- А разговаривать приходили домой? Иногда - в те самые дни, когда ты гостила у бездетного дяди на правах наследницы?

- Верно мыслишь, братец, - подтвердила Сэм и плавным движением подтянула коленку к груди, покачиваясь на стуле. - Знаешь, я ведь тогда видела тех, кто его потом убрал. Видела - но ничего не поняла. Паззл сложился, когда я разглядела вчера у Джина на столе тот самый план, которым трясли перед носом у дяди Гарри за три недели до его смерти. Я тогда засела в шкафу, меня не видели… Наверно, поэтому и не догадались потом убрать.

Морган поднёс кружку к губам и сделал глоток. Чай оказался совершенно безвкусным. Диетические желейные пирожные дрожали на блюде - Саманта механически и ритмично стучала по ножке стола босой пяткой.

- Что за план?

Джин только раз посмотрел на Моргана и фыркнул:

- Судя по твоей реакции, парень, ты его уже видел. Но взгляни ещё раз, если уж хочешь.

Он подошёл к книжной полке, достал альбом с детскими фотографиями Сэм - и аккуратно извлёк из щели под обложкой сложенную вшестеро бумажку. На ней оказался примитивный план города. Чем-то он напоминал старую карту, которую удалось заполучить Кэндл от информатора в архиве, но с одним отличием: часовой башни не было.

Вместо неё по площади расползался тот самый уродливый небоскрёб.

- Вот из-за этого проекта, эко-парк и высотный бизнес-центр, твой отец и влез в очень нехорошие делишки, дружок, - немного виновато произнёс Джин, внимательно наблюдая за реакцией Моргана.

“Держать лицо. Я должен держать лицо”.

- И он был задуман ещё двадцать лет назад? То есть восемнадцать, - хладнокровно уточнил Морган. Внутренности словно кто-то выкручивал, как сырое бельё - жутковатая смесь гнева, разочарования, тоски. - Что-то не верится.

- А придётся поверить, - нехорошо улыбнулся Джин. - Только Сэм говорит, что раньше был не “эко-парк”, а что-то вроде тематического парка ужасов. Аттракционы, пластиковые скелеты, настоящие трупы в фундаменте… Откуда ты узнал о плане, кстати? И не надо говорить, что видишь его впервые.

- Не буду, - беспечно улыбнулся Морган. Губы онемели от перца-чили на гренках.

Он рассказал, что успел выяснить, стараясь избегать даже малейших намёков на тени и другой город. Из-за этого история изобиловала дырами, но на сей раз Джин, кажется, списал всё на волнение и ничего не заметил.

А Морган говорил - и продолжал размышлять.

Сопоставлять.

Конечно, пасьянс у Джина не сходился. Опытный детектив никак не мог понять, зачем сперва убивать одного влиятельного политика, а затем втягивать в тёмные делишки другого, чтобы построить какие-то аттракционы. По его мнению, вся эта авантюра с отбором земель сперва в городской фонд, а затем продажей на закрытом аукционе, и яйца выеденного не стоила - в Форесте хватало пустошей и свободных территорий, взять хоть тот же старый госпиталь. Однако Джин и не подозревал о том, что слишком хорошо знал Морган.

“Тени. Дело в них. И только”.

Теперь уже было ясно, как день: за проектом стояли именно тени, а Кристин была их… эмиссаром? Доверенным лицом? И они желали заполучить не просто какой-то пустырь, а именно что Часовую площадь и сокровенное место прямо за ней. А после того, как Шасс-Маре поведала о разломах, сомнений у Моргана не осталось: если пройтись по городу и сверить план застройки с “тонкими местами”, то границы наверняка совпадут.

Когда рассказ подошёл к концу, навалилась тишина - вязкая, тяжёлая, невыносимо плотная.

- Джин, - произнёс наконец Морган, словно преодолевая чудовищное давление воды. - У меня к тебе просьба. Найди хоть какую-нибудь информацию о двух… людях. - Пауза была едва заметной, и вряд ли бы тот, кто не знал о настоящем положении вещей, придал бы ей большое значение. - Первый человек - Дэрри О’Коннор. На вид лет семьдесят-восемьдесят, пишет мемуары и истории о старом Форесте. У него есть… однофамилец или родственник, а, возможно, оригинал - то есть тот, у кого он позаимствовал имя. Журналист, умерший много лет назад… Второй, точнее, вторая - некая Кристин. Она присутствует на всех светских мероприятиях, замешана в делах фонда “Новый мир”. Такая… бесцветная личность, - с трудом подавил он новый приступ тошноты.

