Глаза Норри расширились.

- Слушай! Опять звучит, - в этот раз я старалась не упиваться музыкой. Не нужно Норри знать, как я себя чувствовала. – Не пойму, откуда звучит, а ты? Может, новая птица прилетела с ветром? – меня осенило, и я посмотрела взволнованно в сторону утеса. – Или, может,… корабль? Я не успела осмотреться из-за урожая, - об этом мы спорили за завтраком. Я хотела пойти, как обычно, осмотреться, но Норри сказала, что времени нет. – Может, кто-то пришел спасти нас, и этот кто-то не знает, что тут не стоит петь…

Щеки Норри побледнели.

- Дитя, где твой камень?

Я моргнула.

- Камень? – я коснулась рукой тяжелого красного кулона, висящего на серебряной цепочке под моим платьем. – Здесь, конечно. А что?

Не ответив на это, Норри сказала:

- Нам пора внутрь.

Я удивленно посмотрела на нее.

- Сейчас?

- Да.

- Но капуста…

- Останется здесь.

Я уставилась на нее. Это не было похоже на Норри, которая каждый год настаивала, что в Канун нужно собрать из сада все.

- Не понимаю.

- Что понимать? Мы долго работали сегодня. Ты сама так сказала. Заходи, - Норри говорила ворчливо, но в вечернем свете я видела пот на ее лице. Мысли о пении и музыке вылетели из моей головы. Если у Норри температура, ее нужно уложить спать.

Взяв ее за руку, я повела ее к дому.

† † †

И хотя до заката еще оставалось не меньше часа, дом уже был отчасти темным. Окон было мало, чтобы пропустить достаточно света. Но я бы нашла кухню Норри всюду по запаху – насыщенной смеси торфа, эстрагона и руты. Обычно там еще был суп, но в Канун Всех святых Норри всегда настаивала, что железный котелок должен висеть пустым, а под ним догорал костер.

- Садись, - сказала я Норри. – Я принесу одеяло, чтобы ты согрелась.

- Не нужно, дитя, - в доме Норри выглядела и звучала уже почти как прежняя. Но я все равно принесла одеяло, и когда я вернулась на кухню, то увидела, что она прижимает руку к сердцу.

- Тебе плохо, - сказала я с тревогой.

Норри снова отмахнулась.

- Нет, дитя. Нет.

- Но ты такая бледная…

- Порой мне не по себе от того, как ты похожа на мать. Такие же серые глаза, такой же маленький подбородок, - она посмотрела на меня и добавила ворчливо. – Конечно, ты растрепаннее.

Я без возражений пригладила спутанные волосы, не желая перебивать. Норри редко говорила о маме, даже под давлением, это меня расстраивало, ведь я помнила мало.

Но Норри, казалось, закончила ворошить прошлое.

- Ох! – она убрала одеяло. – Посмотри, как низко солнце. Нужно дотемна забрать водоросли.

На этой традиции в Канун Всех святых Норри настаивала: мы всегда варили свежесобранные водоросли в котле на новом костре, а потом пили бульон, чтобы защитить себя от вреда. Норри еще и выбирала определенные водоросли, потому собирать их было непросто, и в другой ситуации я бы отпустила ее одну искать их. Но не теперь, когда я так переживала за нее.

- Отдыхай. Я схожу в пещеру, - я потянулась к сетчатой сумке у двери, подходящей для склизких водорослей.

Норри выхватила сумку у меня из-под носа.

- Нет!

Я уставилась на нее. Норри бывала строгой, но редко кричала и никогда так не бросалась.

- Ты не выйдешь на улицу, - Норри преградила путь. – Не этим вечером. Не пущу, пока я еще могу дышать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПИСЬМО

Я отпрянула на шаг и уставилась на Норри, уверенная, что кричит она из-за лихорадки. Но когда я увидела ее взгляд, я поняла, что вижу не болезнь. Там были подозрение и страх.

- Норри, что такое? В чем дело?

Ее дрожащие пальцы сжались на сумке, но она не ответила.

Почему она ведет себя так странно? Я вспомнила недавние события.

- Это из-за пения? – я видела по ее лицу, что я права. – Ты думаешь, что это была я. И теперь не доверяешь мен.

- Ты напевала, Люси. Я сама слышала.

