— Ну, — отозвался Володька.

— Твой точный адрес?

— Улица Красной Пехоты, дом 17, квартира 9.

— Телефон-то дома есть?

— Не-а, — махнул рукой Володька.

— Что ж так?

— А отключили за неуплату.

— Бывает, — кивнул Сергей. — Поехали дальше. В какой школе учишься?

— В 15-й. В 7-б.

— Надо же… Я вон тоже всю жизнь в «б» проучился. В школе-то как, ничего?

— Два года еще осталось, — невесело усмехнулся Володька. — Потом в путягу пойду.

— Ясное дело. К учебе пылкая любовь нам греет молодую кровь… Я, кстати, в школе географию терпеть не мог.

— А я русский, — Володька вздохнул и передернул плечами. — Русачка у нас сволочь.

— Это что же, имя у нее такое? — Сергею непонятно зачем вздумалось вдруг вступиться за честь педагогической дамы.

— Да нет, она вообще-то Марья Филипповна.

— Ладно, это так, лирика в кустах. Давай о деле. Маму как зовут?

— У меня нет мамы.

— Извини, — глухо проговорил Сергей. — Откуда же мне было знать?

Они вновь помолчали. И опять Сергей ощутил, как давит и гнет его шею бетонная тяжесть вины. Ну что с ней поделать? Спрятаться за расхожими фразочками типа «Жизнь есть жизнь» или «Все течет, все изменяется»? Глупо, да и нечестно как-то. Что-то уродливое, больное проступало сквозь привычный поток вещей, какое-то гнилое пятно, и не было на него пятновыводителя.

Вот сидит он, здоровый, уверенный в себе третьекурсник, будущий молодой специалист, и все тип-топ, трехкомнатная квартира, не старые еще родители, закручивается интимная лирика с Ленкой Кислицыной, в перспективе — семья, дети, старшее поколение поможет с кооперативом, вокруг полно друзей-приятелей, в шкафу — интересных книг, на балконе ждет весны разобранная байдарка. В общем, живи — не хочу. И однако же — Сергей сейчас каждой клеточкой кожи, каждым нервом чувствовал это — его жизнь только фон, нарядное покрывало, а там, где-то внизу, шевелится наглая гадость, лезет своими щупальцами куда только может дотянуться. Вот, в полуметре от него, благополучного Сергея, сидит одна из жертв, тот, кого уже коснулось ядовитое щупальце.

— Отец — Орехов Николай Павлович, — оборвал набухающую тишину Володька.

— Ну, а братья, сестры у тебя есть?

— Ленка есть, сестренка, только она маленькая совсем. Когда мама умерла, ей и двух не было. Сейчас-то уже четыре с половиной.

— В садик, небось, ходит?

— Понятное дело, — солидно кивнул Володька. — Не с папашей же ей сидеть.

— Ну вот что, парень, — решительно заявил Сергей, — я и так уже чувствую, что слишком глубоко влез. Дальше, наверное, не стоит. Главное-то я знаю, адрес твой, фамилию… Если все верно окажется — через неделю дома будешь. Так что давай на этом закончим. А для старшего лейтенанта Кондрашева я какую-нибудь сказку сварганю, наплету причин.

И снова они молчали, и лишь уныло щелкавшая стрелка ходиков, как ни в чем не бывало, прыгала по циферблату.

Потом вдруг спина и плечи у Володьки затряслись — он беззвучно плакал, уткнувшись лбом в спинку стула. Сергею хватило ума его не останавливать.

— Не буду я все равно там жить, — сообщил Володька, малость успокоившись. — Отец меня тогда совсем убьет. Он знаете как меня лупит, и маму бил, когда жива была. И сестренке достается. Ну, ее он пока не очень трогает, она маленькая, а меня так каждый день. Когда кулаками, когда ремнем. А в понедельник я пришел со школы, а он в комнате сидит злой, они с дядей Мишей гуляли в воскресенье, так ему похмелиться нечем, он мне говорит — вон, бутылки возьми и сдай, и чтобы как штык был. Ну, взял я эту сумку, пошел на пункт, на Пролетарскую, а там очередища здоровенная. Отстоял, в общем, деньги взял, обратно топаю. Ну, там ребят по дороге встретил, а они в кино шли, в «Отчизну», фильм там такой классный, «Пираты ХХ века», знаете, наверное? Они говорят, пойдешь?

— Кто говорит? Пираты двадцатого века? — улыбнулся Сергей, чтобы хоть немного разрядить атмосферу.

