Рассказывают, что давным-давно жила в Крыму вдова, необыкновенно злая женщина, которая извела своего мужа бесконечными придирками и скандалами, и раньше срока свела его в могилу. Была она маленькая, юркая, проворная, вся почерневшая, но только не от горя, а от злобы, которая не хуже жаркого солнца высушила ее лицо и тело, и не оставила в ней ничего, кроме злобы и ненависти ко всему окружающему. Боялись ее люди, всегда обходили стороной дом страшной вдовы, который стоял особняком в каменистом, неприступной, поросшем чертополохом и ядовитыми растениями месте, а когда все же сталкивались с ней и вынужденно разговаривали о чем-то, всегда потом испытывали страшную усталость, жар и озноб, будто их отравили какой-то злой и нехорошей отравой. И действительно, злоба, постоянно, и днем, и ночью, кипевшая внутри Черной Вдовы (как давно уже прозвали ее люди), переполнило все ее существо такой злой отравой, таким страшным ядом, что он даже время от времени сочился из нее, и сбегал на землю по углам высохшего, похожего на челюсти страшного паука, рта, и земля в том месте, где падали на нее страшные черные капли, не родила уже никогда. Трудно сказать, откуда в Черной Вдове взялся этот яд, и что его породило: не то ее постоянная злоба и ненависть к людям, не то неприветливая и выжженная земля, на которой стоял ее одинокий, весь затянутый паутиной, с запутавшимися в ней мертвыми птицами и мелкими зверьками дом? Или, может быть, впитала она в себя сок и страшную черную силу тех ядовитых растений, которых немало в Крыму, и которые люди всегда предпочитают обходить стороной, и советуют малым детям делать то же самое? Но, скорее всего, как говорили мудрые старики, которые уже давно живут на земле, и хорошо понимают все, что происходит вокруг, – скорее всего духи зла, которых тоже немало бродит вокруг, посовещавшись между собой, наделили Черную Вдову страшной и неодолимой силой убивать вокруг себя все хорошее, чистое и светлое, и отравлять своим черным ядом всякого неосторожного путника, всякого зверя или птицу, которые по рассеянности или беспечности слишком близко подошли к ее похожему на развалины, сверху донизу затянутому паутиной жилищу. Постепенно Черная Вдова совсем потеряла свой бывший у нее когда-то человеческий облик, рот ее, постоянно перекошенный от злобы, свело так, что он превратился в челюсти юркого паука, да и сама она стала таким же небольшим черным пауком с четырьмя парами лап и маленькими злобными глазками, внимательно рыскающими туда и сюда в поисках своей ежедневной добычи. Во всякого, кто попадался ей на пути, впивалась Черная Вдова своими кривыми зубами, впрыскивала страшный яд, спастись от которого невозможно почти никому. Иногда Черная Вдова вновь выходит замуж то за крымского паука-тарантула, то даже за злобного скорпиона, но это происходит скорее от скуки и от звериного одиночества, которое постоянно гложет ее изнутри. Однако уже через малое время, натешившись любовью своих новых мужей, она убивает их, и вновь остается одна. Сидит Черная Вдова в своей глубокой норе, в которую давно уже превратился ее старый полуразвалившийся дом, окруженная целым выводком маленьких черных паучков, своих родных детей, похожих не то на скорпионов, не то на тарантулов, не то на маленьких Черных Вдов. Подрастают со временем паучата, расползаются во все стороны, и становятся такими же, как их мать: маленькими, злобными и ядовитыми, убивающими все живое, что повстречается у них на пути. Поэтому людям, зверям и птицам в Крыму не следует быть слишком беспечными, и не забредать в те места, где они могут быть укушены страшным насекомым, которое когда-то было человеком, но из-за ненависти и злобы потеряло навеки свой бывший облик.

Если вы собираетесь приехать в Алушту, и не знаете легенды о Городе Хромых, вас могут посетить крупные неприятности! Поэтому наберитесь терпения, и внимательно прочитайте эту легенду, основанную на достоверных событиях, случившихся на рубеже второго и третьего тысячелетий. Впрочем, некоторые источники утверждают, что события, похожие на те, что описаны в легенде, происходят в Алуште постоянно, – что ж, это лишний повод задуматься, и, быть может, пересмотреть свое отношение к этому городу. Который в некоторых обстоятельствах вовсе не является жемчужиной у моря, и полон множества опасностей, о которых лучше знать заранее!

