Психиатрическая больница Бет Израиль находится в двадцати минутах езды от дома. Я могла бы поехать туда на велосипеде, как в принципе делаю обычно, но как только выпадает возможность, Рейчел с радостью вызывается побыть шофёром. Полагаю, ей нравился быть полезной. Я благодарю её за то, что подвезла, и она говорит мне, что заберёт меня через полтора часа. Она некоторое время стоит на месте, наверное, хочет убедиться, что я на самом деле попаду в группу. Если бы она могла, то, я уверена, водила бы меня везде за ручку. Войдя внутрь через вращающуюся стеклянную дверь, у меня появляется чувство, словно меня проглотили живьём. Чувство клаустрофобии, сдавливающее моё горло, когда я захожу внутрь, к счастью отступает. Мне становится легче дышать, когда я добираюсь до другой стороны. Фойе, как и в любой типичной больнице. Чрезмерно натёртые белые полы, яркие флуоресцентные лампы и скучные белые стены. Прямо передо мной зона регистрации с двумя сотрудниками, сидящими за длинным чёрным столом и отвечающими на звонки по телефону. Единственная отдалённо привлекательная вещь — деревянная лестница с кованными чёрными перилами справа от меня.

Я направляюсь к лифтам, расположенным ниже по коридору, и захожу в Старбакс на первом этаже, который ещё называют «зоной ожидания», а затем выхожу с чашкой холодного чая. Как только я заворачиваю за угол, то мне едва удаётся избежать столкновения с очень беременной женщиной и её парнем/мужем. Моё моментальное извинение не спасает меня от его гнева, и он продолжает материть меня.

— Глупая сука, смотри, блядь, куда прёшь!

Я бормочу еще одно извинение, прежде чем поспешно убегаю от ещё одной грубости. Без каких-либо ещё инцидентов, я запрыгиваю в лифт, нажимаю кнопку четвёртого этажа и выхожу из него, когда он прибывает на место назначения. Я последняя среди небольшой группы из восьми человек, которые ходят на занятия вместе со мной. Справа и слева по коридору, с застеленным ковром полом, тянется ряд закрытых дверей. Чёрные таблички с золотыми буквами висят возле каждой двери с указанием имён врачей и их специальностями. Амбулаторная групповая терапия проходит за пятой дверью слева от меня. Я захожу внутрь и смотрю на семь знакомых лиц. Они все сидят вокруг белого прямоугольного стола. Каждый второй стул пуст, потому что никто не сидит рядом друг с другом, за исключением, конечно же, туповатой парочки в конце стола. Джей и Сильвии. Они поставили свои железные стулья настолько близко друг к другу, что Сильвия практически сидит у Джея на коленях. Их руки лежат на столе, словно если они опустят их, то это будет считаться богохульством. Пять стульев по-прежнему остаются свободными. Я занимаю пустой стул недалеко от Сильвии, и проходит не так много времени, когда остальные четыре человека заходят в комнату, замыкая нашу группу из двенадцати человек. У нас два социальных работника, ответственных за нашу группу. В понедельник, среду и пятницу групповую терапию ведёт Патриция Уоллис. А по вторникам и четвергам Реджина Петерсон. Мне больше нравится Патриция, потому из них двух, кажется, она гораздо более опытна в своей работе, чем её коллеги. Кроме того, она умеет сочувствовать, поэтому с ней легко разговаривать. Так что я немного разочарована, что вместо Патриции сегодняшнее занятие ведёт Реджина.

— Я буду вести занятия вместо Патриции следующие две недели, — объявляет она.

— Почему? — спрашивает девушка, сидящая напротив меня.

Поправляя свои очки на носу, Реджина вздыхает.

— Я не уверена, Эллисон. Всё что мне известно, что она будет отсутствовать некоторое время.

— Я слышала, что её поймали за очень непристойным делом со своим пациентом. Это правда? — в то время как остальная часть комнаты заходится смехом, я смотрю на реакцию Реджины. Несмотря на то, что она пытается сохранять спокойствие, на её лице всё же отражается досада.

Хмурая складка появляется у неё на лбу.

— Как насчёт того, чтобы начать занятие, — это не вопрос. — Думаю, сегодня мы поговорим о собственном контроле.

