В последние шесть ночей они трижды занимались любовью, но она так ничего и не сказала Дэвиду.

Индейцы хорошо усваивали то, чему их учили. Ведь большая их часть была уже знакома с огнестрельным оружием, по крайней мере, охотничьим, а природными атлетами были почти все.

Более старшие, которые не могли выдержать максимальной физической нагрузки, составили отряд, призванный сразу ворваться в форт, когда (в случае удачного поворота событий) оттуда выскочит поезд с Дэвидом и всеми остальными.

Самые младшие, которые лучше всего проявили себя на интенсивных тренировках, должны были залечь под фальшивым полом вагонов. Этот пол как раз сейчас и делали столяры. Сама же Роуз сегодня тренировалась с тремя дюжинами индианок, которые должны были помогать в атаке на противовоздушные установки.

Все они старались, и недостаток опыта быстро преодолевался благодаря энтузиазму.

Рози казалось, что возможно именно из-за работы с женщинами она так и не сказала Дэвиду о ребенке.

Что если тогда он даст ей то же задание, что и Биллу Раннингдиру — участвовать в штурме бункеров с зенитками? Это, по крайней мере, безопасней. Если что-то пойдет не так, все равно останется шанс спастись.

А что если он вообще не даст ей сражаться.

Мысль о том, что мужчина ей что-то разрешает или чего-то не разрешает, выглядела для нее после смерти отца совершенно непривычной.

Конечно, она проработала с полицейскими — мужчинами всю свою взрослую жизнь, многим приходилось подчиняться по службе, но каждого всегда можно было попросить не лезть в ее дела.

Однако в случае с Дэвидом ей искренне хотелось делать так, как хочет он.

Чувство было одновременно и приятным, и пугающим.

Но что бы он ни сказал, она будет рядом с ним на этом поезде.

Рози ощутила, что Лилли смотрит на нее, и опустила чашечку кофе на стол:

— Что тебя беспокоит? — спросила Лилли.

— Не понимаю.

Индианка улыбнулась и перешла на шепот, хотя никого из мужчин в хижине было: они по-прежнему тренировались в пещере, а Уиздом кормил лошадей на конюшне. Роуз подумала, что ей тоже надо было бы остаться в пещере.

— Ты ждешь ребенка от профессора Холдена, правда?

Роуз была рада, что чашка кофе стояла на столе. Иначе он весь расплескался бы.

— Откуда ты знаешь? — помолчав, спросила она.

— По глазам. Мужчина не узнает этого, но женщина может. Срок у тебя еще небольшой.

— Небольшой, но, — Роуз покачала головой, — если Дэвид узнает, он…

— Даст тебе более безопасную работу? Что в этом плохого?

— Все!

— Нет. Что плохого в заботе о жизни нерожденного ребенка? Если что-то случится…

— Если Дэвид умрет, умру и я. Здесь все ясно, — ответила Роуз. Она старалась поменьше курить, заботясь о ребенке. Но это будет лишь третья сигарета за день, а день был на исходе и ей хотелось плакать, а руки ее дрожали.

Роуз затянулась.

— Думаю, он знает, как ты любишь его.

Роуз закусила нижнюю губу, затянулась, кивнула и, пожав плечами, ответила:

— Да.

— Значит, ты боишься сказать ему о ребенке лишь потому, чтобы он не отстранил тебя от операции? Правильно.

— Да, — Роуз кивнула. — Что дальше?

— Ты думаешь, он хочет ребенка?

Роуз много думала об этом, и каждый раз, какой бы извилистый путь ни проделывала ее мысль, приходила к одному выводу: Дэвид хотел ребенка.

— Да, — ее голос походил на звук надтреснутой пластинки.

— Тогда ты думаешь, что он рассердится на тебя за эту неожиданную весть, весть, которая наполнит новым смыслом и надеждой его жизнь, и поэтому молчишь?

— Я — не эгоистичная, я…

— В эгоизме нет ничего плохого, Рози. Только подумай, какой трепет охватит тебя, когда он обнимет тебя и начнет беспрестанно расспрашивать о ребенке, о твоем самочувствии! Твое ощущение невозможно будет передать словами. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда носила Уиздома? Ведь мой муж был конченый алкоголик. А Мэтью тогда я еще не повстречала. Ты же счастлива. Ты нашла мужчину своей мечты. Скажи ему все. Если он прикажет тебе не идти в бой, тогда можешь спорить с ним, переживать. Но не разрушай себя сейчас.

