Не дожидаясь повторного приглашения, Эмиль вскочил, поклонился и спешно покинул дедовские апартаменты, позабыв даже уничтожить все еще действующее заклинание ограды тишины. Он пронесся по дворцу, не глядя по сторонам и ничего не замечая, и остановился только уже ступив на парковую гравиевую дорожку. Солнце зашло, спускались сумерки. Прохладный ветер остудил лицо Эмиля, но ему все еще не хватало воздуха, и он нервным движением рванул ворот плотно запахнутой накидки. После разговора с дедом ему было не по себе, хотелось что-нибудь разломать и разрушить, причем собственнолично, руками, не прибегая к помощи Дара. Ничего подходящего на глаза ему не попалось, и он, замычав сквозь зубы, резко повернулся и размашистым шагом направился в сторону своего потаенного жилища. Через минуту он, не сдержавшись, перешел на бег.

Все еще одержимый жаждой разрушения, Эмиль пронесся мимо поджидавшего его под кленом, в праздности, Тармила (тот проводил его недоуменным взглядом), и ворвался в свою спальню, едва не сорвав дверь с петель.

— Проклятье! — повторял он сквозь зубы. — Проклятье! — хотя и сам не мог понять, кому или чему адресованы его слова.

Он сорвал со стойки меч — не парадный, положенный ему как принцу крови, а настоящий, боевой, — и, сжимая его в ладони, выскочил обратно на открытый воздух.

Учитель с молчаливым неодобрением наблюдал, как Эмиль, оскаливший зубы, с побагровевшим лицом, и удивительно похожий на деда, наносил быстрые бешеные удары по измочаленному стволу старого засохшего дерева, на котором он во время тренировок ставил руку. Меч с глухим звоном вгрызался в дерево, оставляя глубокие зазубрины, и отскакивал от ствола, как живой. Белые щепки летели во все стороны, как водяные брызги.

Несколько раз, начиная чувствовать усталость, Эмиль менял руку. Только окончательно выдохшись, он бросил меч и, тяжело дыша, подошел к Тармилу. Он раскраснелся и вспотел, влажные соломенные волосы облепили лоб и виски.

— Сколько раз я говорил тебе, что упражнения с мечом вредят занятиям магией? — неприятным тоном вопросил Тармил. — Ты можешь повредить кисть или пальцы — и что станешь тогда делать? А?

— Пойду выбивать врагам зубы рукоятью меча, — ответил Эмиль, опускаясь на землю рядом с учителем.

— Очень остроумно. Ну что же, ты поговорил с королем?

— Поговорил.

— Вижу, ваш разговор был очень энергетическим.

— Да уж… Словами не выразить, насколько энергетическим.

— И о чем же шла речь? Мне дозволено будет узнать?

Эмиль заколебался.

— Простите, учитель…

— Ладно, — махнул рукой Тармил. — Я не собираюсь лезть в ваши личные с королем дела.

Эмиль благодарно промолчал.

Быстро стемнело, на черном осеннем небе одна за другой загорались звезды. Эмиль сидел, прислонившись затылком к стволу клена, и смотрел на них. Все они были ему знакомы… но какой толк от того, что ты знаешь имена звезд? От этого жизнь не становится легче, когда над тобой, как топор палача, висит дар-проклятье.

— Учитель! — позвал Эмиль, не поворачивая головы. — Можно спросить вас?..

— Смотря о чем.

— Вы говорили обо мне с дедом?

Долгая пауза, — и, наконец, неохотно:

— Говорил.

— И говорили, что я не могу больше оставаться вашим учеником?

— Да.

Эмиль сел прямо, упершись руками в землю, и повернулся к Тармилу. Он уже остыл после своего яростного приступа, и краска ушла с его лица, но теперь щеки вновь загорелись нервным румянцем.

— Так это правда?.. — возбужденно проговорил он. — Но так скоро?..

— Я всегда говорил, что у тебя просто сумасшедшие способности к магии, — ровным голосом отозвался Тармил. — Но я и сам не думал, что за какие-нибудь три года ты меня обскачешь. Я не могу больше учить тебя.

— Но это значит… — медленно сказал Эмиль неожиданно севшим голосом, — что я должен буду уехать?..

Снова пауза и снова — неохотно произнесенные, почти выцеженные слова:

— Король не хочет, чтобы ты уезжал. Он сказал, что сделает все возможное, чтобы ты остался.

