“Говоря о Петре, многие видят в нем больше реформатора, – говорит Белинский, – и забывают колоссально нравственный и религиозный дух, которого вся жизнь была страстным служением идее”. В XVII веке народ и общество сильно волновали религиозные интересы: столкновение новых учителей со старыми повело к церковному мятежу, расколу. Молодые люди, получившие светское образование или обучившиеся у западных монахов, не могли не видеть, что духовные авторитеты многое толкуют неправильно и произвольно, насилуя живое чувство и здравый смысл, придают слишком большое значение простой обрядности и внешним формам благочестия. Некоторые раскольничьи толки проявили сильное стремление освободиться от всякого авторитета и склонность принять рационалистические учения. Борьба получила особенную страстность, потому что вопросы религии тесно соприкасались с вопросами нравственности и общего просвещения. Дети “попов, дьяков и всяких церковных причетников, – говорит современник, – не обучаются грамоте, живут в гуляках, ходят за неподобными промыслами и воровством”. Правительство издает указы, чтобы белое духовенство “детей своих, братью и племянников от всяких неподобных и воровских промыслов унимали, всякому доброму делу учили, чтобы они за воровством вперед не ходили, а которые захотят добровольно записываться в нашу службу, тем не запрещали”. При дворе благочестивого Алексея Михайловича, в первые годы детства Петра, вот, например, какие факты происходили в самой Москве. Приезжает к царю в Преображенское стольник Посников с челобитной на патриарха, что он посадил отца его, духовника царского, “в смирение на цепь безвинно, – так чтоб великий государь изволил бы прийти в Москву и его из смирения освободить”. Приезжает царь в Москву и посылает за патриархом; тот явился, “про то попово неистовство, невежество и мздоимство многое извещал; держит у себя жонку многое время, духовника патриарша к себе не пускал и его патриарха бесчестил”. Дело Иосифа, хранящееся в Синодской библиотеке, передает, что “называл Иосиф великого государя, будто великий государь г~, и бол~, д~; патриарха называл глупцом и безлюдицею; архиереев скотами и трусами, шушерою. Ездил в домовые свои и монастырские вотчины с монахами и домовыми людьми, а после стола в селах и погостах и на лугах пред ним напився отец его духовный, архимандрит Голутьина монастыря, дьяк и иные духовные люди смехотворением многим и кощуны всякими боролися, и у тех монахов в борьбе их подолы непристойно оборочались”. Если такие явления происходили в Москве, в Коломне, – замечает Соловьев, – то что же могло происходить где-нибудь подальше, на окраине? Из духовных лиц многие участвовали в разбоях и грабежах. Так, например, разбойничал и укрывал награбленное старец Ферапонт, строитель Тартенской пустыни, и другие. Это-то духовенство, при первых попытках Петра реформировать русскую жизнь, стало распространять про царя самые нелепые слухи: “немцы царя обошли, испортили; прежние государи по монастырям ездили, Богу молились, а нынешний государь только на Кокуй ездит. Начальные люди изменили православной вере; государь ездил за море, полюбил веру немецкую, будет то, что станут по средам и пятницам бельцы и старцы есть молоко” и т. д.

Все эти слухи и обличения доходили до Петра; “враги мои, – он говорил, – бородачи-старцы и попы”, и всеми средствами власти и просвещения боролся с их влиянием. Суеверия, предрассудки и мистицизм едко осмеяны Петром еще в молодости, учреждением “всешутейшего, всепьянейшего и сумасброднейшего собора”. В народе нелепые слухи держались крепко и долго; но наверху не придавали им никакого значения; лучшие и сильные люди были увлечены всеобъемлющим движением преобразования.

С 1700 года летосчисление от сотворения мира заменено новым, от Рождества Христова; Новый год праздновался не по древнему обычаю, 1 сентября, а, как во всей Европе, 1 января. Указ за указом следовал с ужасающей быстротой. Под страхом пени велено брить бороды, носить иностранное платье, устраивать народные увеселения по заграничному образцу, с музыкой и танцами, для женщин вместе с мужчинами; приказано не совершать браков по воле родителей, без заявления желания невесты и жениха; при встрече с царем не падать на колена, не уничижать своего человеческого достоинства, не подписываться под прошениями уменьшенными именами. “Какое же различие между Богом и царем, – говорит Петр, – когда воздавать будут равное обоим почтение!” Чтобы несколько смягчить жестокие нравы, государь запретил продажу и ношение при себе длинных остроконечных ножей, которыми русские часто дрались до смерти. Велено всех без дела шатающихся людей забирать и, если окажутся годными, сдавать в солдаты; нищенство, знахарство, самозваное лекарство строго преследовалось; после большого пожара в Москве царь приказал строить каменные дома или глиняные мазанки. Подобные же правила о постройках распространялись на все монастыри.