Итак, в последнее десятилетие двадцатого века, – века, ушедшего от нас уже навсегда, – в Алушту приехал один молодой, и не слишком известный московский поэт, подающий, тем не менее, по мнению друзей, очень большие надежды. Он решил немного пожить здесь, и подлечить расшатанные за последние годы нервы, пользуясь покоем и тишиной небольшого приморского города. Сняв комнату у какой-то старушки совсем рядом с морем, он каждый день гулял по набережной, чувствуя, как силы вновь возвращаются к нему, и ему опять хочется писать стихи, воспевая такие давно забытые им вещи, как искренняя любовь, красота природы, свежесть раннего весеннего утра, взгляд незнакомой женщины, внезапно улыбнувшейся ему в чужой и безликой толпе. Он подолгу стоял на вдававшемся в море бетонном волнорезе, и наблюдал за стаей лебедей, неизвестно как оказавшихся здесь, которые изгибали свои длинные шеи, и выхватывали из воды куски хлеба и булок, в изобилии кидаемых им отдыхающими и местными жителями. Рядом с лебедями сновали, как маленькие лодки, серые нырки и утки, норовя ухватить свою часть добычи, а в небе с криком кружили чайки, считающие эту территорию своей, и негодующие на появление здесь гордых и спокойных чужаков, к которым было привлечено всеобщее внимание. Лебеди, чайки и утки совсем успокоили Андрея П. (так звали приехавшего в Алушту поэта), и он уже начал подумывать о том, что скоро надо возвращаться в Москву, и приступать к своим ежедневным обязанностям поэта, то есть писать по ночам стихи, выкуривая огромное количество сигарет и выпивая неисчислимое количество алкоголя, ходить по редакциям, спорить до хрипоты с друзьями, волочиться за очередной, холодной, рыжеволосой, абсолютно ему ненужной, к тому же косоглазой и имеющей спереди огромную золотую фиксу красавицей-редакторшей, – он уже начал подумывать о возвращении, как вдруг странное и досадное происшествие ненадолго нарушило его, казалось бы, обретенный покой. Дело в том, что за ним начал неотступно ходить какой-то неряшливый хромой человек, одетый в тельняшку и поношенный матросский бушлат с одной или двумя болтающимися на нитках пуговицами, и отвязаться от него Андрей П., сколько ни старался, не мог. Назойливый хромец настойчиво поджидал его возле дома, лениво прислонясь к изгороди, и куря дешевые вонючие папиросы, дым которых достигал до второго этажа, где находилась комната Андрея, и следовал за ним неотступно, как тень, или как привидение, приводя поэта в состояние растерянности и даже ужаса. На вопрос, что это за человек, хозяйка Андрея ответила, что это, очевидно, один из местных хромых, которых в городе великое множество, и которые, по ее мнению, вообще составляют большую часть здешнего населения, и что раз уж он начал преследовать Андрея, то это добром не кончатся. Лучше всего, по ее мнению, поэту вообще уехать отсюда, потому что хромые наверняка выбрали его своей жертвой, и теперь или сделают его таким же хромым, как они сами, или вообще убьют, а мясо пустят на чебуреки и плов, которые затем продадут на набережной отдыхающим, деньги же потратят на водку и на портвейн в ожидании новой жертвы.

Признаться, Андрей П. ни капли не поверил старухе, которая, кажется, тоже прихрамывала, и привыкла, очевидно, рассказывать байки отдыхающим, заранее ждущим от местной экзотики необыкновенных приключений и чудес. Он решил объясниться с настойчивым хромцом, и потребовать оставить его в покое, но это ни к чему не привело, потому что хромец всячески уклонялся от разговора, нагло щерил свои желтые зубы с зажатой в них дешевой папироской, и скрывался в каком-нибудь узком переулке, которых здесь было великое множество, оставляя Андрея ни с чем. Промучившись так несколько дней, и даже перестав спать по ночам, Андрей действительно решил уехать из города, досадуя на то, что вообще появился здесь, и проклиная местные жестокие нравы. Масла в огонь подлила еще и старуха своими рассказами о свирепых хромцах, подлинных хозяевах этих благословенных мест, которые по ночам превращаются в козлов, и прыгают по горным вершинам и кручам, а днем пьянствуют в местных пивнушках и барах, и преследуют очередную приглянувшуюся им жертву. Признаться, было от чего начать сходить с ума молодому московскому поэту с расшатанными за долгие годы нервами!