– Да, – сказала Лейла жестко. – Я установлю сигнализацию после твоего ухода. И я умею пользоваться пультом. Ты уже показывал, хотя, могу заверить, я не в настроении смотреть «Игру престолов».

Стервозность была ей не свойственна, но она упала в пресловутую кроличью нору и перестала быть собой.

– Кор сбежал. Прошлой ночью.

Лейла отшатнулась так резко, что едва не упала со стула. И прежде чем она успела ответить, Брат продолжил:

– В процессе никто не погиб. Но он запер Куина в Гробнице… там мы его держали. А ключ оставил снаружи.

Сердце Лейлы гулко забилось в груди, но не успела она сказать и слова или просто собраться с мыслями, как Вишес вопросительно выгнул бровь:

– Все еще чувствуешь себя в безопасности в гордом одиночестве?

Она жестко посмотрела на него.

– Тебя только это беспокоит?

– Ты все еще одна из нас.

– А, ну да. Точно. – Она скрестила руки на груди. – Что ж, он не придет ко мне, если это тебя беспокоит. Он порвал со мной. Нет ничего, что бы заставило этого мужчину приблизиться ко мне… по иронии, это объединяет его с Куином.

Вишес не ответил. Он стоял, нависая над ней, его ледяные глаза изучали ее тело, позу, оценивали даже дыхание.

Она словно оказалась на сцене переде миллионной толпой. И глаза жгло от софитов.

Только этого ей не хватало.

– Ты не думаешь, что Кор захочет узнать, где ты? – вопрос был задан спокойным тоном, было невозможно догадаться, требует ли он ответа или был задан риторически.

Как бы то ни было, Лейла ответила:

– Нет, ни единого шанса.

Она отвернулась, сосредотачиваясь на темноте за раздвижным стеклом. Сердце гулко билось в груди, но она намеревалась скрыть свою реакцию.

– Ты все еще любишь его, – отстраненно заметил Ви. – Ведь так?

– Это имеет какое-то значение?

Вишес прикурил очередную самокрутку и принялся вышагивать перед плитой, где стоял ранее. Потом до двери в подвал. И, наконец, вернулся к столу, за которым она сидела.

– Не знаю, как много тебе известно про меня и Джейн, но однажды мне пришлось стереть ее воспоминания о себе. Неважно, при каких условиях, и у судьбы на этот счет были свои идеи, слава яйцам… но я знаю, каково это, когда не можешь быть со своим любимым. Также мне известно, каково это, когда никто кроме вас двоих не понимает ваши отношения. В смысле… я полюбил человеческую женщину, а потом она умерла. А сейчас я люблю призрака, и метафоры тут ни при чем. Твоя ситуация с Кором? Я знаю, что будь у тебя такая возможность, ты выбрала бы другую дорогу.

Лейла посмотрела на Брата, чувствуя, как от удивления у нее округляются глаза. Из всего, что мог сказать Вишес? Она бы не так удивилась, скажи он, что приобрел акции «Эппл».

– Подожди… что ты..? – выпалила она.

– Порой сердечные дела не поддаются никакой логике. И, знаешь, ведь в конечном итоге, Кор не причинил тебе вреда. Сколько ты встречалась с ним? Он не тронул ни тебя, ни детей. Я ненавижу ублюдка, не пойми меня неправильно, и да, ты содействовала врагу. Но Кор, будь он неладен, не вел себя как враг, по крайней мере, когда дело касалось тебя… и он также не предпринимал попыток напасть на нас, верно? Все это время он знал наше местоположение, но Шайка Ублюдков так и не появилась на нашем пороге. Не говорю, что с радостью выпью с сукиным сыном за встречу, и не утверждаю, что ты поступила правильно. Но самое приятное в логике – это возможность составить свое мнение, пользуясь данными настоящего и прошлого… а я – крайне логичный мужчина.

На глаза Лейлы набежали слезы. А потом она прошептала сорвавшимся голосом:

– Я ненавидела себя все это время. Но... я любила его. И боюсь, что всегда буду.

Вишес низко опустил бриллиантовый взгляд, казалось, он уставился на свои ботинки. Потом мужчина вытянул руку и схватил кружку, которую использовал вместо пепельницы. Стряхнув пепел с самокрутки, он пожал плечами:

– Мы не выбираем, в кого нам влюбиться, и попытки торговаться со своими чувствами обречены на провал. Ты не виновата, что полюбила его, ясно? Здесь тебя никто не может обвинять, что есть – то есть… и ты достаточно выстрадала. К тому же, он не причинил тебе вреда за все это время, верно? Значит, есть в нем что-то хорошее.

