Есть одна вещь, государственное страхование оплачивает контроль над рождаемостью.
— Да, — отвечаю я и он одобрительно улыбается.
— Хорошо. Я чист, обещаю. Не хочу, чтобы что-то разделяло нас. Ты в порядке?
Я так сильно хочу, чтобы он оказался внутри меня, и рискну всем, в этот момент.
— Полностью.
Питер снова, быстро целует меня, потом отстраняется.
— Я буду трахать тебя, пока ты не попросишь пощады. Тебе понятно?
Абсолютно.
— Тогда, мы можем заниматься этим всю ночь. — отвечаю я нечестиво.
Питер улыбается и встает на колени передо мной. Он направляет свой член и врезается в меня. Мы оба стонем — чувства неописуемы. Он огромный, поэтому мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть.
— Ты как? Я не могу больше сдерживаться.
— Трахни меня, мистер... Аааа...
Он вытаскивает член и врезается в меня снова. И еще раз. С каждым толчком, он все глубже и глубже. Его руки сжимают мои бедра, пытаясь удержать на месте, но от жестких толчков, я скольжу на простынях.
— Ты такая тугая, черт... — рычит он, вдалбливаясь в меня. Его яйца бьются об мою задницу.
Моя грудь подпрыгивает с каждым толчком. Я стону, пытаясь бороться с желанием потребовать больше или просить, чтобы он остановился. Это слишком, как он меня наполняет, трахает, его грязные слова, его сексуальный рот.
— О, боже. Питер, я… я …
Он надавливает на мой набухший клитор так сильно, что оргазм посылает волну удовольствия по позвоночнику и я выгибаю спину. Питер не обращает это во внимание и продолжает вдалбливаться в меня. Я пытаюсь остановить его, но он не успокаивается, пока рыча, горячее семя не взрывается внутри меня.
Но боже, он еще не закончил. Он достает член и начинает растирать свое семя тремя пальцами внутри меня.
— Посмотри, как ты прекрасна. Заполненная мной. Блядь, я хочу видеть тебя такой всегда, — бормочет он, а его пальцы проникают все глубже и глубже. В результате чего, я достигаю еще одного оргазма.
— Питер, я больше не могу.
Я знаю, что мои мольбы ничего не изменят, наоборот, он становится еще более агрессивным. Он размазывает наши совместные соки по всему моему телу.
— Мое, — стонет он и заменяет пальцы своим языком.
Питер поедает меня, пока во мне нарастает новая волна удовольствия, все сильнее и сильнее и я ныряю в еще один оргазм. Я напрягаюсь и мое зрение затуманивается.
Я хватаюсь за голову Питера, потянув его за волосы, молча прося пощады. Я чувствую, как на его губах появляется улыбка; Вибрации его смеха — отдаются мучительной щекоткой к моему переутомленному клитору.
— Я могу делать это вечно, — напевает он и отстраняется. Его подбородок блестит, когда Паркер самодовольно смотрит на меня, на слой его соков, размазанных по моей коже…
— Как чувствует себя твоя задница?
Я смеюсь:
— Будто ее отшлепали.
Питер улыбается.
— Хорошо, я хочу, чтобы так и было. — Паркер наклоняется поцеловать меня. — Может быть, я буду поощрять тебя, когда ты будешь называть меня так.
Он дарит мне последний поцелуй и спрыгивает с кровати.
— Пойдем в душ, а потом, я накормлю тебя.
Не знаю, что на меня нашло, потому что я не уверена, что смогу справиться с еще одним нападением, я отвечаю:
— Не знаю, мистер Паркер, Не думаю, что хочу есть. Я испытываю немного другой голод.
Его глаза сверкают похотью и член дергается, снова твердея:
— Блядь, ты права. Я накормлю тебя позже. — И он наклоняется, поедая мои голодные губы.
Глава 6
— О, боже! — стону я, пока сироп стекает по подбородку, — Как ты это делаешь? — сунув в рот блин с сиропом и фруктами, спрашиваю я.
Мы так и не поужинали прошлой ночью, потому что наш аппетит жаждал не еды.
Питер Паркер вдалбливался в меня всю ночь и мы отключились до восхода солнца.
Меня разбудил его теплый язык, ласкающий мой сосок, а палец кружил над клитором. Я думала, что мое тело истощено и не получит оргазма еще месяц, но его уверенные, нежные движения не заставили долго ждать, и вскоре, я сокращалась вокруг его пальцев.
