— Я думаю, нам лучше забыть обо всех этих леди, — приняв решение, твердо сказала Элинор.

— Конечно, мадам, — поторопилась заверить Дженни. — И вам не о чем беспокоиться — вы ведь его жена.

— Да, — голос Элинор зазвучал не очень уверенно, — я его жена.

Она уже почти заснула, когда дверь отворилась и Николас вошел в спальню. Горел только один ночник, но в его слабых отблесках ей было видно, как он скинул свою одежду. Потом он лег рядом с ней. Элинор потребовалось усилие, чтобы сохранить дыхание ровным и ничем не выдать своего ожидания.

Николас нежно поцеловал ее в щеку, пожелал спокойной ночи и… уснул. Теперь Элинор раздирали противоречивые эмоции: облегчение, удивление, разочарование, досада…

Ясно, что он не хотел ее, и с чего, собственно, ей удивляться или обижаться? Но сможет ли она чувствовать себя непринужденно в его присутствии без…

Итак, она получила именно то, чего она хотела. С этой мыслью Элинор наконец погрузилась в сон.

На следующее утро она проснулась рано; прислуга только еще принималась за работу, камин не успели разжечь, и это удерживало ее в постели.

Она попыталась рассмотреть супруга, который лежал, повернувшись к ней спиной. Необычный оттенок кожи делал Николаса похожим на статую из матового золота. Насколько Элинор могла видеть, его тело было покрыто загаром, за исключением мертвенно-белого шрама на плече. Затаив дыхание она немного сдвинула одеяло, чтобы получше разглядеть его. Наверное, рана была ужасна.

— Это след от выстрела в Массачусетсе. Я оказался слишком нерасторопным.

Элинор отдернула руку, но он, повернувшись, поймал ее.

— Вам не нужно бояться — вы имеете полное право интересоваться моим телом. Я бы предложил вам экскурсию по моим шрамам — этот, кстати, самый болезненный, — если бы не боялся смутить вас.

— Извините, — решительно сказала Элинор. — Разглядывать вас, пока вы спите, довольно невежливо. Но я должна признаться еще в одном проступке.

— Да? — безмятежно отозвался Николас, все еще удерживая ее руку.

Элинор проглотила комок в горле.

— Расспрашивая слуг, я выяснила, что у вас здесь бывали женщины. Я не хотела, честное слово, но — что делать? — любопытство пересилило.

Она ожидала взрыва, но его не последовало.

— В самом деле? — с легким удивлением сказал Николас, всматриваясь в нее. — Что ж, теперь вы знаете все мои секреты.

— Вовсе нет, — торопливо заверила она. На сей раз он действительно удивился:

— Разве?

— Зачем мне знать? Я не имею к вам никакого отношения, как и вы — ко мне.

Николас откинулся на спину, вид у него был озадаченный.

— Весьма интересная мысль. Но теперь все будет по-иному.

Элинор замерла, внутренне соглашаясь с ним, но вслух сказала:

— В конце концов, мы ведь не обычная пара и любовь здесь ни при чем.

Он решительно притянул ее к себе, и от его поцелуя у нее закружилась голова.

— Оставьте свою рассудительность!

— Николас, — выдохнула она, когда наконец обрела дар речи, — я не понимаю…

— Не важно, — ответил он, напряженно вглядываясь в нее, затем мягко повернул ее к себе, и Элинор почувствовала, как его пальцы расплетают ее косу. От ласковых прикосновений по ее спине пробежала дрожь удовольствия.

Через какое-то время он остановил эту сладкую муку и повернул ее к себе.

— Скажи мне, в чем дело, почему ты так холодна? Из-за других женщин?

Элинор покачала головой.

— Тогда что?

Ей не хотелось облекать свои мысли в слова, но его молчаливое ожидание требовало ответа.

— Просто… Просто уже пора вставать.

Он залился смехом:

— Элинор, вы можете поступить гораздо проще, и вам не нужно ссылаться на головную боль или усталость. Если вы не хотите моей любви, то просто скажите. Может быть, я напугал вас в нашу первую брачную ночь?

— Нет, — быстро ответила она.