– Я смотрела в его глаза. – Шмыгнув носом, Лейла вытерла щеки тыльной стороной ладоней. – Я видела в них правду о том, что он никогда не причинит боль ни мне, ни моим близким. А что до причин, по которым наши отношения закончились? Он, так же как и я, не хотел любить.

Она была готова продолжить, жадная до неожиданного облегчения, что пришло с пониманием ее ситуации. Но внезапно сочувствие Ви испарилось, на лице появилась его привычная непроницаемая маска, и дверь к душевному разговору была захлопнута так, будто ее никогда и не открывали.

– Держи. – Брат протянул ей свой телефон, лежавший на столе. – Пароль – две десятки. Я не знаю, сколько Рофу потребуется времени, чтобы определиться с графиком посещений, но скорее всего ты задержишься в этом доме на какое-то время. Позвони, если мы понадобимся. Мой второй номер записан в списке контактов под именем «Ви-2».

Лейла взяла телефон. Почувствовала, что он был еще теплым.

– Спасибо, – сказала она тихо, подняв мобильный. – И не только за это.

– Ерунда, – пробормотал Вишес. – Забавно, насколько разнообразными бывают беды. Моя матушка была крайне изобретательна.

В подземном туннеле Куин, как пьяница, пробирался из клиники учебного центра в особняк, походка была неуклюжая, голова кружилась, живот крутило, а швы на боку ныли так сильно, что время от времени он останавливался и поднимал больничную сорочку, проверяя, не вылез ли Чужой^[41] из его брюха. Он хотел одного – путь прямиком к двойняшкам, беспрепятственную дорогу от потайной двери под парадной лестницей до спальни на втором этаже: никаких обеспокоенных взглядов от додженов, озлобленных – от Братьев, никаких попыток подсунуть ему вену. И, милостивый Боже, ни слова от Лэсситера.

Выйдя из-под лестницы, он помедлил, прежде чем пройти в фойе, и прислушался. Первая Трапеза уже закончилась, и доджены убирали со стола, их тихие разговоры и звон стерлингового серебра по фарфору шепотом доносился в фойе из арочного проема.

Тишина в бильярдной.

Никого на лестнице, укрытой красной дорожкой…

Как по заказу… точнее, вопреки ему… в центре огромного, роскошного помещения появился странный столб света, словно кто-то вырезал дыру в потолке, и маловероятное полуденное солнце просияло сквозь крышу. Но это был не Иисус, которому постоянно молился Бутч.

И даже не Санта со сладостями и рогатыми пони или на ком он там ездил… учитывая рождественское время, этот вариант казался вполне логичным.

Не-а, это был Большой Бессмертный Бунтарь: падший ангел Лэсситер появился посреди огромного столба света, возникшего из ниоткуда, и потом сияние затухло, словно свет служил неким телепортом, перенесшим ангела.

Что за странные шмотки? – подумал Куин.

Не в шизанутом, свойственном Лэсситеру стиле с принтом под зебру и перьевыми боа. На ангеле была фланелевая рубашка, повязанная на талии. Синие джинсы, которые через одну стирку распадутся на волокна. И футболка с «Нирваной» с их выступления в «Сэнт-Эндрюс Холле», в Детройте одиннадцатого октября девяносто первого.

Кстати, Лэсситер не был любителем подобной музыки. Он предпочитал Фетти Вапа^[42] в те моменты, когда не завывал под Бэтт Мидлер^[43]. Хорошие новости? Ангел скрылся в бильярдной даже не подколов Куина, стоящего под лестницей с полуголым задом и рвотными позывами.

Значит, остался еще в этом мире такт и милосердие к ближнему.

Да, но потом перед Куином встала задача подняться на второй этаж. В процессе пришлось задействовать перила и стиснуть зубы, но спустя пару месяцев – или пару лет – проведенных в пути, Куин сумел забраться наверх. Уже на площадке он с огромным облегчением посмотрел на закрытые двери в кабинет Рофа. Что его не порадовало? Громкие голоса, раздававшиеся за панелями.