— Нет, мне слава не нужна, — Петрович, пристроившись, как обычно, последним, вступил в разговор, — претендую только на денежное вознаграждение.

Белыч показал знак, который недвусмысленно можно было прочесть как «заткнитесь!». И то правда — что-то разговорились. Нервы, наверное.

Подходя к месту упокоения несчастной псины, мы невольно насторожились. Но небеса не разверзлись, воды не восстали и земля не запылала. Вообще ничего не случилось, если не считать (как мог бы сказать наш проводник) легкого тремора в конечностях трех прямоходящих приматов. Стоящие дыбом волосы и мокрые спины — не в счет, это явление здесь повсеместно.

Впереди показался поворот, с двух сторон отмеченный раскуроченными БТРами. У правого под борт свалены несколько гниющих трупов. Мы подошли ближе, нервно озираясь по сторонам. Мертвецы безусловно прежде были людьми — не мутантами. Из-под груды смердящих тел, одетых в энцефалитки и легкие бронежилеты, в сторону торчала рука; на тыльной стороне обглоданной зверьем ладони чудом сохранилась часть татуировки — светлая половина знака «Инь-Ян» и полтора иероглифа под ней. Лица обкусаны до неузнаваемости. У верхнего, лежащего на животе, из спины аккуратно вырезан позвоночник — спилы рёбер ровные. Затылочная часть черепа разбита, головной мозг удален целиком. Белыч, первым заметивший руку, привычно осмотрелся по сторонам, остановился, показал нам на ладонь:

— Приметный партачок, — он говорил очень тихо, стараясь быть не громче звукового фона, — сталкер Клим. Хороший был человек. А сообщения о смерти не приходило. Да здесь, похоже, вся его группа. Раз, два, три, четыре. Точно, они и есть. Вон тот — без мозгов — Кенор, а этот вроде бы Линь. Четвертого не знаю, он у них новенький.

Корень оттолкнул меня в сторону и, зажав грязным платком нос, наклонился над покойными. Некоторое время внимательно на них смотрел, потом отвернулся и устало потер лоб.

— Это, Макс, одна из тех групп, о которых мы с тобой в Красном уголке вспоминали. А я думал, что не хотят аванса отдавать. Упокой, Господи, души рабов твоих, — он в который раз перекрестился. — Если вернемся, за каждого свечку поставлю.

— Странно, — Белыч явно был чем-то встревожен, — почему не приходило сообщение? По виду они здесь уже пару недель загорают. Неправильно это. И, Петрович, завязывай с крестным знамением! Хватит уже. Надоел. Здесь бога нет. А дьявола, который здесь точно есть, твоё безобидное перстомашество может взбесить. Нам оно надо?

Он повернулся и посмотрел на дорогу за поворотом:

— Вон там где-то твоя лаборатория, брат.

Перед нами не далее как пяти десятках шагов лента дороги обрывалась перед невысоким холмом, сторона которого, повернутая к нам, выглядела срезанной гигантским ножом. Получившаяся грань блистала вкраплениями не тронутой окислением арматуры, упрятанной в прямые и чистые сколы бетонных конструкций. Отсутствующей части холма рядом не наблюдалось. Между арматурными блестками проскакивали голубовато-белые искры чего-то «элекра»-подобного.

— Сейчас тринадцать часов сорок две минуты. Чтоб найти ваши входы времени у нас до девятнадцати ноль-ноль. Если ничего не найдем, уходим по светлому к копру, там в подвале ночуем, и на завтра у нас целый световой день. План помещений есть?

Мы с Петровичем молчали. Не знаю о чем думал Корень, но мне показалось, что с декорациями Зайцев явно перестарался. Если, конечно, эти мертвецы у БТРа — его рук дело. Здесь вообще-то и без него хватало маньяков, способных на подобные деяния. Сектанты, особо отмороженные урки, спятившие сталкеры. Иногда возле похожих могильников замечали контролеров. Но, если это сделал Зайцев, то как минимум пару раз по морде этот человек заслужил. Не взирая на инвалидные коляски и кислородные баллоны. Да, скорее всего, Зайцев. Должен он был отсечь посторонние группы, мешающие исполнению нашего плана? Да, должен! Но не так же!

— Але, экипаж, — Белыч был настойчив, — вы меня слышали?

— Человек проходит как хозяин необъятной родины своей, — пробормотал Корень. — План есть. Точнее — часть плана. Без привязки ко входу. Вряд ли это поможет.

