— Ничего не поделаешь...

Довольный, Грегорио Савини сел в машину. Этим он продемонстрировал, что без него Танкреди никуда не уедет.

— Синьор! — Симона сбежала из-под наблюдения своей матери и оказалась перед ними. Савини пожалел о своих недавних мыслях. — София преподаёт в консерватории каждый вечер, и в нечётные дни в церкви дей Фьорентини, на пьяцца делл Оро, — она улыбнулась. — Если пойдёте туда, точно встретите её.

Танкреди вышел из машины и улыбнулся ей.

— Спасибо... — затем он шепнул ей: — Ничего не говори маме, но в воскресенье я попрошу телевидение приехать только для того, чтобы снять тебя.

Симона была в восторге.

— Правда? Спасибо! — и убежала к своей матери.

Танкреди снова сел в машину и закрыл дверь.

— По вечерам она в консерватории или на пьяцца делл Оро... Видишь, Грегорио? А ты мне не доверял.

— Доктор Савини, пожалуйста, — он бросил на него взгляд в зеркало. — Это придаёт мне важности.

Танкреди рассмеялся и устроился на сиденье. Между тем Грегорио набрал скорость и заставил Бентли смыться с места преступления.

«София. Мне нравится это имя. Не встречал в жизни ни одной Софии». Он продолжил фантазировать об этой женщине, о том, как мало знает о ней, и о том, как сильно желает узнать о ней больше.

— Доктор Савини, Вы можете поскорей найти информацию об этой Софии?

— Конечно, доктор Ферри Мариани.

— О, нет, всегда зови меня Танкреди, не нравится мне казаться более важным, чем я есть.

— Как хочешь...

Он снова посмотрел на него через зеркало. София. Очередной каприз, который нужно удовлетворить. Интересно, что так впечатлило Танкреди на этот раз. Савини решил, что понять это невозможно, но был уверен, что эта женщина в конце концов останется в истории, как и все остальные. Он не знал, что с ней всё закончится гораздо сложнее.

Сам Танкреди, впервые с детства, думал о том, что придумать, как оказаться том месте, чтобы это казалось случайностью. «К тому же, как мне выглядеть? Как спортсмен, снова в шортах и футболке? Она меня примет за одного из тех типов, которые одержимы своей физической формой». Он снова подумал о девочке, о Симоне. Просто невероятно, что она заметила его тогда.

Он-то даже не заметил, что она тогда тоже была на лестнице и наблюдала всю сцену. Такие детали нельзя упускать из виду. София отвлекла его.

Карла Франчинелли спокойно вела машину; она краем глаза наблюдала за своей дочерью, которая сидела сзади, листая журнал, который нашла в машине. Наконец, мать решилась спросить её:

— Симона, что тебе сказал этот синьор, когда ты подбежала к его машине?

Дочь отложила журнал и удивлённо посмотрела на неё. Она не подготовила ответ. И что теперь сказать?

— Да ничего, просто «спасибо». Мама, почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, вернувшись, ты казалась самым счастливым человеком в мире... Он ведь не говорил тебе ничего о телевидении, правда?

Симона слегка покраснела, но постаралась, чтобы это осталось незамеченным.

— Мама, о чём ты думаешь? Ты одержима.

— Нет, это ты одержима.

— Мне нравится телевидение и нравится музыка, и что? Я хорошо беру ноты, так что у тебя нет повода не доверять мне.

Карла Франчинелли посмотрела на свою дочь. «У тебя нет повода не доверять мне. Я тоже говорила такое своей матери? Не думаю. Как же изменились дети! Неужели это наша вина? Или телевидения, которое так ей нравится?»

— Мама, как думаешь, он сочинил историю о своей племяннице?

— С чего ты взяла?

Симона довольно посмотрела на свою мать.

— Может быть, ему просто нравится София, а он не знал, как её найти...

— У тебя слишком бурная фантазия.

Симона пожала плечами.

— А мне кажется, что она ему нравится, вот и всё.

На некоторое время они замолчали.

— В любом случае... — сказала Симона, — если они будут вместе, я буду рада. София милая, я её так люблю, а он… очень красивый!

— Симона!

— Мама, это же правда, разве он тебе не понравился? Для тебя он не красивый?

