ГЛАВА 9

— Что ты тут делаешь? — процедила она сквозь зубы, борясь с острым сексуальным желанием, пробудившимся из-за коварного аромата Дмитрия. Желанием-принуждением, замаскированным под обольщение. Елена задумалась, сколько рождённых охотников попало в эту ловушку? И что Дмитрий с ними сделал?

— Были здесь дела. — Вампир шёл к ней, спрятав руки в карманы серых брюк. Он был без куртки, а верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, открывая треугольник загорелой кожи.

Елена встретила взгляд глубоких, тёмных глаз Дмитрия… и очередная волна аромата — насыщенного и первобытного в своём эротическом обещании — обрушилась на её чувства. У неё едва ли не подгибались колени.　

— Значит, — ей удалось убрать из голоса нотки вожделения, — перемирие закончилось?

— Я не хотел вводить тебя в заблуждение, что мы друзья. — Она уже привыкла слышать от Дмитрия это, но сейчас под словами крылся невероятный гнев, который она чувствовала, когда они стояли над осквернённым телом Бэтси. Она не приняла это на свой счёт. Слишком часто она стояла над убитыми, невинными жертвами, желая найти виновного и отомстить. Желание подпитывалось тихой, упорной яростью, которая могла разрушить. Если бы друзья Елены из Гильдии не забрали её с края и не научили жестокой необходимости эмоционального отстранения от дел, она бы давно свалилась в эту пропасть. Так что, да, она понимала… но не собиралась позволять Дмитрию использовать себя в качестве козла отпущения.

Он был так близко, что жар его тела ласкал томными, медлительными движениями, а запах закутывал Елену в подобие шелковистого кокона. Дыша через рот, она положила руку на сильное плечо Дмитрия и притянула его к себе, словно хотела что-то прошептать на ухо… Но прикусила мочку. Сильно.

— Чёрт! — он с невероятной скоростью отскочил назад.

— Игра окончена? — спросила Елена ядовито-приторным голосом, пока пыталась отдышаться. — Или второе ухо тоже проколоть?

— Сука. — Его губы растянулись в чувственной улыбке, которая не скрывала жгучую злость. — Мне всегда это в тебе нравилось.

Убрав кинжал, который достала, когда кусала Дмитрия, она произнесла:　

— Я не могу работать, когда ты тут. — Даже приглушенный, его запах ослеплял. Он словно наркотик опьянял и вызывал привыкание. — Убирайся, или я тебя убью.

На её простое заявление он моргнул и покачнулся на пятках.　

— Ты говоришь так, словно именно это и имеешь в виду.

В тот момент, так и было. Нацепив маску уверенности на лицо, она встретила, полный решительной, мощной сексуальности, взгляд Дмитрия. Аромат вампира коснулся её разума, почти высвободив того ребёнка, который не понимал, почему её телу нравится то, что монстр с ним делал. Ужас пробрался глубже, настолько глубоко, что пробудил примитивное желание выживания.

Дмитрий склонил голову и спрятал всё, кроме дразнящей улыбки.　

— Думаю, тебе он понадобиться. — И поднял руку, на тонком пальце которого висел ключ.

Она отошла.

К её удивлению, он подался вперёд и вставил ключ в замок, перестав играть с ней. Елена опустила взгляд на капли крови на его плече.　

— Ты пробуждаешь самое худшее во мне.

Толкнув дверь, он обернулся к Елене с улыбкой на лице, предназначенной для событий или в спальне с шёлковыми простынями, или для кровавой бойни.

— Благодарю.

— Ты пришёл сюда до меня?

— Нет. — Дмитрий прислонился к косяку, пока Елена обходила гостиную. — Слышал твой Колокольчик здесь. — Последовала многозначительная пауза.

В предупреждении на затылке волоски встали дыбом, и Елена посмотрела на Дмитрия.

— Что?

