Из ярко-синих глаз его, не встречающихся в этой местности, где все, как правило, были черноглазы и бронзовокожи, неудержимым потоком понеслись слезы, когда он начал рассказывать, что уже три дня как отстал от торгового каравана, направляющегося в Эбл, столицу Семитской империи, когда лошадь, чего-то испугавшись, понесла его куда-то по степи. Бешеная скачка продолжалась очень долго. Он и понятия не имеет, где находится. Вчера попал в болото, еле из него выбрался. А сегодня лошадь пала, сейчас же появились шакалы. В общем, парень думал, что его жизни пришел крайний срок.

– Как тебя зовут? – спросил скандинав.

– Отец назвал Олионом.

Скандинав задумчиво смотрел на парня.

– Надо бы, конечно, оставить его, – Гардис озвучил то, что витало в воздухе, – еды у нас нет, воды тоже нет, преследователи висят на хвосте. Пусть добирается до них, вреда они ему не причинят.

– Он не дойдет, и вы это понимаете, – впервые за прошедшие дни подал голос Орагур, – у него нет шансов. Если вы бросите его, лучше сразу убейте сами, чем его живого будут пожирать шакалы.

– Садись сзади него, он самый легкий, – скандинав указал на лошадь Орагура.

– А ты, – это относилось уже к советнику, – принимай попутчика, сам напросился на это.

– Подождите, надо вытащить поклажу, – сказал юноша.

Ридон и Над с помощью Гардиса вытянули из-под остатков лошади придавленные ее телом сумки, в которых обнаружились обычные для длительного пути съестные припасы – сухари и вяленое мясо.

Орагур протянул руку и буквально втащил на коня обессиленного юношу.

Едва беглецы отъехали, как сзади раздался пронзительный визг дерущихся за лучший кусок конины шакалов.

Всадники продолжили путь, изредка поглядывая на столбики дыма, время от времени поднимающиеся далеко по сторонам их дороги, но все же пока еще немного позади.

Когда ночная мгла уже начала скрывать окрестности непроницаемой завесой, они двигались уже среди сначала редкого, а затем становившегося все более густым кустарника, указывающего на близость воды. Среди кустарника где-нигде попадались неизвестно как зацепившиеся за жизнь хилые деревца. Почва была еще твердая, но изредка копыта лошадей громко чавкали, погружаясь в мелкие топкие ямки. Вскоре пали еще две лошади, едва не придавив седоков, которые еле успели, спрыгнув, отскочить на безопасное расстояние. Пришлось перераспределиться на лошадях – Гардис составил пару Орагуру, Ридон Наду, а самый тяжелый из всех скандинав – Олиону.

Ночь окончательно вступила в свои права, когда всадники, перевалив небольшую поросшую кустарником возвышенность, выехали на совершенно открытое пространство. Луна, начинающая путь по ночному небу, пока еще только верхним своим краем поднялась над горизонтом, но уже в этом призрачном свете стала видна ровная поверхность начинающихся болот. Множество огней, внезапно разгораясь и также внезапно потухая, сменяясь на новые, уходили так далеко, насколько доставал взгляд.

– Болотные огни, – поежившись, произнес Ридон, – у нас старики говорили, что это горят души грешников, утонувших в болотах, когда их терзает злой дух болот Ампара.

Жаркий ветер, дувший все время в спину, поменял направление, и в лицо беглецов повеяло влажным воздухом с тяжелым болотным запахом гниющих водорослей. Где-то закричала болотная ночная птица. В стороне слышалось хрюканье проламывающихся сквозь заросли кустов непуганых диких секачей и повизгивание поросят, двое из которых выскочили прямо на остановившихся людей и были тотчас же убиты.