Карла продолжала также спокойно следить за дорогой. А в голове её, как по волшебству, возникла вся прошедшая неделя: её муж, Лука, играющий в плейстейшн с друзьями из университета; у него уже живот, он носит просторную рубашку и очки, падающие на нос. И тут же возник образ Танкреди в синей куртке, белой рубашке, его загар, улыбка и глубокие глаза. Действительно, он очень хорош, это точное определение. Но Карла Франчинелли дипломатична, и в первую очередь она – мать, которая должна волноваться о том, что её дочь слишком быстро взрослеет. Так что она просто улыбнулась.

— Ладно… скажем так – он неплох.

16

— Нет, не так. Ты разве не заметил, что пропустил две ноты? Здесь ещё ми, а вот здесь – до, — она снова положила руку своего ученика на клавиатуру.

— Да... — он сделал длинный вздох. — Ты права.

«Ещё бы я была неправа. Не понимаю, почему некоторые родители хотят, чтобы кто-то из семьи насильно научился играть на фортепиано. Уверена, что паренёк бросит это дело. Зачем они тратят деньги? Любой ребёнок, особенно в таком возрасте, должен чувствовать страсть к тому, что делает. А если это не так, то он всё бросит при первой возможности», — подумала София.

— Сколько тебе лет, Саверио?

— Девять.

— Из твоей семьи кто-нибудь играет на музыкальном инструменте?

— Бабушка очень хорошо играла на фортепиано, но её уже нет. Тётя, сестра моей мамы, она очень хорошая, но они поссорились. И моей маме тоже очень хотелось научиться, только не получилось…

— Ты единственный ребёнок, правда?

— Да...

— А тебе нравится играть?

Саверио на мгновение задумался, наклонив голову, а затем поднял её с улыбкой.

— Довольно-таки...

София подумала, что это равносильно искреннему: «Ни капли, но мне всё равно приходится делать это».

Девушка посмотрела на часы, так, чтобы он не заметил. Ещё пять минут. Можно вынести.

— Ладно, Саверио, а что тебе нравится делать больше всего?

— Ну, посмотрим: мне нравится смотреть телевизор, играть в плейстейшн и Wii, читать комиксы... Больше всего мне нравятся «Драгон Болл» и «Гормиты». Ещё мне нравится ходить в кино, играть в мяч... А плавание не очень, потому что я сильно устаю и постоянно приходится вытираться, — София слушала этот список увлечений, который, кажется, никогда не закончится. В общем, мальчику нравится очень и очень многое, но ясно, что музыка в этот список не входит. И всё равно мать заставляет его проводить по четыре часа в неделю за фортепиано. Только потому, что она не научилась играть, а её сестра смогла. И этот бедный мальчик должен компенсировать лучшее, что умеет его тётя? Ладно, бедным его тоже не назовёшь. Его родители живут в восхитительной вилле на Париоли, и, если верить тому, что он рассказал, его отец – консул, постоянно путешествует по миру. — А ещё мне нравится чатиться с друзьями и посылать сообщения.

София наблюдала за мальчиком, пока тот завершал свой список. Естественно, у него уже есть компьютер и мобильник, несмотря на возраст. Он ещё слишком маленький. Возможно, фортепиано что-то ему и даст. Она посмотрела на часы. Прекрасно, время пришло.

— Ладно, Саверио, урок окончен. Увидимся в понедельник.

Мальчик взял куртку и рюкзак и вышел. София поправила партитуры. Следующей будет Аллегра, десятилетняя девочка, которой очень нравилось играть «Прелюдию Английской сюиты в ля миноре» Баха, и у которой довольно-таки неплохо получалось. А сама она выучила это произведение, когда ей было семь. Она помнила, словно это было вчера. Девушка раскрыла партитуру, прочла первые ноты и закрыла глаза. Звук фортепиано прозвучал в её голове. Её наполнили ноты; ножки девочки нажимали на педали; а выше её маленькие ручки летали по клавишам фортепиано. Голова с кудряшками наклонилась вперёд. Эта девочка кусала верхнюю губу, прилагая максимальные усилия, но улыбалась – для неё это было раз плюнуть. Затем она вспомнила свой первый концерт. Он был в большом зале с тысячей зрителей, а восьмилетняя девочка была абсолютно спокойна.