Анищенко был старшим: мужики не смыслили в горной механике. Он учил их.

Появился чернявый офицер и тоже слушал Анищенко. Мужики попрятали глаза, но Николай Антонович без страха объяснил:

- Я объясняю, как скорее пустить нашу шахту.

- Работать! - бросил офицер и ушел недовольный.

Анищенко вяло махнул рукой:

- Хватит на сегодня.

Николай Антонович пришел в мастерские и на следующий день. Все равно надо где-то определяться. Плохо, что он был старшим. Лучше быть пониже, понезаметнее в это глухое время.

Неизвестно, как подействовали речи Анищенко, да только мужики, к радости чернявого, отремонтировали первый насос. Они снова не знали, куда деть глаза, когда немец вышагивал перед сосущим воздух насосом и приговаривал:

- Хорошо!

Шла война. По ночам в городе постреливали. Днем мужики шушукались и косились на Анищенко. Они боялись его.

Николай Антонович копался в движке со сгоревшими обмотками, когда один из слесарей, пожилой бровастый дядька с узкой щелью рта, окликнул его. Предохранительная решетка насоса едва держалась: требовалась сварка. Узкогубый вопросительно поглядел на старшего.

- Ладно, - сказал Анищенко, - возьми другой.

Никто, кроме него, не умел работать с горелкой. "Попались же обормоты", - думал он.

Пришлось варить Анищенко.

Он ничем не рисковал. В крайнем случае сошлется на неумение. Ладони в рукавицах вспотели. Анищенко впервые в жизни плохо делал свое дело.

Мужики постояли и отошли, вроде освоили науку. Предохранительная решетка держалась крепко, если смотреть на нее доверчивыми глазами.

Анищенко теперь боялся слесарей и думал, что делать дальше.

Мужики уже привыкли друг к другу и могли вспоминать мирную жизнь. И однажды кто-то из них сказал:

- Зосимов!..

- Где он теперь?

- А где быть ему? На фронте...

- Убьют Зосю.

Они говорили не громко, но и не очень тихо. Анищенко приблизился к ним и стал у верстака. Узкогубый слесарь сощурился и кивнул на сварочный аппарат:

- А коли выдадут?

- Ты? - спросил Николай Антонович.

- Нас ты не бойся. Что старшие скажут, то и будет.

- Я ничего не говорил, - сказал Анищенко.

- Так и не надо, - усмехнулся слесарь. - Мы поймем и без слов, дело нехитрое. Я и сам скажу им, что треба делать - вы ж показали...

Девять пришлых мужиков и Анищенко с той поры знали, что их живыми бросят в ствол, узнай немец, отчего ломаются отремонтированные насосы и шахту снова затапливает. Но Николай Антонович был осторожен и придумывал новые поломки замедленного действия. Все-таки он был хорошим инженером.

Николай Антонович потом много думал о том времени, совесть его была спокойна. Он не доказывал своей безупречности, когда после Победы его обвинили в сотрудничестве с гитлеровцами. Он проработал два года механиком участка на восстановленном руднике, пока однажды его не вызвали в горком и не напомнили о мастерских, где выпускали неисправные насосы. И тогда он вспомнил бегущего по зеленому полю земли человека, который помог ему выжить в тяжелые дни.

Его жена с ребенком уцелели в городке Старобельске, но извелись, болея душой за него. Анищенко увидел в их родных глазах, что постарел и стал слабее.

Они вернулись в Москву, чтобы никогда больше не расставаться. Война для них наконец кончилась, началась новая пора, в которой у Николая Антоновича имелось еще достаточно человеческих сил и упорства. Он чувствовал себя обязанным придумать новый комбайн, чтобы забыть время разрушения...

Анищенко был уже доктором технических наук, когда ему позвонила Вера Забавина. Голос ее был совсем немолодой. Они немного поговорили о прошлом, обрадовались, что живы и здоровы после этих многих лет, и Вера попросила Николая Антоновича принять в НИИ ее мужа. "Да, да, конечно, - согласился он. - Пусть завтра и зайдет". Вера торопливо поблагодарила и заговорила о том, что надо бы встретиться, но Анищенко захотелось поскорее попрощаться, пообещав как-нибудь собраться в гости.