— Осторожнее с Иллиумом. Твоя человечность — его слабость, — мягко предостерёг Дмитрий и исчез.

Застыв от воздействия неожиданных слов, она просто таращилась на окружение, а затем услышала шорох ангельских крыльев.

— Не входи, — проговорила она, стоя спиной к Иллиуму. — Для начала хочу всё осмотреть.

— Твоё желание для меня закон.

Его невозмутимое согласие ослабило напряжение, скопившееся в спине Елены. Она обернулась и увидела, как Иллиум играет с резным серебряным кинжалом, перебирая его сквозь пальцы. Иллиум её друг, как Рэнсом, как Сара, и Елена не позволит никчёмным переживаниям разрушить их дружбу.　

«Он увлекается смертными».

Это ей говорил Рафаэль ещё до того, как она очнулась с крыльями цвета полуночи и багрянца.

— Элли, ты чего на меня пялишься? — спросил Иллиум, не отрывая взгляда от танцующего вокруг пальцев лезвия.

Она ответила инстинктивно, такое мог любой женщине сказать Рэнсом.

— Ты такой красивый, что трудно глаз отвести.

Он улыбнулся и ответил с протяжным, аристократическим английским акцентом:　

— Да, тяжело быть мной.

Фыркнув, но восстановив самообладание, она начала осматривать квартиру. В принципе, этого она и ожидала. Игнатий был аккуратным, но без фанатизма. Елена нашла в раковине грязный стакан, свитер, небрежно брошенный на диване, и кровать, хоть и не заправленная, но выглядела так, что нужна больше для интерьера. В вазе на прикроватной тумбочке даже стоял цветок… немного экзотический на вкус Елены, но вампиры склонны к роскоши и загадочности.

Вернувшись в гостиную, Елена кивнула Иллиуму войти.

— Здесь нет ничего странного. Ни неуместных запахов, ни следов потери рассудка. — Вампиры с жаждой крови часто начинают с уничтожения дома. — Здесь всё подтверждает то, что мы видели на месте преступления… он полностью контролировал себя…

— Елена, — прервал её Иллиум опасным, как и меч, который носил в наплечных ножнах, голосом. Настороженно, она подошла к нему, стоящему у двери спальни и смотрящему на чёрную орхидею у кровати.

— Скажи, что она означает?

Он не ответил. Его взгляд был направлен внутрь.

Спустя мгновение разум Елены наводнил запах дождя и ветра.

«Иллиум сказал, что она бледная копия без запаха, но, тем не менее, её символ. — Голос Рафаэля был так силён, Елена поняла, что архангел в Башне. — Моя мать просыпается».

Резко выдохнув, Елена уставилась на крупные, чёрные лепестки, цвет настолько тёмный и богатый, она никогда раньше не видела такого.

«Она контролировала Игнатиуса?»

«Вероятно. Но вероятнее, воспользовалась теми позывами к кровожадности, которые он подавлял».

Елена шумно выдохнула и закусила губу.

«Архангел, тебе не кажется, что это заранее спланировано?»

Минута молчания.

«Жди там. Я присоединюсь к тебе».

Повернувшись к Иллиуму, Елена выгнула бровь.　

— Откуда ты знаешь насчёт орхидеи? Ты родился уже через сотни лет после исчезновения Калианны

— Я читал учебники истории в школе. — Он с недовольством посмотрел на неё. — Джессемайя угрожала привязать меня к столу, если я не буду делать домашку.

Елена так легко вообразила синекрылого, золотоглазого мальчика с озорной улыбкой. Но как бы не манило её воображение последовать за собой, Елена сосредоточилась на смерти, которая, казалось, преследовала всех её близких. Хотя она сомневалась, что Калианна имела какое-то к этому отношение, в одном была уверена.

— Цель — Рафаэль. — А все остальные — сопутствующий ущерб.

