — подумал Грегорио. — Он никогда меня так не называл. Но... мне нравится». Танкреди с улыбкой продолжил.

— А Вы – синьора...

— Карла Франчинелли.

— И малышка – ваша дочь.

— Да. Так я могу узнать, в чём дело?

— Я только хочу получить кое-какую информацию от Вашей дочери, но я буду говорить с ней перед Вами, чтобы не случилось никаких недопониманий, — казалось, что женщина успокоилась; однако в то же время ей была также любопытна эта странная ситуация. Танкреди заглянул в машину. — Как зовут эту красивую девочку?

Прежде чем мать успеет ответить, малышка решительно вылезла из машины.

— Меня зовут Симона. А Вы кто? Вы с телевидения?

У девочки было немного идей насчёт будущего, но те, что она имела, были довольно ясными.

— Нет...

— А... — Симона разочарованно опустила взгляд.

Тогда Танкреди присел перед ней и улыбнулся.

— Но ты можешь помочь мне, — Симона решила послушать его. — На прошлой неделе в церкви была одна синьора; когда вы закончили петь, она подошла к тебе, обняла; должно быть, эта женщина хорошо играет на фортепиано...

— Да! Это София!

Танкреди улыбнулся. Теперь у Последней Романтики есть имя. Маленький шаг вперёд. Он решил обратиться к матери.

— Вот и всё, синьора, это единственное, что я хотел узнать... Я хотел порекомендовать её своей племяннице, дочери моего брата, чтобы она ходила на её уроки. Я понял, что она очень хороший учитель. И хочу сделать девочке сюрприз на её день рождения.

Симона улыбнулась.

— Значит, Вы не имеете отношения к телевидению.

Танкреди развёл руками.

— Нет, прости.

А потом он подумал, что, если Симона может дать ему адрес, номер телефона или любой другой контакт Софии, то он мог бы исполнить её мечту о телевидении.

— Ты знаешь, где я могу её найти? — Симона не ответила. Только отрицательно покачала головой. — А у твоей мамы нет её номера телефона? Домашнего адреса?

Симона снова покачала головой, а потом улыбнулась.

— Я вспомнила, где видела тебя! На прошлой неделе ты стоял на лестнице перед церковью.

Танкреди встал на ноги и несколько смущённо улыбнулся Симоне, а потом и её матери. Он быстро попытался дать объяснение тому, что сказала девочка:

— Да, это правда. Я был в шортах. В тот день я бегал... — его взгляд пересёкся с взглядом Савини, который на весь его ответ лишь поднял бровь. На самом деле, он никогда не использовал такой метод. В любом случае, девочка, похоже, ничего не знала. Танкреди снова улыбнулся. — Ладно, это неважно. Всё равно спасибо. — Затем он обратился к матери: — До свидания, и простите ещё раз за беспокойство.

— Ничего страшного.

Ей хотелось добавить: «Вы меня совсем не побеспокоили... даже наоборот», — но не говорить же такое перед собственным ребёнком. Танкреди зашагал к Бентли, качая головой.