— Я была здесь.
— А я — на работе.
— А потом?
— Потом ходил в кино, — ответил Билл.
— А я думала, что у нас нет денег даже на такое невинное развлечение, как поход в кино.
— Платил не я, а Грания Данн. Она пригласила меня в благодарность за то, что я записался на курсы.
— Вот как?
— Да. Что-то не так, Лиззи?
— Все.
— Зачем ты приезжала ко мне домой?
— Хотела увидеть тебя и кое-что обсудить.
— Что ж, тебе удалось до смерти перепугать и мою мать, и меня. Почему ты не позвонила мне на работу?
— Я постеснялась.
— Твоя мама приехала? — Да.
— Ты ее встретила?
— Да, — безжизненным голосом подтвердила Лиззи.
— И вы доехали до дома на такси? — Да.
— Так в чем же дело?
— Она высмеяла мою квартиру.
— О Господи, и это все? Неужели ты целые сутки мучила меня неизвестностью, а потом вытащила сюда только для того, чтобы сообщить об этом?
— Конечно, — засмеялась Лиззи.
— Просто она… просто ты… в общем, у людей вроде вас принято так шутить.
— Но это не было шуткой.
— А чем это было?
— Она сказала, что у меня нелепая, смешная квартира, и заявила, что ни за что там не останется. Слава Богу, сказала она, я не отпустила такси и могу немедленно выбраться из этих трущоб.
Билл огорчился. Он видел, что Лиззи расстроена не на шутку. Что за бессердечная и неумная женщина — ее мать! И так почти не видит свою дочь, так неужели трудно быть с ней поласковее хотя бы те несколько часов, которые она в кои-то веки решила провести в Дублине?
— Я понимаю тебя, понимаю, — принялся он утешать Лиззи, — но ведь люди очень часто говорят несправедливые и неправильные вещи. Не стоит так переживать из-за этого. Пойдем наверх. Ну, пойдем же!
— Нет, я не могу.
Ей, видимо, хотелось, чтобы ее уговаривали.
— Лиззи, в банке я с утра до вечера общаюсь со множеством людей, которые постоянно говорят не то, что надо. Они вовсе не злые, но часто обижают других. Весь фокус в том, как не допустить этого. А потом я возвращаюсь домой, и мама говорит мне, что ей надоело готовить еду из мороженого цыпленка и консервированного соуса, а отец не устает повторять, сколько счастливых шансов он упустил в своей жизни, а Оливия заявляет всем и каждому, что я директор банка. Время от времени они начинают мне надоедать, но это не смертельно, к этому можно привыкнуть.
— Ты можешь, я — нет. — В голосе Лиззи снова зазвучали похоронные нотки.
— Так вы что, поругались? И всего-то? Это пройдет. Семейные ссоры быстро заканчиваются. Честное слово, Лиззи! Как поругались, так и помиритесь.
— Да нет, мы, собственно, даже не ругались.
— Так в чем же дело?
— Я заранее приготовила для мамы ужин: запекла куриную печенку, купила бутылочку шерри, сварила рис. Я показала ей все это, а она опять рассмеялась.
— Ну вот, я же говорил…
— Она не захотела у меня остаться, Билл, даже на ужин. Сказала, что заехала ко мне только из вежливости. Она собиралась в какую-то картинную галерею, на какую-то выставку, открытие чего-то там еще. Сказала, что опаздывает, и пыталась протиснуться мимо меня в дверь.
— Ну, и что дальше?
Биллу все это очень не нравилось.
— Ну вот, тут я и не выдержала.
— И что ты сделала, Лиззи? — Билла удивляло то, что Лиззи вроде бы вполне спокойна.
— Я заперла дверь, а ключ выкинула в окно.
— Что? Что ты сделала?!
— Я сказала: теперь тебе придется остаться, сесть и поговорить со своей дочерью. Я сказала: теперь тебе не удастся убежать от меня так, как ты всю жизнь убегала от отца и всех нас.
— И что она?
— Она буквально взбесилась. Колотила в дверь, вопила, что я такая же чокнутая, как мой папаша, и так далее в том же духе. В общем, сам знаешь.
— Нет, не знаю. Что было дальше?
— То, чего и следовало ожидать.
— Что именно?
— Когда она вдоволь наоралась, то села за стол и съела ужин.
— А потом снова принялась кричать?
