Старший портье нервно проглотил слюну.

Вечером Римо был уже в Каире, где пересел на лайнер, вылетавший в Рабат, а оттуда рейсом марокканской компании вылетел в Идру.

Республика Идра уже трижды подписывала с Марокко договор о политическом объединении и раза три объявляла Марокко войну как предателю интересов арабского мира. Остальные страны, от Йемена до Ирака, генерал Мумас почитал лояльными. Это распространялось и на Палестину — точнее, за отсутствием оной, на Организацию ее освобождения.

В данный момент Марокко считалась союзником Идры в рамках пан-арабского договора, и потому марокканские самолеты могли беспрепятственно садиться в столице республики. Однако еще в Израиле Римо предупредили, что в Идре его могут ждать неприятности, причиной которых станет его американский паспорт.

На что Римо ответил:

— Посмотрим.

И когда таможенник в идрийском аэропорту, хмуро глянув на Римо, потребовал паспорт, Римо убил таможенника.

Даже самых хладнокровных людей брак способен довести до белого каления. Отфутболив голову таможенника к дверям, Римо вышел из здания аэропорта в толчею столицы республики Идра — маяка революции, стража ислама и неутомимого борца с сионистской экспансией.

Паспорт Римо почему-то никого больше не заинтересовал.

Большая часть великой идрийской армии отбыла в победоносный поход на Израиль, и поэтому резиденцию генерала Мумаса охраняли всего несколько человек. Сидя в караульном помещении, стражи в сотый раз слушали по радио репортаж о захвате идрийской армией авианосца «Джеймс К. Поук».

Сообщение это каждый час передавалось по радиостанциям всего арабского мира. Великая победа — мужество и хитрость против превосходящих сил неприятеля. Идрийские солдаты проявили такое дерзновение и храбрость, что теперь их уважали даже враги. И хвалебные эпитеты в их адрес можно было увидеть уже не только в левых изданиях и листовках неонацистов.

А люди... На улицах не было возбужденных толп, никто не стрелял в воздух в порыве радости. Новое чувство захлестнуло сердца людей — уверенность, подобной которой арабский мир не помнил с древних времен.

Чтобы не устраивать шума, Римо просто прошел вслед за охранником, направлявшимся к дворцу, и вскоре уже входил в массивные двери отделанного мрамором помещения, известного под названием «Ставка командования революционного народа».

Генерал Мумас, в белом кителе с таким количеством медалей, что их хватило бы на все войны за последние полтораста лет, сидел у радиоприемника, слегка кивая в такт заявлениям комментаторов, называвших его «солнцем исламского мира» и «величайшим арабским лидером всех времен».

Римо вцепился в копну курчавых черных волос генерала и энергично встряхнул его. Несколько медалей со звоном упали на пол.

— Ты — один из его людей? — спросил генерал. — Вы пришли все-таки за моей жизнью...

— Я пришел за нашим кораблем.

— У меня его нет, — развел руками генерал.

Большим и указательным пальцем свободной руки Римо сдавил на генеральской шее тонкую жилку нерва.

Генерал закричал.

— Я... я больше не властен над ними! Клянусь... они не подчиняются мне!

— А ты постарайся. Уж связаться-то с ними ты можешь, я думаю.

— Я... я связывался... но они не желают слушать меня.

— Так попробуй еще, — предложил Римо.

Пока слуги тянули из соседней комнаты отделанный золотом телефонный аппарат, Римо задумчиво полировал физиономией генерала мраморную столешницу.

Не будь этот тип в данный момент так ему нужен, Римо не задумываясь покончил бы с ним. Он чувствовал, что ненавидит даже эти мраморные стены. Но если бы его разум целиком захватила эта жаркая волна ненависти, действия Мастера Синанджу стали бы опасны прежде всего для него самого, а допускать подобное Римо не собирался.

Именно холодный разум давал силу Мастеру.

Наконец телефон подтянули к мраморному столу, и генерал, всхлипывая от боли, вышел на связь с бортом «Джеймса К. Поука». Он сразу узнал голос в трубке — это был полковник Хамид Хайди.

— О брат мой, мы повелеваем тебе побеседовать с нашим гостем...

— Я занят, — последовал резкий ответ.

— Чем же можешь ты быть...

— Приведением боеголовок в полную готовность. Мы на траверсе Иерусалима и накроем их систему Пво первым залпом.

Генерал, покрывшись испариной, накрыл рукой трубку:

— Может... попытаться остановить их?

— Погоди. — Римо нахмурился. — Это дело нужно хорошенько обдумать...

— Их нужно остановить, — кивнул Римо после секундной паузы.

Мысль об Иерусалиме, исчезающем в ядерном вихре... Священный город трех мировых религий, родной дом для одной из них. И потом, за драгоценную Пу он тоже несет ответственность: в деревне Синанджу все знают, что ей нечего бояться, раз она под защитой Мастера.

И если с ней что-нибудь случится, Чиун никогда не простит его.

Что же, спасать священный город, столицу давнего союзника Америки, только из-за того, что он боится гнева Чиуна? Неужели Синанджу настолько вытеснила из его памяти уроки сестер-монахинь из приюта для сирот в Ньюарке, что он не подумал даже о том, что этот город — родина христианства? Неужели он дошел до этого?

Дошел, хмыкнул про себя Римо, и довольно давно.

— Скажи ему, что высылаешь им на помощь своего эмиссара.

— Вы действительно поможете им?

— По-моему, в этом они меньше всего нуждаются.

— Но что вы сможете сделать в одиночку?

— Пробрался же я сюда, — кивнул Римо на тело охранника, лежавшее у раскрытых дверей.

— Может быть, нам удастся договориться?

— Никоим образом.

— Вы могли бы устроить так, чтобы ни один из моих людей на этом корабле не сошел бы на берег? Если да, то сколько вы просите?

Римо давно разгадал ход мыслей генерала, но решил на всякий случай прикрыться маской непонимания.

— Вы хотите уничтожить их? — спросил он, изобразив изумление.

— Видите ли, у меня возникли трудности, суть которых, возможно, вам непонятна. Разумеется, я был и остаюсь борцом против империализма, сионизма, капитализма и угнетения. Я — за исламский образ жизни. — Генерал задумчиво отхлебнул из бокала виски с содовой — продукт столь же запретный для мусульманина, как свинина. — Но чтобы остаться во главе этой борьбы, нельзя мириться с существованием конкурентов. Или позволить, чтобы кто-то обошел меня в этом поединке со злом. Вы понимаете?

— Не очень.

— Предположим, они уничтожат гнездо сионистов, оккупирующих палестинские территории.

— То-то вы будете рады.

— Конечно. Это будет великая победа над нашим общим врагом, но победа не моя, а этого выскочки. Сначала он и его приспешники возьмут Иерусалим, а потом... кто знает? Дамаск? Эр-Рияд? Каир? Кто остановит их?

— К чему ты клонишь, приятель?

— От имени борцов с сионизмом, независимых арабских и исламских государств, мечтающих восстановить нашу законную власть над Иерусалимом и борющихся за это во имя Аллаха и нашего будущего, я предлагаю любую цену за то, чтобы ни один из находящихся на борту «Джеймса К. Поука» героических борцов за дело арабского мира не сошел с корабля на берег — ни сейчас, ни когда-либо впоследствии.

— То есть я должен убить их?

— Любую цену! И я гарантирую вам поддержку своего и любого другого правительства. Вы, должно быть, знаете — мы не бедняки.

— Тогда для начала, генерал, вот что...

И Римо перечислил все пришедшие ему на память сокровища, украденные некогда из деревни Синанджу, пока он, ученик Мастера, выполнял очередное задание КЮРЕ.

— Даже для начала это многовато.

— От вас требуется только сказать, где это находится, а и уж сделаю остальное.

Обещание вкупе с заверениями в великой и неувядающей любви было дано немедленно. Возможно, американец и выполнит задуманное, но, безусловно, погибнет при этом и сам. И тогда генералу Мумасу не придется разыскивать весь этот умопомрачительный список.