Этот неожиданный звонок приятно возбудил его. Он по-новому взглянул на обстановку кабинета с обширным полированным столом для совещаний, с тумбой селектора, со шкафами, где стояли книги Николая Антоновича и его коллег, а на отдельном месте красовалась гордость Анищенко - действующий макет экспериментального комбайна.

Нет, недаром жил на свете Николай Антонович. Завтрашний гость, знаменитый Зосимов, поймет это.

...Они встретились так, как и предполагал Анищенко. На пороге кабинета остановился высокий сухощавый человек. Николай Антонович вышел из-за стола и шагнул ему навстречу. Он не скрывал своего любопытства. Зосимов выглядел старше своих лет, но лицо его было лишено и капли жира, сухо, обтянуто загорелой кожей, морщинисто и красиво. На лацкане светло-серого пиджака спортивного покроя поблескивал затертый, потемневший значок мастера. Николай Антонович про себя улыбнулся: у него на лацкане тоже был знак, лауреатский. Но вообще-то, против ожиданий, Зосимов имел вид очень приличный, что-нибудь вроде второго тренера, работяги. Выражение его выцветших, некогда голубых глаз было спокойным.

- Здравствуйте, земляк, - сказал Николай Антонович. - Наконец-то я с вами познакомлюсь.

Они пожали друг другу руки, и Анищенко усадил гостя в кресло за низкий столик, а сам сел напротив.

- Курите? - спросил он.

- Спасибо, не курю.

- Да, да, - Анищенко опустил сигареты на столик. - Вы, значит, хотите работать в нашем институте, не так ли? Если не ошибаюсь, у вас нет диплома?

- Я закончил один с вами институт, - сказал Зосимов. - Перед войной.

- Как? - удивился Николай Антонович. - Вы же...

- Вечерний. Горная электромеханика.

- Так, так... Это меняет положение. Конечно, могу предложить не бог весть что для ваших лет - младшим научным сотрудником, как? Сто сорок, премия каждый квартал, частые командировки. Годика через два можете надеяться на старшего. Только, наверно, вы знаете - после войны техническая революция начисто изменила шахты. Придется вам немного подучиться, но я вам помогу...

Анищенко приветливо улыбался. Он знал, что у Зосимова не ладилось с тренерской работой, однако теперь Николай Антонович поддержит его, стародавнюю потухшую звезду.

- Ну как?

- Согласен, - ответил Зосимов.

- Превосходно, превосходно, дорогой земляк! Главное, не отчаиваться. Человек всегда найдет себе дело.

Зосимов кивнул.

Николай Антонович хотел тут вспомнить молодые годы, свою далекую привязанность к сегодняшнему гостю, посетовать на судьбу, которая с запозданием сводит людей, но заглянула секретарша и сказала, что позвонили из приемной министра. Анищенко вздохнул и развел руками:

- Ну ничего. У нас еще будет время. Я вас поставлю на наш новый комбайн. Перспективнейшая машина!.. Давайте подпишу заявление. Оформляйте все в отделе кадров, и завтра - прошу, в восемь тридцать начало.

Младших научных сотрудников было очень много, в основном они были молодые ребята, честолюбивые дети, - Зосимов держался несколько в стороне ото всех, неразговорчивый, исполнительный, странный человек. Как-то Анищенко увидел его в институтской столовой, тот сидел за столиком и пил из бутылки кефир. Анищенко отвернулся, он почувствовал жалость к нему, имевшему когда-то очень многое, а теперь забытому.

"Это его трагедия, - подумал Николай Антонович. - Он выработал свой человеческий потенциал и живет в прошлом".

А между тем шло время, оба они работали, встречались, обменивались приветами женам и расходились, не касаясь друг друга. Но когда понадобилось поехать на испытания комбайна, Анищенко вспомнил Зосимова - нужен был надежный исполнитель. Он поручил ему снять рабочие характеристики двигателя, и тот выслушал задания, не удивился его кажущейся простоте и на следующий день улетел в Донецк.

И надо же было случиться такому, что привезенные им материалы никак не совпадали с расчетными! Анищенко сидел за своим домашним столом и злился. Николай Антонович тосковал от предчувствия неудачи.