Но враг не сдавался. Потерпев первые поражения, накапливая и организовывал свои силы, искал новые формы и средства борьбы с Советской властью, рассчитывая, и не без основания, на помощь мировою империализма, который не мог смириться с существованием первого на планете государства свободных рабочих и крестьян. Забыв до поры о недавних противоречиях и распрях, контрреволюционеры всех мастей объединялись в антисоветский фронт. Ненависть к Советской власти, общая цель — ее свержение — позволили найти общий язык туркестанским монархистам-колонизаторам и буржуазным националистам, правым эсерам и мусульманским фанатикам, меньшевикам и самым обыкновенным уголовникам. На путь предательства революции ступили и многие левые эсеры — члены мелкобуржуазной партии, состоявшей в политическом блоке с большевиками и в силу этою имевшей немало мест в Советах, представленной в правительстве не только Туркестана, но и РСФСР. 6 июля левые эсеры подняли мятеж в Москве, намереваясь после захвата власти в столице распространить его по всей стране. Туркестанские левые эсеры, сохранявшие еще значительное влияние на массы, неотважились открыто поддержать московских мятежников (тем более что они были быстро разгромлены). Ожидая более благоприятного момента для выступления, они, однако, не отказались от установления контактов с контрреволюционным подпольем.

Открытая вооруженная интервенция империалистических держав, высадивших свои войска в Мурманске и Владивостоке, мятеж белочехов послужили сигналом для выступлении внутренней контрреволюции. Началась гражданская война, надолго прервавшая мирный созидательный труд советских людей. Ее огонь уже вскоре заполыхал н в Туркестане, ставшем важным звеном в той цепи фронтов, мятежей и заговоров, которой империализм намеревался задушить Страну Советов.

Один нз первых очагов гражданской войны в Туркестане возник в его западной части — в Закаспийской области. Правые эсеры, меньшевики вкупе с белыми офицерами и туркменскими националистами 12 июля захватили власть в областном центре Ашхабаде (Асхабаде) и Кизил-Арвате. Они зверски расправились с прибывшим сюда несколькими днями раньше чрезвычайным комиссаром туркестанского Совнаркома А. П. Фроловым и сопровождавшим его небольшим отрядом.

Эти события — кульминационный момент повести, ибо с ними связана трагическая гибель ее главного героя — Павла Герасимовича Полторацкого. Недолгой была его жизнь — лишь тридцать лет. Не многое рассказывает история о его жизненном пути и делах, еще более скупо — о нем как человеке. Большинство тех, кто работал и боролся рядом с ним, не намного пережили его, как и он, пали в борьбе. Но мы знаем достаточно, чтобы уверенно сказать: да, это был замечательный человек, пламенный революционер-коммунист, до конца дней своих верный сын рабочего класса…

Он стал большевиком в семнадцать лет. Прошел хорошую школу классовой борьбы в Ростове-на-Дону, в Баку. 1917 год застал его в Средней Азии. Здесь, в борьбе за власть Советов в полной мере раскрылись его незаурядные способности организатора ируководителя масс.

Удивительно кипучей и многосторонней была деятельность П. Г. Полторацкого в последний год его жизни: председатель Совета в Новой Бухаре (Кагане), делегат Первого Всероссийского съезда Советов, комиссар труда в правительстве Советского Туркестана и председатель Совета народного хозяйства республики. Он один из организаторов первых отрядов Красной гвардии и редактор первой в крае советской газеты «Советский Туркестан». Он был комиссаром труда, но, как человека решительного и смелого, беспощадного к врагам революции, его посылали в «горячие точки» Туркестана, туда, где возникала угроза для Советской власти. Он участвовал в боях с белоказаками Зайцева и воинством бухарского эмира, в разгоне «Кокандской автономии». Он стал одним из самых популярных руководителей Советского Туркестана. Заслужил большой авторитет у коммунистов, у рабочих республики. Так почему же именно он, имевший большой опыт классовой, революционной борьбы, горячо отстаивал в Совнаркоме предложение направить в мятежный Ашхабад не вооруженный отряд, а безоружную мирную делегацию? Это привело к тяжелым последствиям и оказалось роковым для самого П. Г. Полторацкого.