Елена стиснула кулаки из-за безжалостной злости этой правды, как раз когда в комнату вошёл Рафаэль. Коснувшись своим крылом её, он прошёл к тумбочке и взял орхидею.　

— Иллиум, — проговорил Архангел, — оставь нас.

— Сир.

Когда Иллиум ушёл, Елена подошла к Рафаэлю, положила руку на его бицепс и посмотрела на цветок, который несколько минут назад казался всего лишь украшением.

— Даже если твоя мать просыпается, — проговорила она, успев все обдумать, — судя по суматохе во всем мире, после пробуждения Древний вряд ли будет спокоен и организован. Но преследование моих сводных сестёр? Весьма расчётливый шаг… сознательный.

Рафаэль опустил орхидею на стеклянную тумбочку.　

— Ты забываешь о моей ярости.

— Нет, не забываю. Она, словно буря или другое стихийное бедствие, приходит из ниоткуда. Кто сказал, что остальная часть Совета не чувствует того же?

Рафаэль замер.

— Ты права, Елена. Я поговорю со своими людьми и узнаю, поступал ли какой-либо из архангелов несвойственно себе. — Подняв руку, он провёл ладонью по чувственному изгибу её крыла. Елена задрожала.

— Ты говорил… что кто-то использует разрушение, вызванное пробуждением Древнего, в его или её интересах. И каждый, кто знает, что пробудиться могла твоя мать, использует все варианты. — И даже архангел может быть ослеплён мраком прошлого. — Они пытаются тебя запугать.

— Они вредят тому, что принадлежит мне, — проговорил Рафаэль, — вредят тем, кто дорог тебе. — Он сжал её волосы в кулак. — Трусливые забавы.

Услышав холодное осуждение в голосе, Елена поняла, что организатор — или организаторы — этой порочной игры скоро окажутся под прицелом Архангела Нью-Йорка.

Несколько минут спустя, они собирались улететь, и Елена упомянула, что хочет слетать и посмотреть вернулась ли Сара в офис.

— Иллиум полетит с тобой.

Елена выдохнула, готовясь к спору.

— Рафаэль.

— У меня нет на это времени, Охотница Гильдии.

Она собралась требовать, чтобы он уделил время, но один взгляд на его выражение, и её раздражение смело более глубокая и сильнейшая эмоция.

— Рафаэль, ты кажешься… — Жестоким. Бессердечным. — Что ты собрался делать?

Он сурово ответил:　

— Вампир думал меня предать, я должен его наказать.

По спине пробежал холодок. Сократив между ними расстояние, Елена прижала руку к кончику его крыла, удерживая архангела. Он ответил ей взглядом бессмертного, того, для кого милосердие — слабость.

— Елена, ты меня останавливаешь? — прямо спросил он, поворачиваясь к ней.

Расправив крылья, чтобы удержаться на краю, она прищурилась.

— Я не невинна, и ты прекрасно это знаешь.

Пряди цвета полуночи танцевали от ветра, который любовно ласкал их.

— Но ты хочешь мне помешать.

— Я знаю, что ты должен контролировать своих вампиров. — Даже охотник знал правду — почти бессмертные, по сути, хищники. Дай им немного свободы, и они утопят Манхеттен в крови, превратят его в скотобойню. — Тебе нужно жестоко и быстро разобраться с преступлениями, чтобы они не повторились. — Рафаэль продолжал смотреть на неё с тихим, отчуждённым терпением. Расстроенная, она зарычала и схватила его за отвороты рубашки, притягивая к себе. Она удивила его, и он схватил её за бёдра, не дав им обоим упасть с края. — Ты, — проговорила она у идеальных губ, которые могут изгибаться в безжалостную улыбку. — Ты мой приоритет. Накажи, кого должен, но не делай того, что может утянуть тебя в Тишину. — Он не узнавала его в таком бесчеловечном, бесчувственном состоянии, и боялась потерять Рафаэля. — Больше никогда, Рафаэль.