- Но я же сказала, я слышала пение. Словно это была птица или ветер в ракушке, только четче…

- Я не слышала пения, - сказала сухо Норри. – Только тебя.

Она сказала это так уверенно, что я застыла. Была ли Норри права? Я напевала, не понимая этого?

- Ты не слышала пения?

- Нет. А если ты его слышала, то это плохой знак. Кто-то или что-то пытается обмануть тебя, так я думаю. Тебе лучше побыть сегодня дома, чтобы тебя не схватили.

- Кто-то… или что-то? – неуверенно повторила я.

- Ранние проделки Кануна Всех святых, наверное.

- Но почему я слышу пение, а ты – нет?

Норри растерялась.

- Слишком много вопросов, дитя. Но они не заставят меня передумать. Завтра сможешь выйти. Но не сегодня, не в Канун.

Я коснулась камня. Меня не выпускают из-за суеверий или… чего-то большего?

- Не смотри на меня так, - голос Норри стал выше. – Твоя мама… - она замолчала.

- Что мама? – я ощутила укол страха. – Норри, ты должна мне сказать.

Не стоило говорить ей «должна». Она вскинула голову.

- В некоторые дела лучше не вмешиваться, Люси. Со временем ты поймешь. Знай одно: сегодня ты не выйдешь. Когда-то я расскажу больше, дитя. Но не сейчас.

Дитя. Вдруг это слово меня обожгло.

- Я не ребенок, - рявкнула я. – Мне пятнадцать. Зимой будет шестнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы знать правду.

- Если ты не ребенок, то перестань возмущаться как дитя, - сказала не впечатленная Норри. – Нет времени. До заката остался час, мне нужно собрать водоросли. Пока меня не будет, присмотри за домом, - на ее лице была видна тревога. – Не смей выходить. Если выйдешь, мы обе будем в ужасной беде.

Эти размытые предупреждения меня злили.

- Что за ужасная беда? – она не ответила, и я сказала настойчивее. – Ты знаешь, что я тебе не наврежу…

- Не сама, - покачала головой Норри. – Но ты даже не понимала, что напевала, дитя. Что еще ты сделаешь, если пение овладеет тобой? Ты об этом подумала?

Не думала. Но, пока она говорила, я вспомнила, как эти ноты пронзали меня, как отчаянно я хотела пропеть их в ответ.

Что еще я могу сделать? Честно говоря, я не знала. Не точно. Словно все, что я знала о себе, было уже не из камня, а из сыпучего песка. Я посмотрела на потрепанную дверь за Норри, радуясь вдруг, что она стоит между мной и ветром.

- Хорошо, - сказала я. – Иди. Я останусь.

- Умница, - Норри укуталась в плащ. – Подготовь огонь, как я тебе рассказывала. Что бы ни делала, держи камень при себе, а дверь закрытой. Опасность близко.

- Что за опасность? – растерянно спросила я. – Почему ты не говоришь?

Но Норри не объяснила и вышла за дверь.

† † †

Норри ушла, и я смотрела на черный камин. День почти закончился, огонь превратился в золу, комната была холодной, мертвой и почти во мраке. Я невольно дрожала. Почему я слышала пение, а Норри – нет? И что делать, если часть меня все еще хотела петь, даже если это приведет к катастрофе?

Ответ на последний вопрос был ясным. Семь лет Норри рассказывала мне о ритуалах на Канун Всех святых. Чтобы обезопасить себя, я должна была просто следовать ее указаниям в письме.

Двигаясь уверенно и быстро, я взяла кочергу и убрала последние угли. После этого я покрыла камин лавандой, рутой и розмарином, травами защиты, что Норри собрала утром в саду. По словам Норри новый огонь можно было разжигать, когда сядет солнце, так что тут пока я ничего добавить не могла.

Я принялась быстро подметать. Я постоянно останавливалась и смотрела в окно с облупленной рамой на кухне, стараясь не задеть деревце Норри в горшке на подоконнике. Деревце Норри обожала, она не позволяла мне трогать только его. Один блестящий листик мог защитить человека от любого зла, так она всегда говорила.

Глядя за листья, я не видела Норри. Конечно, требовалось время, чтобы дойти до пещеры и обратно, и Норри ходила не так быстро. Но поднимался ветер, и то, как от этого дрожали стекла, тревожило меня. Была ли Норри такой неуязвимой, как думала?