«Ты должна уходить»
Это простое предостережение, которое шепчет мой разум.
«Не будь трусихой».
Я молча насмехаюсь над этим.
«Слишком поздно».
Благодарная тому, что его глубокий сон уберёг его от моих чудачеств, я собираю свои вещи и покидаю комнату так быстро, как только могу, спотыкаясь о свои ноги в коридоре. Я достаточно быстро осознаю, что иду к центральному лифту, но это не спасает меня от смущения. Три женщины, стоящие у двери, болтают и по непонятным причинам хихикают, когда я прохожу мимо них. С покрасневшими щеками, я захожу в пустой лифт и нажимаю кнопку L, когда вижу его, идущего в мою сторону. Он плавно проскальзывает между двумя закрывающимися серебряными дверями. Я не знаю, куда деть саму себя. Не знаю, как действовать. Тяжёлые вибрации бесконечной тишины, иногда перерывающиеся жужжанием проводов лифта, постепенно доставляют нас к пункту назначения. В этом узком, замкнутом пространстве, я всё больше осознаю масштабы его силы. Он словно сила притяжения, а я всего лишь осколки, полностью зависящие от его влияния. Я чувствую, как ускоряется моё сердцебиение, задевая рёбра грудной клетки и усиливая беспокойство. С каждым порывистым вздохом, я наполняю его запахом свои лёгкие. Такой аромат принадлежит только ему. Это смесь солнца, дерева и свежевыкошенной травы. Запах настолько пряный, что так и тает на моём языке, словно шоколад. Это кромешный ад, который длится слишком долго, но недостаточно, поскольку лифт наконец-то останавливается. Я выхожу первой и горжусь собой, что у меня хватает мужества не повернуться и не посмотреть назад. Делая вздох, я прохожу через вращающуюся дверь на улицу. Посмотрев сначала налево, а потом направо, я замечаю машину Рейчел на стоянке, которая не спеша направляется ко мне.
— В следующий раз, — я ощущаю резкое удушье, мои глаза расширяются, — просто коснись меня, — он говорит эти слова с приглушенной резкостью. Шёпот его тёплого дыхания, касающийся уха и шеи, посылает рой мурашек по моей спине. Он уходит в тот момент, когда подъезжает Рейчел. Моя кожа покалывает, сердце учащённо бьётся. Продолжая стоять на тротуаре, словно парализованная, я смотрю на его удаляющуюся спину. Засунув руки в карманы джинсов, он идёт в сторону стоянки, пока полностью не исчезает из поля моего зрения.
— Эйли, милая, ты в порядке? — голос Рейчел выводит меня из временного онемения. Открыв заднюю дверь, я скольжу внутрь и сильно хлопаю ею.
— Да, — я пристёгиваю ремень безопасности. — Я в порядке.
С замиранием сердца ожидаю, что она спросит о Мэддоксе.
— Как прошла терапия?
Тихий выдох вырывается из меня, когда я падаю обратно на сиденье.
— Хорошо.
В любом случае я никогда не была очень красноречива в своих ответах о терапии, поэтому, когда отвечаю одним словом, тут нет ничего необычного. Но я отвлекаюсь. Мой взгляд устремлен в тонированное окно. Рейчел должна повернуть налево и выехать через больничную парковку. Бессознательно я придвигаюсь ближе к двери и теперь уже поворачиваю голову полностью, бродя взглядом вокруг. Выискивая… стараясь увидеть хоть какой-нибудь проблеск его присутствия. Ничего. Его нигде нет.
Часть меня проигрывает ту сцену снова и снова, после того как мы возвращаемся домой, ужинаем, и я принимаю душ перед сном. Но сон так и не приходит. Я сижу на своём подоконнике в позе лотоса, держа альбом. С помощью угля его образ ложится на бумагу. Но, как обычно, мой эскиз не соответствует реальности. Тем не менее, я пробегаюсь пальцами по его щеке и закрываю глаза, представляя себе излучающий его телом жар у меня под рукой.
В следующий раз… просто коснись меня.
Серьезная интонация его голоса эхом отражается в моём сознании, она настолько реальна, что я распахиваю глаза и оглядываюсь вокруг, ища его. Засунув карандаш в уголок своего рта, я бездумно жую его, пока анализирую смысл сказанных слов. Они кажутся довольно простыми, но мне всё же интересно, что он имел в виду. Есть ли в них большее значение? Или я придаю этому слишком много внимания? Очевидно, он просто пошутил. Но мы с ним до этого почти не общались, и это не может быть чем-то обычным. У нас совместные занятия по астрономии, на которых он показывается крайне редко. Мы не знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы вот так вот шутить. Я даже не думаю, что он знает моё имя.
«Нет, но он знает о твоём существовании», — быстро комментирует мой разум.
В следующий раз… просто коснись меня.