С упразднением патриаршего престола все архиерейские и монастырские дела перешли в особый приказ под начальством Мусина-Пушкина. Монахи отстранены от дел и все духовные вотчины переписаны. Всех проживающих в монастырях в качестве гостей и родственников удалили, а девиц, моложе сорока лет, приказано было выдать замуж. Монастыри обязаны делиться друг с другом своими доходами; излишек же отдавать на богадельни и больницы. Церковные пустоши розданы во владение частным лицам с уплатою за них вдвое, втрое больше прежнего дохода. Чтобы монахи не смущали народ своими грамотами, приказано не давать им в кельи чернила и бумагу, пусть пишут при настоятеле монастыря. Встретив сопротивление со стороны великорусского духовенства, Петр Великий назначает на архиерейские места малороссов, которые были образованнее и гораздо охотнее подчинялись указам правительства. Он недолюбливал монашества, но не упразднял его совершенно. “Могут ли у нас монахи имя свое делом исполнить? – спрашивает Петр в одном указе, – сего весьма климат северные наши страны не допускает и без трудов своих или чужих весьма пропитаться не могут”. Но в делах религии правительство придерживалось либеральных начал, охотно предоставляя каждому христианину спасать свою душу по своему усмотрению. 14 марта 1720 года издан указ, разрешающий раскольникам, при уплате двойного оклада, открыто принадлежать к расколу.

Особое внимание Петра было обращено на устройство и благочиние городов и прежде всего основанного им С.-Петербурга. На его земляные и строительные работы высылались здоровые и молодые люди со всей страны десятками тысяч. Провиант для этих землекопов, каменщиков и кирпичников собирался со всего государства по числу дворов натурой и деньгами. Для различных сооружений приписаны были к Петербургу целые города с уездами: Олонец с железными заводами, Каргополь, Белоозеро, Устюжна, волости Новгородского уезда, архангельских провинций и т.д. Населяли новую столицу людьми первостатейными и среднего достатка, иностранными мастерами и торговцами, чиновниками военной и гражданской службы и царедворцами. Петр хотел привлечь в Петербург все, что только было лучшего в остальной России. Строились здания преимущественно каменные по плану, указанному правительством. В 1714 году произведена в Петербурге первая перепись: оказалось всего 34 500 домов. Изданы строгие правила о сохранении улиц и дворов в чистоте, сухости и порядке. Полиция наблюдала за опрятностью и благочинием в новом городе, забирала “гулящих и слоняющихся людей”, уничтожала притоны разврата и пьянства и не пропускала через шлагбаумы, устроенные по улицам, ни одного подозрительного человека; нищие забирались, строго наказывались и высылались из Петербурга. Содержание полиции в 1721 году стоило 28 тысяч рублей. В том же году приказано для вывоза нечистот завести лошадей с особой прислугой и устроить освещение на Васильевском острове из 595 фонарей. Петр с любовью занимался новым городом и называл его своим парадизом.

В 1717 году учреждены “ассамблеи”, на первый раз в Петербурге. Это были общественные собрания с целью развлечений. Об открытии их сообщалось на улицах и площадях с барабанным боем. По толкованию указа: “Ассамблея есть слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать – вольное, где обращение или съезд делается не только для забавы, но и для дела, где можно друг друга видеть и переговорить или слышать, что делается”. Вход на ассамблею доступен был каждому прилично одетому человеку, кроме слуг и крестьян. Хозяин не обязан устраивать для гостей, даже для знатнейших и самого царя, особого приема и удовольствий. В комнате для танцев или в другом помещении приготовлялись: табак, трубки и питье для жаждущих. Карточная игра в обществе строго воспрещалась. Главное развлечение на ассамблеях составляли танцы, посредством которых женщины знакомились с мужчинами и молодые люди сближались между собою; в других покоях играли в шашки и шахматы, дамы устраивали игры в фанты. Богатые, устраивая у себя ассамблеи, обставляли их роскошью и разнообразным угощением. За нарушение установленных приличий все, не исключая и знатнейших вельмож, подвергались одинаковому штрафу: должны были выпивать наполненный вином кубок Великого Орла. Такие же правила установлены для ресторанов и других заведений, где устраивались балы и разные развлечения. Общественными увеселениями Петр предполагал уничтожить грубость и неподвижность русских нравов. Молодое поколение выросло при совершенно новых, довольно благоприятных условиях. Уже при Петре значительное число знатных фамилий, например Трубецкие, Черкасские и другие, для своих сыновей и дочерей выписывали из-за границы воспитателей и гувернанток и вообще заботились дать своим детям тщательное образование. Правда, была и отрицательная сторона в подражательности: высшее русское общество приучалось к роскоши и разврату; но другая его часть восприяла лучшие идеи и культурные начала Англии, Франции и Германии; конечно, эта часть общества оказывала большее влияние на деятельность правительства, чем всевозможные недоросли и петиметры.