— Нет, ее волновало только одно: вдруг в доме начнется пожар, мы не сможем выбраться (ключ-то я выбросила), и она сгорит дотла. Так и сказала: «Я сгорю дотла».
Мозг Билла работал неторопливо, но методично.
— Но потом-то ты ее выпустила из квартиры?
— Нет, не выпустила.
— Но ведь сейчас ее там уже нет?
— Отчего же, она все еще там.
— Лиззи, ты шутишь?
Она несколько раз подряд мотнула головой.
— Боюсь, что нет.
— Как же ты сама выбралась наружу?
— Через окно. Пока она была в туалете.
— Значит, она у тебя ночевала?
— А куда ей было деваться! Я спала в кресле, а она заняла всю кровать, — словно оправдываясь, проговорила Лиззи.
— Так, дай-ка мне во всем разобраться. Значит, твоя мать приехала вчера, во вторник, в семь часов вечера, а сейчас — среда, одиннадцать часов вечера, и она все еще здесь, насильно запертая в твоей квартире?
— Ну да.
— Но зачем? Скажи, ради всего святого, зачем ты это сделала?!
— Чтобы поговорить с ней. У нее никогда не находилось на это времени, ни разу в жизни.
— И она с тобой поговорила? Я имею в виду — теперь поговорила?
— Да нет, в общем-то. Не получилось у нас разговора. Она только и твердит, что я психопатка, чокнутая, двинутая и все такое.
— Я не верю в это, Лиззи, просто не могу поверить. Ведь она пробыла в твоей квартире даже не один день, а целые сутки! — У Билла голова шла кругом.
— А как еще мне было поступить? У нее никогда нет свободной минуты, она вечно куда-то бежит, с кем-то встречается. С кем угодно, только не со мной.
— Но так же нельзя! Нельзя запирать человека, если хочешь, чтобы он с тобой поговорил!
— Я понимаю, что это, возможно, не самое лучшее решение. Послушай, а может, ты попробуешь поговорить с ней? А то у нас как-то не очень получается.
— Я?! С ней?! Я?
— Билл, но ты же сам говорил, что хочешь познакомиться с моей мамой. Ты несколько раз это повторял.
Билл посмотрел во взволнованное лицо женщины, которую любил. Конечно, ему очень хотелось познакомиться со своей будущей тещей, но только не тогда, когда та фактически похищена, насильно заперта в квартире, сидит там почти тридцать часов и теперь, возможно, уже названивает в полицию. Тут нужна была дипломатия — искусство, которым Билл Берк никогда не владел.
Он подумал, как бы повели себя в подобной ситуации герои его любимых фантастических романов, но потом решил, что ни один, даже самый великий фантаст еще не додумался до ситуации, хотя бы отдаленно напоминающей эту.
По лестнице они поднялись к квартире Лиззи. Изнутри не доносилось ни единого звука.
— Может, твоя мама тоже выбралась через окно? — прошептал Билл.
— Нет, я заклинила окно снаружи, так что ей его не открыть.
— Но она могла выбить стекло.
— Нет! Ты не знаешь мою маму.
Верно, подумалось Биллу, однако сейчас ему предстоит узнать ее, причем при весьма необычных обстоятельствах.
— Как она себя поведет? Набросится на меня, станет кусаться?
— Нет, конечно, нет, — заверила Лиззи. Она презирала его за трусость.
— Ну ладно, но ты хотя бы поговори с ней, объясни, кто я такой.
— Нет, она злится на меня и скорее станет говорить с незнакомым человеком.
Билл расправил плечи и, обращаясь к запертой двери, заговорил:
— Гм, миссис Даффи, меня зовут Билл Берк, я работаю в банке, — громко произнес он, однако это его сообщение осталось без ответа. — Миссис Даффи, с вами все в порядке? Не могли бы вы заверить меня в том, что вы спокойны и находитесь в добром здравии?
— Ас какой стати мне быть спокойной и находиться в добром здравии! — послышался злой, но твердый голос из-за двери. — Моя вконец спятившая дочь заточила меня здесь, и клянусь, она будет жалеть об этом каждый день, каждый час — с этой минуты и до конца своей жизни!
— Миссис Даффи, если вы отойдете от двери, я войду и все объясню вам.
— Вы что, друг Элизабет?
— Да, очень хороший друг. Даже больше, я ее очень люблю.