Должна ли я? Смогу ли? Идея, чтобы прикоснуться к нему…
Отчетливый скрип за дверью моей спальни немедленно прерывает мои мечтания. Я сижу очень тихо, в то время как моё сердце бьётся так сильно, словно пустилось в пляс. Желчь поднимается по моему горлу, горячая и кислая, покрывая заднюю часть горла. Отвращение заставляет меня вытащить карандаш изо рта и прислонить его к предплечью. К одному из многочисленных, толстых, уродливых шрамом. Я медленно провожу металлическим наконечником вверх и вниз по руке, с каждым разом надавливая немного сильнее, потому что это позволяет избавиться от ощущения крошечных личинок, извивающихся под моей плотью. Мой взгляд устремляется к двери, из-под которой две чёрные тени от пары ног прерывают поток света, говоря о том, что там нет никого кроме Тима. Если бы это была Рейчел или Сара, они бы уже что-то сказали. Тим — Тим всегда ходит тихо. Призрак из плоти и крови бродит за моей дверью. Тихий, как весь остальной дом в это время ночи. Я начинаю сильнее вдавливать карандаш, когда он хватается за дверную ручку и поворачивает её. Заперто. Он пытается снова.
Поворот. Толчок. Толчок.
Поворот. Толчок. Толчок.
Поворот. Толчок. Толчок.
Я считаю до ста, пока он стоит там.
Уходи.
Уходи.
Уходи.
Он ждёт. Ждёт, что я открою дверь.
Поворот. Толчок. Толчок.
Поворот. Толчок. Толчок.
Поворот. Толчок. Толчок.
Ждёт, что я впущу его внутрь. Ждёт… ждёт свой маленький сладкий цветочек.
Желчь, скопившаяся в моём горле, выходит наружу. У меня всего несколько секунд, чтобы упасть на колени, прежде чем переваренные комочки пасты и мяса от гамбургера забрызгают весь деревянный пол. По ощущениям я рвусь целую вечность, пока не остаётся ничего кроме тошноты. Этого недостаточно. Этого никогда не будет достаточно, потому что я до сих пор чувствую себя грязной внутри. Я купаюсь в мерзкой, тягучей грязи. Я тону в ней.
Мне нужно освободиться от этого. Мне нужно…
Поднявшись на ноги и не обращая внимания на тот беспорядок, который устроила, я направляюсь к кровати. Сгорбившись, поднимаю и отталкиваю матрас, находя внизу двойную коробку. У меня только одно на уме. Словно у наркомана. Я жажду дозы. Я тянусь к своему спрятанному лезвию. Моей маленькой, блестящей нержавеющей стали, которая всегда приходит на помощь. Нет, не запястье. Слишком очевидно. Слишком заметно. Рейчел проверяет там. На внутренней стороне моих бёдер, где есть другие многочисленные порезы, которые покрывают мою кожу, словно железнодорожные пути, я и делаю первый надрез. Это долго. Я начинаю с внутренней области паха, волоча лезвие вниз к колену.
Это очищение для меня.
Жжение от лезвия, когда оно рассекает кожу, настолько же привычно, как и сладкое освобождение, которое следует за всем этим. Ослепительно красная линия, словно прокладывает дорогу на карте, и я следую за ней, желая узнать, куда она меня приведёт. Смутно осознавая, что он ушёл, я позволяю трансу толкнуть меня дальше. Я режу, и режу, и режу, и режу. Переношу своё внутреннее горе на нечто физическое. На что-то, что могу контролировать. Шрамы, будут напоминать мне, что то, что я чувствую внутри — реально. Метки моих монстров. Я словно под заклинанием. Ничего не слышу. Витаю в облаках. Сердце медленно бьётся. Я крепко сжимаю пальцами лезвие, пока раны становятся всё больше.
Дорога, которая, в конце концов, приводит в тупик. Путешествие закончилось. Реальность приходит на смену трансу, разбивая защитный кокон и оставляя меня уязвимой перед миром, который слишком жёстко ощущается на моей коже. В тех местах, где красные линии украшают внутреннюю сторону моих бёдер, всё горит пламенем. Это выглядит ужасающе — кровавое месиво на моей светлой коже. Облегчении ушло, застыв под пульсирующей плотью и оставив после себя пустую оболочку. Я поднимаюсь на автомате, чтобы очистить себя. Включаю холодную воду и начинаю сильно тереть мочалкой бёдра, чтобы смыть свой позор. Ненависть к самой себе осязаема в розовой воде, заполняющей раковину, пока её полностью не засасывает в канализацию. Известный вкус отвращения заполняет мой рот: горький и мерзкий. Красно-белая зубная паста сменяется приятной мятой. Я выключаю свет на втором этаже в ванной, присоединенной к моей комнате, и следую к рвотной лужице под моим подоконником. Мой альбом валяется на полу, он покрыт брызгами красного соуса. Образ Мэддокса покрываю пятна. Я вырываю страницу из блокнота и разрываю её пополам, а затем выбрасываю в мусорную корзину. Я не обращаю внимания на символику.