— Боюсь, что да. Я намеревался быть более сдержанным, но усталость, вино, ваши роскошные волосы совершенно свели меня с ума. Так в чем все-таки дело, дорогая?

«Он не оставит меня в покое, пока не добьется истины», — думала Элинор.

— Не то чтобы я боялась, но, Николас, средь бела дня это просто неприлично. Горничная может войти в любой момент.

Напряжение покинуло его лицо.

— У меня достаточный опыт общения с женщинами, — осторожно начал он. — Вам это известно. Но все они в том или ином смысле были потаскушками. Мне казалось, что все женщины одинаковы, и я поступал с ними соответственно. Я мог ошибаться. Вероятно, так оно и есть. То, что я сказал, звучит грубо, понимаю, но вы должны быть честны со мной, иначе я могу сделать неверный шаг, и это не оставит нам никакой надежды. Все, что я сейчас хочу, это лежать рядом и любоваться вами.

В удивлении Элинор повернулась к нему:

— Не могу понять почему. Я ведь не красавица.

Он потянул волнистую прядь ее волос, потом накрутил ее на палец.

— Кто это сказал? Вы покорили моего брата в считанные недели, а это немалое достижение.

— Однако ж недостаточное для того, чтобы он женился на мне, — вставила она, не подумав, и ей тут же захотелось провалиться сквозь землю.

Николас поднял бровь:

— Полагаю, мне следует пренебречь скрытым смыслом этой фразы.

— Я не то имела в виду…

Наступило долгое молчание, потом Элинор сказала:

— Мне нужно хорошо обо всем подумать. Как я понимаю, мне придется преобразить себя, подчиняясь вашему вкусу?

Николас проницательно взглянул на нее:

— Разве я это говорил? Мне доставит большее удовольствие беседа с вами, моя радость. Ваши выводы попадают прямо в цель. А что до вашего вопроса, я не принуждаю вас меняться. Представить себе не могу, что вы вдруг превратитесь в новую Элинор, которая мне не понравится. А теперь, милая леди, отведите ваши прелестные глазки, если считаете это необходимым, ибо я собираюсь встать.

Решив не следовать его совету, Элинор взамен получила возможность любоваться великолепным бронзовым телом мужа до тех пор, пока оно не растворилось в предутренней темноте.

Николас ушел, она откинулась на подушки и обдумывала их разговор, а в это время Дженни принесла ей чашечку горячего шоколада. Элинор должна была признать, что теперь муж стал центром ее постоянных размышлений.

Когда она спустилась к завтраку в маленькую столовую, которой недавно вновь стали пользоваться, Николас уже покончил с едой и задержался, только чтобы поговорить с ней:

— Какую модистку вы предпочитаете, Элинор?

— Я не знаю ни одной и понятия не имею, сколько могу потратить на туалеты.

Николас улыбнулся:

— Сколько пожелаете. Вы меня не разорите, если только не начнете играть в азартные игры по-крупному. Буду счастлив, если мои добытые весьма своеобразным путем средства послужат для вашей пользы.

Слова мужа дали ей повод задуматься над происхождением и размером его состояния. Выходит, лорд Стейнбридж солгал, сказав, что его брат находится в довольно стесненных обстоятельствах?

— Если вы захотите, чтобы я выглядела великосветской дамой, боюсь, это обойдется вам слишком дорого, — только и сказана она. — Я не верю во все эти истории о маленьких ловких мастерицах, которые способны сотворить бальное платье из старых простыней. А если они действительно так талантливы, то это низко — платить им меньше, чем они заслуживают.

— Очень благородно, — отозвался Николас. — Вы настоящая жемчужина, перл, не имеющий ни единого изъяна. Если хотите моего совета, отправляйтесь к мадам Огюстин д'Эстервиль. — Он написал адрес на карточке и перебросил ее через стол Элинор. — В отличие от многих здесь она действительно француженка, хотя я и сомневаюсь в законности дворянской приставки ее фамилии. Мадам настоящий художник и тщательно отбирает своих клиентов. Уверен, вы ей понравитесь. Она добра ко мне, так как в прошлом и был постоянным ее заказчиком. — Он усмехнулся. — У меня нет никакого стыда, правда?

— Правда, — добродушно согласилась Элинор. Он поднялся.