— Лучше все-таки посмотреть. От нас не убудет, а польза может выйти.

— Там несколько этажей, первого нет.

— Посмотрим шахты грузовых лифтов, не думаю, что их расположили далеко от входа. К ним привяжем каналы воздуховодов, прикинем сетку на местности — глядишь, брат, что-то дельное получится.

— Попробуйте. У Макса в ПДА схемы. А я посижу. Что-то нехорошо мне.

Он отошел на обочину и сел под куцей тенью кривой сосёнки, устало свесил голову между колен. Я не понимал, что вызвало такую реакцию Железного Корня, каковым я всегда его воспринимал. Не трупы же людей, пошедших на смерть по его заданию? Надо признать, что за последние дни я узнал его с таких сторон, о существовании которых у Корнеева И.П. не смог бы догадаться и самый профессиональный психоаналитик. Но покойников за свою жизнь он навидался в таких количествах и формах, что еще четверо, пусть даже так дико убитых, к этому знанию ничего не добавляли.

— Макс, вы с Петровичем решили в статуи обратиться? — Белыч прятал свои эмоции в приступе энтузиазма. К тому, что было перед нами, настолько привыкнуть невозможно.

Пусть так. Должен же кто-то чего-нибудь делать, когда большая часть группы пребывает в ступоре?

— Да, сейчас, — я достал ПДА, нашел файл с планом этажей, передал аппарат проводнику.

— Так, ага… Вот! Смотри, здесь привязка к сторонам света. Уже полдела. Вот лифтовая шахта, вот… еще одна шахта, и еще одна. Выводы вентиляции вертикальные, идут через все этажи. Это ничего не значит. С такой архитектурой их не стали бы выводить над первым этажом, чтоб не демаскировать объект. Увели в стороны. Вопрос — насколько далеко? И первый этаж — в этом холме? Или здесь только КПП? Тогда сам объект может быть и под Припятью. Воздухозаборники соединили с овощехранилищными вытяжками и все — можно до второго пришествия искать. Здесь завал не разобрать. Можно было бы рвануть, но не в аномальной зоне. Авгур, есть идеи? Я иссяк.

— На холм надо залезть. Может — что полезное обнаружим.

Белыч обернулся к Петровичу:

— Эй, командир! Мы с Максом наверх решили слазить. Ты с нами?

Корень безмолвно поднялся и подошел к нам.

Что-то не нравился он мне в последнее время: никак не вязался облик героического бойца разных фронтов с тем землистого цвета лицом, потухшими глазами, которые я сейчас видел перед собой. Полнейшая апатия и безразличие ко всему: идет только потому, что должен идти — чтобы не упасть. Сдает старикан. Все-таки облучился где-то? Адаптация? Не верю, что Зайцев обрадуется, когда получит от меня этого переломанного человека. Надо бы ему антирад вколоть.

Белыч тоже внимательно смотрел на нашего командира.

— Петрович, все нормально?

— Да, Макс, все по плану. Что, плохо выгляжу?

— В гроб краше кладут.

— Вот и не будем торопиться. Устал я бегать, честное слово. Силы перерасчитал. Давайте какой-нибудь временный лагерь поставим, я посижу, вещи покараулю. Таблеток поем.

Белыч покачал головой:

— Нет, брат, нельзя здесь лагерь ставить — сожрут. Но про таблетки ты прав, сейчас мы тебе антирада вкатим, витаминчиков, стимуляторов — как огурчик будешь!

— Зеленый в пупырышках?

— Твердый и блестящий. Макс, у тебя аптечка?

Я вынул набор медпрепаратов, отобрал нужное под одобрительное кивание Белыча. Закатав рукав уже совсем не белоснежной сорочки, вкатил дозу имипрапина, две ампулы антирадиационного комплекса, высыпал ему в горсть несколько капсул с разными комплексами витаминов и, на всякий случай, добавил пару таблеток израильского «Логола» и одну аспирина.

Если его не приведет в чувство этот набор, тогда останется только электрошок.

— Ладно, Макс, — Белыч положил на мое плечо руку, — вы тут побудьте, пусть Петрович в себя придет, а я пойду прогуляюсь. Посмотрю подходы к холму.

Он бросил нам под ноги свой рюкзак, и бодрым шагом направился к холму. Спустя минуту его комбинезон с разодранным рукавом мелькнул на склоне, обращенном к Припяти.