Живая фунчоза весьма некстати воскресла в памяти.

- Понял, - кивнул детектив. - Ещё что-то сообщить о них можешь?

Морган покачал головой:

- Нет. Только предупредить. Ради всех святых, не суйся к Кристин напрямую, она очень опасна. И О’Коннор, вероятно, тоже, - добавил он, сообразив, что старик мог быть связан с часовщиком. - Я даже не знаю, кто опаснее, - вынужденно признался Морган. - Может, я вообще зря тебя об этом прошу.

- Сэм? - выгнул брови Джин. Она подняла руки:

- Ясно, ясно. Не лезть в разборки больших мальчиков. Как всегда, ничего сложного, понадобятся информаторы из числа репортёров - обращайтесь, - пожала плечами она и вдруг бросила на Моргана тёмный, пронзительный взгляд: - Скажи… Ты ведь найдёшь того, кто виновен в смерти дяди Гарри?

- Я постараюсь, - солгал Морган.

Он отнюдь не был уверен в том, что тени удастся привлечь к ответу.

До чая Сэм так и не добралась. Она сходила в погреб, принесла бутылку вина, подаренную Диланом на прошлое Рождество, потом выпила два бокала и благополучно уснула на диване, обнимая коробку с нотами. Провожать гостя пришлось Джину.

- Спасибо, - негромко произнёс Морган, глядя на мельтешение снега над рекой. Боковое стекло было опущено, и дым от сигареты Джина тянулся в салон против всех законов физики. - Не только за машину.

- Чего там, - отмахнулся детектив. На вдохе сигарета коротко вспыхнула красноватым на конце, почти как искра Чи. - Я при Сэм не хотел говорить, но теперь скажу. Ты-то ведь понимаешь, у кого при таком раскладе был железный мотив для убийства, да?

- У отца. К тому же преступников так и не нашли, несмотря на все наши связи, - деревянно кивнул Морган. Шея у него затекла, словно он несколько часов к ряду просидел в скрюченном положении. Но хуже физического дискомфорта было чувство, что мир вокруг начал рушиться, точнее, что он рушится уже давно, но сейчас деградация стала необратимой. - Сэм не любит отца, но он часть семьи. Как Дилан, Гвен, мама или я.

Джин выдохнул облако дыма и склонился, несильно облокачиваясь на опущенное стекло.

- Я не идеалист, - сказал он просто. В глазах отражались огоньки приборной панели - алый, жёлто-золотой, синие деления на спидометре, зеленоватый индикатор топлива… - И не считаю, что правду всегда нужно открывать миру. А ты?

- А я - Майер, - улыбнулся Морган одними губами.

- Коротко и ясно, - фыркнул Джин. - Удачи. Надеюсь, свидимся после Рождества как-нибудь в “Томато”.

- Удачи и тебе.

Детектив махнул рукой и, сгорбившись, зашагал к дому. Морган поднял стекло и плавно вырулил на основную дорогу. Разнеженный метелью, город словно ластился к нему, тёрся пушистыми боками, оставляя шерсть на штанинах, и проникновенно заглядывал в глаза. В стандартных белых фонарях вдоль улицы вспыхивали разноцветные искры - зелёные, синие, малиновые, лимонно-жёлтые, оранжевые… Это было как обещание защиты.

В зеркало заднего вида Морган старался не глядеть.

Не то чтобы он боялся увидеть там сияющие равнодушным золотом глаза…

Просто чувствовал - не стоит.

…Ему снится сон.

Будто нет у него ни имени, ни памяти, ни цели; он лежит, обнажённый, в траве на склоне холма, и ждёт рассвета. Небо изжелта-серое, прозрачное, тёмное к западу и едва-едва начинающее тлеть на востоке. Травы и цветы сплошь в росе, и запахи дикого луга оглушают; по стебельку овсяницы карабкается большой зелёный жук с блестящими надкрыльями, срывается - и камешком ударяет его по плечу.

Полнота чувств ошеломляет.

А потом над горизонтом показывается край солнца - слепящего, жгучего, истинно летнего.

В сон врываются звуки. Сперва всплески над рекой; птичий гомон; гудение крыльев насекомых; шелест ветвей в лесу; шорох трав… И вместе с шумом с востока наползает свет. Когда он касается босых ступней, то дрожь прошивает всё тело. Свет не просто горячий - но тяжёлый, угнетающий. Кажется, что он вдавливает тело в мягкую землю, точно каток из раскалённого гранита