Роуз подошла к ней, обняла и положила голову на плечо:

— Спасибо, — она услышала, как позади открылась дверь и раздались стон ветра и мужские голоса.

Один из них был голосом Дэвида…

В спальне, куда их поселили, обычно спал Уиздом. Но постель была широкой и куда более уютной, чем одеяла и надувной матрас, на которых они спали в полевом лагере.

Дэвид Холден заметно беспокоился. Митч Даймонд еще три дня назад должен был выйти на связь по рации, но этого до сих пор не произошло.

Но что здесь можно поделать? Оставалось лишь вновь пытаться выйти на связь в назначенное время и надеяться на лучшее.

Рози лежала в объятиях Холдена.

В спальне было несколько прохладно. За окном дул сильный, холодный ветер. Но им было тепло на фланелевых простынях, под одеялами и пледом.

Рози вплотную прижала к нему свое обнаженное тело.

В их ласках проступала нечто, о чем он упорно старался не думать: отчаяние.

Лови момент, переживи его, насладись им, вкуси его. Ведь он, возможно, последний.

Ее руки прикоснулись к Холдену. Он поцеловал ее левый сосок. — Я хочу немного побыть сверху, — сказала Рози.

Дэвид перекатился на спину, Рози села на него, поглаживая пальцами волосы на его груди.

Затем ее правая рука резко опустилась ниже, и он внезапно вошел в нее.

— Дэвид?

Тело Рози раскачивалось, как цветок на ветру. Он приподнялся на локтях, беря ее за грудь. Она наклонилась. Холден крепко поцеловал ее.

— Дэвид?

Он опустился на спину, тяжело дыша, ощущая влажную теплоту ее лона.

— Что?

— У меня ребенок, наш ребенок.

— Что? — Дэвид вышел из нее.

Рози по-прежнему сидела на нем, раздвинув ноги. Ее пальцы гладили его лицо:

— Я — беременна. Мы — беременны, Дэвид.

— Уф… — ему столько хотелось сказать ей, подумать о стольких вещах, но вместо этого он перевалил ее на спину и вошел в нее сверху, сказав: — Я люблю тебя, Рози.

— Ты…

— Счастлив? — губы Холдена прижались к ее губам. Тело Рози стало двигаться еще быстрее. — Да, я счастлив… Я так хочу этого ребенка, — сказал он.

Холден понимал, что это когда-нибудь произойдет, но не знал, что ему нужно сказать в этом случае.

Не знал, что он ощутит.

Ему хотелось Рози, хотелось ребенка. Холден приподнял ее спину, а Роуз обхватила его бедрами.

Ее тело трепетало. Его тоже.

Наконец он медленно опустился в ее объятия и прикоснулся к ее губам своими. Ощутив ладонями теплый живот Рози, он поцеловал ее крепче.

— Нет, черт побери!

— Почему?

Холден взял у Рози сигарету, зажигалку и, затянувшись, сказал:

— Потому что тебя могут ранить и даже убить. И ребенка тоже! Вот почему! И на кой черт тебе сигареты, раз ты беременна? — он затянулся и выпустил дым.

— Я иду, Дэвид Холден! Я люблю тебя. Жду твоего ребенка. Ежедневно молю Бога, чтобы мы поженились. Но я иду с тобой, Дэвид.

— Ты ведь можешь…

— Что? Если я не буду с тобой, я все равно умру, черт побери. Подумай об этом. Лишь на одну жалкую минуту подумай об этом! Прошу тебя! Я хочу быть с тобой.

Горло Холдена перехватило. Руки его дрожали. Он затянулся, но не мог втянуть в легкие достаточно дыма и потушил сигарету:

— Ты, уф… я… я люблю тебя и если ты умрешь или…

— Дэвид. Прошу тебя, — она потянулась к нему обеими руками.

Слезы стояли у нее на глазах.

Холден пристально посмотрел на Рози. На ней не было ничего (даже трусиков), кроме черной футболки.

— Если ты умрешь, — он сел на постель, — то что мне останется делать… — Холден отвернулся.

— Дэвид? Если один из нас умрет, я имею в виду, я. — она упала перед ним на колени, обнимая и целуя его бедра. — Просто обними меня, прошу тебя.