Я сижу на кухне после веселого душа, пока он кормит меня самой вкусной едой на свете. А веселье заключалось в том, что меня прижали к холодной кафельной плитке и трахали.
Я сказала Питеру, что подойдут и остатки вчерашнего ужина, но он настоял на том, чтобы приготовить завтрак. Он берет тарелку для себя и садиться рядом со мной.
— Я сам научился, — говорит он и отпивает кофе.
Я хватаю еще один блин, не заботясь о манерах.
— А как ты научился? — бормочу я, жуя блин.
Питер берет салфетку и вытирает рот, пока я жую огромный кусок блина, слишком большой, для моего рта.
— Это как наука, Гретхен. Нужно тщательно подобрать ингредиенты, чтобы создать совершенство.
— Все, да? — Он и его ботаника.
— Все, — говорит он и его улыбка становится зловещей. — Даже для того, чтобы заставить тебя кричать мое имя этим утром, потребовалось ровно сорок семь секунд, это тоже наука.
У меня отвисает челюсть.
— А когда ты закончишь, я намерен снять с тебя полотенце и, воспользовавшись наукой, обернуть вокруг своего члена.
Хорошо, признаю. Немного пищи, все-таки, выпадает из моего открытого рта. Да кто этот парень? Доминант в сексе, со странным фетишем и грязными разговорами в постели, замаскированный под назойливого учителя науки. Мы пытаемся завязать разговор, что довольно трудно, ведь мысли заняты лишь тем, что будет, когда я закончу есть.
Питер спокойно и непринужденно потягивает кофе, в то время как мой рот жует тот же блинчик. Поскольку я не особа разговорчива, Питер рассказывает, как начал готовить еще в колледже, когда работал во французском ресторане.
Он рассказывает, как рос в Сиэтле, у него есть сестра и престарелые родители. Он любит животных, но его домовладелец не позволяет их держать. Паркер признается, что его первой страстью была не наука. Это был Секс.
Вот тогда, я прихожу в себя и даю ему пощёчину:
— Нет, не был.
Его идеальный смех заполняет комнату.
— Нет, не был. Я, на самом деле, хотел быть ветеринаром, но подвернулась эта работа. Ты закончила? У меня есть на тебя планы, так что ...
Я быстро бросаю вилку. Готово. Он кладет в раковину наши тарелки, пропускает меня вперед и мы возвращаемся в наше секс-подземелье. Или в его комнату. Мятые простыни напоминают мне обо всех способах, которыми он взял меня прошлой ночью. Питер подходит и целует меня под лопатку.
— Брось полотенце, Гретхен, — требует он.
Это как переключатель, один приказ – и я мокрая.
Я стягиваю полотенце и воздух холодит кожу. Я жду следующего приказа, потому что знаю, что моему ботанику нравится контроль.
Именно тогда, его тепло исчезает и раздаются звуки выдвигания ящиков.
— У тебя есть аллергия на что-нибудь, Гретхен? — дыхание Питера согревает мою мочку.
— Что?
Его мягкий смешок удивляет меня.
— Шучу. Я собираюсь завязать тебе глаза. Боишься темноты?
В горле пересохло. Я качаю головой, потому что не уверена, что смогу вымолвить хоть слово.
— Хорошо. Не шевелись.
Его руки поднимаются позади меня и закрывают глаза чем-то шелковым. Лишив зрения, он хватает меня за бедра и подводит к кровати. Когда мои колени натыкаются на край, Питер велит мне подняться на нее.
Я забираюсь на кровать и становлюсь на колени, затем слышу шорох одежды и матрас прогибается под его весом.
Питеру не обязательно прикасаться ко мне, чтобы я почувствовала насколько он возбужден. Его тепло согревает меня. Моя кожа покрывается мурашками в ожидании того, что он припас. Ощутив холодный металлический предмет, скользящий по моему бедру, я вздрагиваю. Питер одной рукой обнимает меня, а загадочный предмет, холодный и гладкий, кружит по моему соску.
— Что это? — спрашиваю я, но в ответ получаю мягкий смешок.
— Это не то, о чем ты думаешь. У меня нет тайного фетиша. — Паркер проводит гладким предметом от груди к пупку и спускается ниже, кружа над клитором.