Две руки, как ивы ветки.

На плечах поправишь мех,

Тот, который строго в клетку.

Заведёшь в миг разговор,

Как живётся бедной маме.

Взглянешь смело так в упор,

Словно уподобясь даме.

…Мне ты кажешься лисой,

Той лисою, что порою

Так мила, что нету сил

Рядом быть с тобой без крыл.

Голуби

За больницей, под самой дорогой

Старая голубятня притаилась в снегу;

И голуби пышно, с ветром-подмогой

Клонили прохожих к вечернему сну.

Мальчишки и дядьки смотрели с восторгом,

Как стая металась: восток, север, юг,

И над занемогшем от времени моргом

Она описала таинственный круг.

А кто-то кричал: ах, какая забава!

И варежкой сопли свои утирал.

Носились авто по спине автобана,

Как – будто их кто-то собой прогонял.

Париж

Ночь. Париж. Я один, без подруги.

Прилетел из Москвы в 7.05.

Не нуждаюсь в интимной услуге

И за прелести нет желанья хватать.

Перед Богом стою я у Сены.

Вдохновляюсь мазутной волной.

Мне нужны к теплоте перемены,

Вот бы встретиться, милка, с тобой!

Я в такси. Вышел позже на площадь

И пошёл с грозовой головой.

Где-то близко процокала лошадь,

Запряжённая бочкой-арбой.

Здесь когда-то казаки гремели

И рубили шашками вдоль.

Мы от прошлых грехов очумели,

Перестав осмыслять свою боль.

Свет голубый от Эйфелевой башни,

Его знает ведь русский глаз.

Мне этот свет и дик, и страшен

В ночной расфранченный час.

Тоскует где-то в крике птица;

И мой прохожий одинок.

Но полночь все скрывает лица

Как-будто тайный чей порок.

Мы все, конечно, не без брака,

Но в каждом Бог, наверно, есть.

Всем нам нужна святая рака

Как офицеру – в сердце – честь.

И хорошо, когда в Париже

Есть средь наживы и нужды

Мальчишьи пальцы в гадкой жиже

Как отголосок ворожбы.

Вот так же хочется воскликнуть

Что чудо где-то родилось,

И головою не поникнуть,

Но если что… уж так пришлось.

Париж! Париж! Мне дай напиться

Воды, в которой нету зла.

О, той водой бы обновится,

А не уменьшиться в козла.

Размышления тибетского ламы

У Чёрной реки

Смотря, как вода стремится на свободу,

Я стремлюсь в далёкий путь,

Попрощавшись со своим монастырём,

Обьятым в призрачной дымке,

И в пути мне встретятся люди с бедами и болью,

И я каждому покажусь Буддой, в величии,

За что монеты зазветят усталым ручейком,

На эти деньги я куплю одежду ученикам,

Ибо зима уже холодна.

 У павшего дерева

Мир предлагает нам самолюбование,

Когда мы в тяжёлой болезни,

И хочется женского тепла,

Красного яйца курочки,

Лаского голоса учителя,

Называющего тебя искателем истины,

Которая если где и скрыта -

Только рядом с павшим деревом.

 У поля с пшеницей после дождя

Обьять весь мир -

Ах, не эта ли мечта голубя в небе,

Когда его гнездо разорено

И не кому принести кусок хлеба?

Я приношу извинения этой птице,

Ведь я воспитал того ворона,

Который пожрал пятнистые яйца.

Прости, голубок сизый!

Лети в дальние края,

Может там люди по-добрее…

Sense

Я стоял на остановке. Девушка

Ко мне так робко подошла.

-Вы не поскажите, где здесь больница?

Я улицу, как видно, перепутала… -

И голос был её прекрасен.

Ответил я, едва придя в себя:

-Вы повернёте в том вон переулке…

Там есть собака, но вы её не бойтесь! -

Я был на редкость любезен этот час.

И что-то нежное проникло в моё сердце.

Я будто с девушкой этой прожил вечность лет.

Её глаза, улыбка, очарованье

Той дикой осенью, что я зову золовкой.