Она становится возле доски и начинает вытирать её, а затем пишет какие-то неразборчивые слова, что выглядит так, будто писала курица лапой. Я достаю альбом из сумки и открываю его на той странице, где находится моя недавняя работа. Я не совсем её игнорирую. Я слушаю вполуха о чём она говорит, но она не говорит ничего нового, чего бы я раньше не слышала. Это будут долгие девяносто минут её назойливого голоса. За это время я могу закончить свой эскиз. Звук голоса Реджины отходит на задний план, когда вдохновение захватывает меня. Я теряюсь в своей работе, двигая пальцами с древесным мелком по странице, изображая демона. Одного из моих, вероятнее всего. Но другой человек вдохновил меня на этот жуткий рисунок. Чем больше отвратительного, тем лучше он кажется.

На моей странице монстр. Он состоит из резких, острых, жирных, чёрных линий и теней. У него дьявольские чёрные глаза и когти, которые тянутся вдоль альбома с целью вырвать меня из надуманного блаженства. Звук открывающейся двери возвращает меня в реальность. Как и все остальные в комнате, я автоматически перевожу взгляд на дверь. Требуется всего мгновенье, чтобы моё сердце пропустило удар, а мой разум пустился в скачки.

Что он тут забыл?

Этот вопрос застревает в стенках моего разума, пока я осматриваю его. Он одет в чёрный балахон, чёрные потёртые джинсы и изношенные чёрные сапоги. У него сегодня причёска рок-звезды — волосы спутаны, будто он только что встал с постели. Всё говорит о его присутствии. Это что-то настолько неповторимое, принадлежащее только ему, что я не могу отвести взгляд или продолжить рисовать. И это заставляет меня немного выпрямиться в кресле. Он обладает таким магнетизмом, что я смотрю на него, как на второе пришествие. Это также объясняет, почему, когда я пытаюсь сглотнуть, возникает такое ощущение, словно у меня во рту Сахара.

— Привет, — Реджина встречает его с натянутой улыбкой, нарушая неловкое молчание, возникшее с его приходом, — добро пожаловать в группу.

Он ничего не говорит в ответ, только протягивает ей сложенный листок бумаги и идёт дальше. У него медленная, ленивая походка. Неторопливо, словно само время должно подстраиваться под его грацию. Я быстро отвожу взгляд, когда он проходит мимо меня. Не хочу быть пойманной на том, что смотрю. Его ненависть, привлекает меня ещё больше, вместе с этим принося страх. Напряжённость пронзает мой позвоночник, когда он плюхается на сиденье рядом со мной. Из-за пота на моей коже, я одновременно ощущаю и холод и тепло. Следующий час и пятнадцать минут сладко невыносимые. Пытаюсь сосредоточиться на рисунке, что становится всё труднее сделать, и я не могу преодолеть это. Я вижу его уголком глаза, но не очень хорошо. И когда я приказываю себе не смотреть, желание сделать обратное, настолько сильное, что мне трудно бороться с ним. Я немного поворачиваю голову и скольжу взглядом по чертам его лица. У него широкий лоб и низко посажены брови над дремлющими глазами. Когда он спит на него легче смотреть. Я изучаю его квадратную челюсть и ямочку на подбородке, которая ведёт к мрачной линии его рта. Небольшой белый шрам, заметный только вблизи, тянется к уголку его нижней губы. На его носе виднеется небольшая горбинка, но это едва портит его мужскую красоту. У него высокие острые скулы и тёмные ресницы, соответствующие цвету его волос. Они выстрижены по бокам, а верхнюю часть он собрал в небольшой хвостик. Мои глаза возвращаются к его рту, если быть точнее к шраму, и в этот момент, когда мне становится интересно, откуда он у него появился, Реджина объявляет, что занятие окончено.

— Ладно, ребята, буду ждать вас на следующей неделе. Хорошо позанимались сегодня.

Я не знаю. Я была занята разглядыванием своей живой музы. В то время как все встают и покидают комнату, задвигая стулья и слишком громко разговаривая, Мэддокс продолжает спать, абсолютно необеспокоенный шумом. Я отталкиваюсь от стола, готовая следовать за всеми остальными, а затем, прежде чем успеваю подумать об этом, протягиваю к нему руку, намереваясь его разбудить. Это совершенно глупо и нехарактерно для меня, и, к счастью мои нервы вступают в игру в следующую секунду, останавливая руку и сдерживая короткий приступ безумия. Моя рука по-прежнему парит в нескольких дюймах от его татуированного плеча, и я чувствую тепло, излучаемое его телом. Адски горячо. А возможно это просто разыгралось моё воображение или оно просто выдаёт желаемое за действительное, но его кожа как магнит, которая притягивает мои пальцы настолько сильно, что мне приходится сжать их в кулак, чтобы удержаться от прикосновения к нему.