Беглецы расположились на сухом месте, свободном от кустов, и впервые за время бегства развели костер. Со всех сторон они были скрыты кустарником, а со спины возвышенностью, так что костер не был виден постороннему взгляду. Вскоре на огне уже поджаривались нанизанные на прутки кусочки свинины. Ветер далеко разносил запах жареного мяса, но это уже не тревожило ни скандинава, ни Гардиса с его телохранителями. Тем более не тревожило и Орагура. Ужинали, разбившись, как всегда, на пары. Лишь три миски и три кружки были у беглецов. Один комплект использовали Ридон и Над, другую пару составили скандинав и Гардис. Третий комплект принадлежал Орагуру, который теперь начал делить его с Олионом, над которым с молчаливого одобрения остальных установил негласную опеку. Юноша же устал настолько, что, съев несколько кусочков мяса, тут же уснул, подложив кулак под голову. Гонка на лошадях кончилась. Через болото лошадям было не перейти. Впрочем, как и людям. У людей, располагающихся у костра, выбора почти не было – или сдаться преследователям и быть повешенными на площади, или погибнуть при попытке перейти проклятое болото. Третьего не дано.

– Неужели ты потащишь в болото и мальчишку? – нарушил молчание Орагур, обращаясь к скандинаву.

– И тебя тоже, – тот подбросил в костер охапку сухих веток кустарника. Огонь, словно обрадовавшись, ярко вспыхнув, принялся с жадностью пожирать добычу, осветив неровным светом располагающихся вокруг него людей. Кроме мальчишки, никто, несмотря на усталость, не спал..

– И тебя тоже, – повторил скандинав, поудобнее устраиваясь у огня, – если ты хочешь жить. Смотри, дважды мы пытались выбраться. Ты был виден как на ладони. Скажи, почему стрелы летели только в твою сторону?

– Это ошибка. Они не стреляли в меня.

– Здесь нет никакой ошибки. И ты это понимаешь. Что-то изменилось там, у преследователей, за последние два дня настолько, что именно ты стал главной мишенью. Тебе, как и нам, нельзя туда. Сейчас там твои враги, или тот, кому ты здорово мешаешь. Подумай. У тебя есть время до утра. Мальчишку же убьют как нежелательного свидетеля. Возьми, тебе это пригодится.

В землю у ног Орагура вонзился длинный кинжал. Гардис, Ридон и Над, не вмешиваясь, слушали потрескивание веток в огне. Именно Ридон первым заметил неладное в стане преследователей два дня назад. Когда они внезапно наскочили на группу преследовавших гвардейцев, Ридон уже прощался с жизнью, ибо он был на расстоянии гарантированного поражения из луков, но стрелы всех без исключения гвардейцев полетели правее за его спину, туда, где в это время находился Орагур. До него было значительно дальше, и стрелы не попали в цель, лишь слегка поцарапали ему кожу на щеке и плече. Это же повторилось в следующей стычке с преследователями. На сей раз это заметили также и скандинав с Гардисом.

– Скажи, на той стороне нет твоих врагов? – спросил Гардис, не отрывая взгляд от пляшущих языков пламени.

– Я не знаю. Понятия не имею.

– Твоя должность и занимаемое тобой место уже предполагают наличие кучи завистников, – продолжал Гардис.

– Кстати, – он повернул голову к скандинаву, – а ты хотя бы знаешь, кого тащишь за собой в болотное пекло?

– Разодетого франта, который попался мне под руку в горячее время, – фыркнул тот.

– Э-э, нет! Перед тобой – его величество будущий энси могучего Лагаша. Ты не смотри, что он сейчас в грязи лежит. Насколько мне известно, лагашский правитель бездетен, и именно его прочит на свое место.

– Ты-то откуда знаешь? – приподнялся Орагур, – сорока на хвосте принесла?

– Не скажи, горсть золота, опущенная в нужный момент в нужный карман, открывает все тайны. А я, хвала Нин-Нгирсу, таких горстей раздал немало.

– Энси Лагаша, говоришь? Тогда почетный эскорт с луками, готовый пустить их в ход, нам обеспечен. И этим эскортом командует кто-то, метящий на твое будущее место. Время покажет. Нин-Нгирсу покровительствует нам – уже три луны стоит жара, болота должны были подсохнуть. Это облегчит переход через них. А теперь спать, – распорядился скандинав.

Его приказы с первого же дня их побега выполнялись без обсуждения, а поблажки он не давал даже будущему энси.

– Гардис на страже первым, затем Над, Ридон и Орагур, – скандинав впервые назвал Орагура среди ночных сторожей, подчеркивая этим, что тот занял свое место среди беглецов, по непонятным пока причинам став такой же мишенью для преследователей, как и они.