Мы, зная дальнейший ход событий, вправе считать направление в Ашхабад мирной делегации серьезнейшей ошибкой П. Г. Полторацкого и других руководителей Туркестана, в том числе председателя Совнаркома Ф. И. Колесова. Но вправе ли мы винить их в этом? Не имея достаточной информации о том, что произошло в Закаспии, о характере, масштабах и истинных целях мятежа, им было крайне трудно не только предвидеть дальнейшее, но и правильно оценить уже случившееся. Не знали они о том, что за спиной мятежников стояли английские империалисты, что мятеж в Ашхабаде занимал особо важное место в их антисоветских планах. Свержение Советской власти и создание в Закаспии марионеточного белогвардейского правительства во главе с вожаком мятежников эсером Фунтиковым открыло дорогу для английской военной интервенции в Туркестан, которая должна была стать решающим шагом в осуществлении давно вынашиваемых планов превращения Средней Азии в колониальное владение Британской империи.

Думается, однако, что ошибка руководителей Советского Туркестана объясняется не только недостатком информации. В Ашхабаде тактика врага была существенно иной, чем прежде. На этот раз контрреволюционеры, умудренные опытом первых поражений, маскируясь лживымифразами о «попранных правах трудового народа» и даже о «защите завоеваний революции», спекулируя на переживаемых страной трудностях, на отдельных ошибках советских органов и их руководителей, попытались поднять против Советской власти ее главную опору — рабочих. Большую услугу в этом гнусном деле оказали им меньшевики и эсеры, переход которых в лагерь контрреволюции еще далеко не для всех стал очевидным фактом.

История знает, к сожалению, немало случаев, когда, обманутые своими врагами, против революции выступали те, ради свободы и блага которых она свершилась. Так произошло н в Ашхабаде, где в мятеже участвовала значительная часть местных рабочих, в том числе — железнодорожников. В этом сложность и трагизм ашхабадских событий. В этом, вероятно, и главная причина, побудившая Совнарком Туркестана направить сюда свою мирную делегацию. Не для переговоров с фунтиковыми, не для поисков компромисса с ними, а для разъяснения обманутым рабочим их ужасной ошибки. Можно ли было отказаться от такой попытки, если даже надежда на успех была очень мала?

И вряд ли кто-нибудь мог бы справиться со столь сложной задачей лучше, чем рабочий и комиссар труда П. Г. Полторацкий.

Ему не пришлось встретиться с ашхабадскими рабочими: в городе Мерве (Мары) он был схвачен белогвардейцами. Но все же сумел высказать рабочим то, что хотел, за несколько часов до расстрела он написал в камере мервской тюрьмы замечательное, волнующее письмо. Не своя судьба, не близкая смерть волновали его в последний час, хотя нет сомнений, что ему, как и каждому человеку, нелегко было расставаться с жизнью. Его письмо обращено к ашхабадским рабочим и проникнуто глубокой болью за них, поддавшихся обману врагов революции. «Не имея сил разбить рабочий класс в открытом и честном бою, — пишет он, — враги рабочего класса кэтому делу стараются приобщить самих же рабочих». Как предсмертный крик звучат слова письма: «Не верьте, не верьте, вас обманывают… Опомнитесь, пока еще не поздно».

Ни капли отчаяния в этом письме. Оно полно революционного оптимизма, глубокойверы в рабочий класс, даже в тех рабочих Ашхабада, которые пошли за его врагами. Только человек великого мужества и непоколебимой убежденности в торжестве коммунизма мог завершить письмо такими словами: «Ну, товарищи, я, кажись, все, что нужно сказать вам, сказал, надеясь на вас, я спокойно и навсегда ухожу от вас, да хотя не сам, но меня уводят.

Приговоренный к расстрелу П. Полторацкий — типографский рабочий».

Письмо попало к рабочим Мерва, а затем в виде листовок широко распространялось по всему Туркестану, призывая трудящихся крешительной борьбе за победу социализма. Так и после своей гибели продолжал Павел Полторацкий служить делу, которому отдал жизнь — делу социалистической революции…