В порыве чувств Эмилю немедленно захотелось воскликнуть: "О, дедушка!", но он вспомнил сегодняшний разговор и резко расхотел. Назвать деда, короля Иссу, старого, желтоглазого, недоброго, дедушкой — да просто язык не повернется!..

— Ты не голоден, принц? — Тармил решил свернуть тему предполагаемого окончания ученичества Эмиля. — Думаю, ужин нас уже ждет. Пойдем, тебе надо подкрепить силы.

— Я бы лучше лег спать…

— Нет, нет. Ты должен поесть, — Тармил заговорил настойчиво, как будто убеждая маленького ребенка. Лучше не спорить, понял Эмиль, хорошо знавший учителя, и подчинился его настояниям, хотя, в действительности, предпочел бы немедленно забраться в постель, ибо за сегодняшний день устал сверх меры.

— 2-

Облачение в парадное платье было для Эмиля настоящей пыткой. С утра пораньше, еще до рассвета, к нему явился присланный сенешалем слуга, без чьей помощи Эмиль едва ли справился бы. Слуга принес с собой нарядное платье и немедленно приступил к облачению в него принца.

Через час Эмиль стоял перед большим зеркалом в гардеробной и придирчиво рассматривал свое отражение.

Зрелище оказалось неожиданно впечатляющим. Глядя на меня, подумал Эмиль не без удовольствия, ни один человек не усомнится, что в моих жилах течет самая благородная в королевстве кровь.

Прямые соломенные волосы были гладко зачесаны назад, и на месте их удерживал тонкий кованый золотой венец. Подстать венцу был и парадный нагрудник, разукрашенный позолотой и цветной эмалью. В битву в таком не пойдешь, а покрасоваться на дворцовом приеме — в самый раз. Тяжелый черный, переливающийся шелковыми розблесками плащ ощутимо давил на плечи и мел складками пол. Жесткая ткань, застежка в виде мертвой головы у горла… Кому пришло в голову взять символом королевской власти череп?..

К такому плащу положен оруженосец, подумал Эмиль с усмешкой, оставляя мысли о черепе в стороне. Или, вернее, плащеносец, чтобы таскать за мной его полы… Однако, как во всем этом ходить?

Для пробы он прошелся по комнате, и приятное впечатление от собственного зеркального отражения стерлось без следа. Притаившийся в уголке слуга настороженно следил за ним; пребывание в одном пространстве с принцем пугало его до нервной дрожи.

Тяжесть плаща на плечах буквально пригибала Эмиля к земле, он норовил запутаться в глухо и нервно звякающих шпорах, а неудобный парадный меч при каждом шаге бил по бедру. Не было никакой возможности придержать его за рукоять, ибо в нее были вставлены драгоценные камни, которые больно врезались в ладонь и царапали пальцы даже сквозь перчатки. О-хо-хо, тоскливо подумал Эмиль, уж лучше бы настоящие боевые доспехи! Вид у меня, конечно, был бы не таким блестящим, но я хотя бы чувствовал себя человеком! А так я похож на разряженную куклу.

Впрочем, тут же злорадно добавил он про себя, Люкке придется еще солоней. Золота на него будет напялено на порядок больше. Я уж не говорю про женщин с их драгоценностями и высокими прическами…

— Ваш конь, ваше высочество, — осмелился подать голос слуга, — оседлан и ждет вас перед домом.

— А конь господина Тармила?

— Господин маг отбыл во дворец около часа назад…

Ну, вот еще сюрприз. Придется мне, мрачно подумал Эмиль, тащиться во дворец в одиночестве. Или, вернее, в сопровождении этих слуг-остолопов. Спасибо вам, учитель! Не захотели, значит, принять часть праздноглупого любопытства и тыканья пальцами на себя, оставили все мне… Спасибо же!

Прекрасно понимая, что подобное ожесточение ни до чего хорошего не доведет, Эмиль все же не мог ничего с собой поделать. Неясное чувство, чем-то схожее с противным сосанием под ложечкой, владело им со вчерашнего вечера, и к нему примешивалось раздражение от неудобного платья в частности и от всей этой глупой торжественной церемонии, на которой ему вменялось в обязанность присутствовать. Кому и зачем он там был нужен — вот вопрос…