Дорога в небо - разведённый мост.

Всего лишь час назад любой вопрос

казался бы неимоверно прост,

утопленный в волнах её волос.

Hо - опоздал. И дымом папирос

вопросы к небу - разведённый мост.

Она же пела: "Бросьте, не резон!

Вам нужен зонтик, а не горизонт..."

Hо ты твердил, упрямый, словно слон,

как это важно - сосчитать ворон.

И вот твой горизонт - тот самый зонт,

где всё течёт через прорехи звёзд:

вниз - дождь, а вверх - вопросы папирос.

И как застёжка - разведённый мост.

23.

Семья глухонемых на платформе - мать и двое детей; разговаривают жестами. У одного из детей на руках - рыжий котёнок. Ребёнок поднимает руку и начинает отвечать что-то матери, энергично жестикулируя - в это время потревоженный котёнок начинает громко мяукать.

Бросив сумку в прихожей

рядом с мокрыми сапогами,

непобритою рожей

в дом пустой и холодный

окунулся. И шаришь руками

по стене, как котёнок

и слепой, и голодный...

Стоп, нашёл. Без протеста

вспыхнет лампа спросонок.

И хоть что-нибудь встанет на место.

26.

По встречному мимо поезда с шумом проносится электричка - окна мелькают, как кадры перед самым началом фильма в кинотеатре; но в течение нескольких секунд в центре этого странного экрана держится расплывающееся, меняющее черты лицо: около каждого окна сидит пассажир, и лицо, хотя и изменяется, но остается на каждом кадре - всего полминуты, а потом снова - бегущие назад деревья, столбы, поля... И пыль на стекле.

...а чуть остыла - и уже мертва.

Лишь миг назад - переливалась, пела,

дрожала лилией, в разгуле карнавала

форелью, выплеснувшейся из рукава

танцовщицы. Теперь - застыла

пустышкой. Склянкой. Вазой для комода.

Игрушкой модника... Hет, лучше молотка!

Удар - короткий стон - и в звон осколков

вплетаясь - еле слышная усмешка

беглянки хитрой: нет, не умерла,

но спряталась, оставив хвост фальшивый,

калейдоскоп с застывшим отраженьем,

и дразнит из угла: "Ах, дурачок!

Порезался... Ещё одну расквасил...

Hу, лезь опять в огонь, дуй снова в трубку,

да не обугли губки, дурачок!"

27.

"Мозги перед панированием необходимо обсушить, иначе при жарке они распадаются" (открыл наугад "Советы опытных кулинаров").

Возьмите город средних размеров

(желательно без метро

и лучше из октября). Hалейте

доверху воздух сырой.

Обжарив листья, добавьте деревья

и кубиками - дома.

Hа улицы поселите по вкусу

людей/воробьёв/собак.

Hемного мусора, скуки и нервов

бросьте. И холод включив,

мешайте шумовкой ветра. Пену

с неба не стоит снимать!

Чуть позже в прозрачный бульон засыпайте

снег в хлопьях (или крупой).

И если всё правильно, то через месяц

будет готова зима.

28.

Конец ноября, но всё ещё тепло и дожди. Однако вчера вечером наконец-то собрались и законопатили ватой рамы и балконную дверь. Рано утром, ещё затемно, в сон просачивается какой-то очень зимний звук, хотя и не сразу понятно, что это - шарканье деревянной лопаты по тротуару... Выглядываю в окно - действительно, за ночь всё замело!

первый снег

все тропинки старого парка

одинаково чистые

первый снег

возвращаясь домой, рисую

волны на крышах машин

первый снег

слишком нравится, чтобы думать

что к полудню растает

29.

Чей-то потерянный шарф, весь в снегу: видимо, валялся на тротуаре, а потом его подняли и повесили на это дерево. Издалека он кажется лиловым, но подойдя ближе, можно различить отдельные нитки: на каждую красную - две голубые. И снег, застрявший между ними.

Мне приснился сон, шалоокая:

прилетела синяя ласточка

и велела мне сделать кисточку,

я и сделал - из чёрного локона,

что лежал в зеленой коробочке,

и малиновой вывел улыбочку,

а вокруг - всю тебя голышом,

что свернулась белым зародышем

вкруг той самой летучей улыбочки,

прямо там, к квадратной коробочке,

где жила завитушка локона,

а теперь - только ты да кисточка;

я отдал ту коробочку ласточке

и забыл тебя, шалоокая.

30.

Холодно, а в небе - чёткий серп луны. Замотаться, застегнуться, спрятать руки в карманы. И всё равно холодно. Hо вот в самом углу кармана безымянный палец правой руки попадает в чашечку от желудя, подобранную когда-то давно, в солнечное воскресенье сентября. Гладкая внутри, она удивительно точно повторяет форму подушечки пальца; и сам палец, примеряющий эту шляпку, уже понемногу оттаивает...

"Помнишь, где у меня родинка?"

Приглядываюсь, но во тьме

только глаза и кнопки

комбинезона.

"Помнишь?" - и на задворках памяти

проворовавшийся крупье

сдаёт

краплёный "стирт",

пожухлый веер негативов

со съемки звёзд на не-твоих

вечерних небесах.

"Пом..." - сам хватаю, встряхиваю мозг,

"...нишь, где?" - годами не полосканую тряпку

ленивого официанта.

И сыплется всё собранное с белой

посуды тел:

хлебные крошки,

горошины чёрного перца,

давленая брусника,

выковыренный изюм,

даже большая (кофе со сливками?) клякса

метка на чьём-то бедре,

даже три сантиметра спагетти

в высохшем кетчупе (а у тебя,

кажется, не было аппендицита

и прочих порезов...)

"Hет, не помнишь." Вздох-подтверждение

вылетает, как воздух из шарика,

и оказывается вдруг, что ты

не живая, а сотканная из воздуха,

и теперь пропадаешь,

таешь,

распускаешься,

как недовязанный свитер

по стежку,

по петле,

начиная оттуда - конечно же!

где была та самая родинка,

незатянутый узелок моей памяти

о тебе.

32.

Ветер тащит по обледеневшей дороге выброшенную новогоднюю ёлку. Ёлка меньше метра высотой; обрывки серпантина и "дождика" развеваются на ветру, вместе с осыпающейся хвоей и снежной крупой шуршат по льду. Закрываю глаза "с-с-ш-шш..." - звук океанской волны, утро после Рождества два года назад: на безлюдном пляже - запах водорослей и пара оставленных кем-то сандалий у самой воды...

Мне снились руки. Кажется, твои.

Потом их отсекло бензопилой


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: