— А что делать с остальными? Выбрасывать их на улицу, где они будут устраивать беспорядки с требованием работы и переселения? Верховное ведомство предпочтет, чтобы я заставим эту массу работать кремниевыми зубилами, лишь бы они были при деле.

— Нельзя ли устроить мне встречу с этим рабочим? — продолжил Грим. — Все же он входил в прямой контакт с профессором.

— Вы имеете в виду деморфинщика? Его фамилия Надди. Только тот тип наверняка ничего не скажет.

Генеральный директор оказался прав. Надди ничего не сказал. После приобретения деморфина он больше не встречался с профессором. Нет, никому не рассказывал. Вот только Сааду, из другой смены. Но Саад не поверил.

Грим автоматически записал в блокнот фамилию Слада, рабочего завода Крюгера.

— Вот здесь мы и присядем, нам принесут горячего, и вы все расскажете подробно, — после небольшой прогулки объявил Грим.

Шейла огляделась. Буфетик находился в дупле старого дерева. Высоко в его ветвях на выложенной площадке, отдаленно напоминающей гнездо гигантской птицы, стояло еще три столика. Туда вела лестница, прячущаяся среди ветвей. Хозяин поставил перед Шейлой и Гримом большие чашки дымящегося напитка с ароматным запахом.

— Здесь неплохо, а главное, мы можем тут спокойно поговорить. Вначале скажите, почему такой человек, как Пэт Моррис, занятый проблемой переселения и в принципе от фармакологии далекий, предложил вам заняться разработкой деморфина?

— Думаю, чтобы дать возможность заработать. Моррис считает, что деморфин будет иметь сбыт.

— У кого?

— Полагаю, у веселящейся публики. Своего мнения он не высказывал.

— Шейла, а не кажется ли вам, что, если вы повторите открытие профессора, сам профессор уже не будет нужен правительству?

— Ерунда! Профессор должен дать топливо.

— Интуиция подсказывает мне, что сейчас топливо и деморфин поменялись местами. Не помню, говорил ли я вам, но мой начальник получил предупреждение, что если профессор Бенц не будет найден в течение десяти суток, то он, начальник, может прощаться с местом. Я, кстати, тоже.

Шейла присвистнула.

— А знаете что, — вдруг сказала она, — я могу объяснить, откуда у Верховных столько прыти. Я просто понравилась Моррису. Очень понравилась, понимаете?

Грим внимательно посмотрел на нее, промолчал и подумал, что степень личной заинтересованности Морриса в деле профессора, пожалуй, не соответствует официальному накалу поисков. Но Шейле предпочел не говорить об этом. А та вспомнила, как заботливо встретил ее министр экологии в своем кабинете, как торжественно обещал сделать все для поиска ее деда, как дал возможность практически стать во главе лаборатории и как он смотрел на нее, как нежно и долго целовал на прощание руку…

Затем Грим кивнул ей и зашагал к машине. Шейла услышала, как он отъехал, подумала: вот, даже не постоял с ней на прощание, не задержался А может быть, встречаясь с ней, он только исполняет свой долг? И их свидания, беседы, прогулки входят в протоколы? Ах, Грим, Грим…

Шейла вздохнула, огляделась и вздрогнула: возле ее гаража стояла чужая машина.

— Простите, — услышала она голос, — но ждать вас на улице, где мою машину могут узнать, я не решился, поэтому пришлось поставить ее здесь. Э, да вы, кажется, испугались! Я не хотел… — Из темноты к ней шагнул Пэт Моррис. — Шейла, нам необходимо поговорить. Я пришел сказать вам о дедушке. Садитесь в мою машину. Разговор не короткий. Да, переоденьтесь в вечернее платье. И захватите купальный костюм.

…Моррис уверенно сидел за рулем, чуть откинув назад голову.

— Сегодня мне на стол легли документы расследования. Выстраивается достаточно основательная версия. Ваш дедушка похищен ассистентом Клаузеном, а затем упрятан в Восточных горах.

— Почему же тогда Клаузен на свободе, а дедушка не дома?

— Потому что, милая Шейла, это не простое похищение, а политическое. Вы же наверняка знаете, каких убеждений придерживается этот молодой ученый.

— Слышала, но дед никогда не интересовался политикой.