— Да нет, ребята наши, — не понял юмора Володька. — Пойдем, говорят, а я им, значит, что некогда, а Сашка Смирнов сразу начинает — у тебя, наверное, денег на билет нету. Андрюха говорит, не беда, наскребем тебе, а я им отвечаю — у меня, может, денег побольше чем у вас будет. Смирнов тогда лыбится, откуда, в натуре, у тебя деньги возьмутся? Ну, я ему, конечно, сказал — заднице слова не давали, и вообще, сейчас в глаз заработаешь, нефига потому что баллоны на меня катить. Ну, он притух, он же меня знает.

— Это знаешь как называется? — участливо заметил Сергей. — «На слабо фраеров ловят».

— Ну да, — грустно кивнул Володька. — Только я тогда таким умным не был. В общем, забыл я про отца, про все дела, пошли мы в кино, там еще мороженное брали, и четыре пятнашки на игральный автомат убухал, а домой уже после шести пришел. Ну, захожу я в квартиру, а папаня меня за шиворот хватает и в комнату тащит. Где шлялся, орет, где деньги? Ну, я сдуру говорю — очередь была на приемке, а он — врешь, паршивец, я сам туда ходил, люди сказали, ты все сдал давно и умотал. Где деньги?

Ну, я ему дал, что осталось, а он вопит — двух рублей не хватает. Одним словом, заломал меня, провод электрический схватил — он последнее время проводом лупить повадился. Это вам не ремень, это больнее. Ну, и он, когда с бодуна, злой как черт, и силы свой не замечает. Так выдрал, что я еле с дивана сполз. А он меня снова за шиворот и к двери. Вон отсюда, кричит, чтобы больше духу твоего не было. Мне, значит, такой сын не нужен. А ты, я говорю, тоже на фиг мне сдался, без тебя проживу, не заплачу. Он меня тогда пинком на лестницу и дверь захлопнул.

Ну, посидел я на ступеньке, подумал про все — и решил. На хрен он мне нужен, отец такой? Каждый день терпеть… Я и в школе с медосмотров сбегаю, и летом с пацанами купаться не хожу, чтобы следов не видели. А есть некоторые, дразнятся. Что мол, Вовка, чешется заднее место? Ну, морду набьешь, а толку? Все равно обзывают. В общем, надоело мне все это. Под лестницей у меня червонец и две пятерки еще с прошлого года были заначены. На всякий случай. Ну, вытащил я деньги — и на вокзал.

— И что же, — присвистнул Сергей, — тебе так билет и продали, без вопросов?

— А я дяденьку одного попросил, чтобы он мне купил, докуда денег хватит. Хороший такой дяденька, веселый. Я ему еще трояк накинул — ну, он и взял в кассе.

— А что же проводница? Не удивилась, что один едешь?

— А ей пофигу, — махнул рукой Володька. — Поддатая она была. В общем, вышел я в Закрути, потом электричками сюда добирался, там же без денег можно… Вчера только приехал.

— Ну, и что ты собрался делать дальше?

— Ну как, — замялся Володька. — Известно, что. Жить. Поступил бы куда-нибудь учиться, в путягу какую-нибудь, на работу бы устроился…

— Да, брат, — только и оставалось усмехнуться Сергею, — темный ты человек. Ну кто же тебя куда примет, несовершеннолетнего, без документов? Да и по закону не положено. Какая путяга, если у тебя только шесть классов законченных? И на работу раньше пятнадцати лет не берут, да и то с согласия райкома, в особых обстоятельствах.

— А у меня что, не особые? — хмуро спросил Володька.

— Да не слишком, — честно признался Сергей. — Скорее, типичные. Ладно, проехали. И что же ты здесь делал эти два дня?

— Так… Погулял малость по городу, в кино сходил, потом вечером на улице с парнем одним познакомился, он меня домой к себе привел, пожрать дал и говорит — ночуй у меня. А тут мамаша его приперлась, орать начала, мол, всякую шпану приводишь, он квартиру нам обчистит, сейчас в милицию его сдам. Ну, пока она вопила, я к двери — и на лестницу. Смотался, в общем. А то и вправду бы ментов вызвала.

Ну, я бродил, бродил, а потом на вокзал пришел. Стал искать, где бы заночевать можно, а отовсюду гонят, я почти до утра слонялся, пока склад этот не нашел. Открыто там было, и никого. Лег за ящиками, отрубился. Потом уже… Ну, потом вы знаете. Вот и все.

— Такие, стало быть, дела, — протянул Сергей. — Ну ладно, а отец-то все же как? Он, что ни говори, родной тебе. Сейчас, наверное, бегает, волнуется.