— Так вот… Мы не можем арестовать Клаузена до тех пор, пока не установим остальных участников преступления либо связанных с Клаузеном лиц. Более того, пока не раскроем заговор рабочих партий против перелета. Это явно их дело. Видите ли, вместо того чтобы содействовать правительству, создать возможности для полной мобилизации населения для перелета, рабочие партии плодят сознательных саботажников, негодяев. Зная о вашей работе, рекламируемой газетами, они могут и вас… Как вашего дедушку. Так что, мне кажется, вам необходима охрана.

— Я подумаю над вашим предложением, спасибо. Но деморфин и политика?.. Не вижу связи. А куда вы меня, кстати, везете?

— Пока это мой секрет. — Моррис сделал еще один поворот, машина въехала под ярко освещенную арку, потом в играющий светом тоннель и остановилась перед небольшой красной дверью.

Моррис вышел из машины, помог выйти Шейле и распахнул дверь в стене. Шейла зажмурилась: в глаза бил дикий калейдоскоп огней. Он исходил снизу. Это был бассейн с люминесцирующей водой.

— Ну как? — спросил Моррис.

— Фантастика! Спасибо вам, господин Моррис.

— Смелее, это всего лишь стеклянный пол, бассейн дальше, — подтолкнул он ее, и Шейла шагнула в уютную комнату: у стены меж мягких подушек стоял низкий стол с изысканной сервировкой. За огромной стеклянной стеной плескалась вода. Там плавали женщины в замысловатых тюрбанах на головах.

— Не волнуйтесь, они нас не видят, — Моррис открыто любовался Шейлой. — Со стороны бассейна стекло зеркальное. Садитесь. — Он взял ее под руку и, усаживая к столу, подсунул подушку, сел напротив, предложил: — Если неудобно сидеть, то прилягте. И давайте договоримся: вы называете меня просто Пэт.

Шейла кивнула. Она пила пряный шипучий напиток, от которого чуть кружилась голова. Ей вдруг захотелось спать. Шейла встряхнулась, взяла свою сумочку и протянула Моррису деморфин:

— Хотите?

— Пожалуй, — согласился он и, глядя, как от таблетки расходятся диффузные струи, сказал: — Если захотите окунуться, переодеться можно вон там.

— Обязательно. — Шейла встала.

Моррис посмотрел в окно и увидел в зеленом секторе бассейна Крюгера.

Сегодня на совещании комитета по переселению Крюгер произнес поистине историческую фразу: «Если мы не смоемся отсюда, то наши дети смешаются с чернью. Уж лучше смыться на любых условиях». И тут даже самые умеренные члены комитета проголосовали «за». Затем заслушали принципы построения отборочной сетки. Крюгер, которому, как всегда, неймется высказать свое мнение, и тут остался верен себе, рисовал самые радужные перспективы. Он был по-своему убедителен, Моррису осталось лишь проиллюстрировать его слова конкретными выкладками, представленными электронным мозгом. Получалось, что при применении деморфина достаточно было использовать лишь тринадцать процентов рабочей силы против намеченных ранее сорока. Это вдохновило комитет не меньше аргументов Крюгера, и отборочная сетка была утверждена. Итак, переселение стало возможно благодаря деморфину. В итоге — всеобщее благоденствие, никаких проблем.

Правда, раздавались и фразы сомнения. Значит, разбивать семьи? Что ж, мужчин и женщин по сетке набирается поровну, значит, они смогут заново устроить личную жизнь? Нет ли опасности революционных выступлений при опубликовании сетки? Есть, но нужно быть кретином, чтобы опубликовать ее. Публиковаться будут лишь списки первого эшелона, с которым полетят самые лучшие представители населения. Они-то и будут строить плацдарм для нового витка цивилизации.

И тут Крюгер опять взял слово: «Зачем нужны нам убогие, старые, ленивые еще и там? Мало мы с ними тут намучились? Вы что, забыли, как несколько лет назад мы чуть не окочурились, когда начала расти ядовитая трава и пал скот? Забыли? Кто тогда нас спас? Пэт Моррис своим проектом переселения. Считайте, он спасает нас вторично. Чернь начнет верить в светлое будущее с утроенном силой, ну и пусть верит себе на здоровье». Крюгер захихикал, и кто-то подкинул каверзный вопросец: «Что же будет с оставшимися?» И тут прозвучала вторая историческая фраза Крюгера: «А все, что угодно. Вам-то что?»