Неужели это и есть наши братья по крови и разуму? Ради них мы и прилетели сюда? Какими же чудищами должны были выглядеть мы в их глазах!

Я сделал шаг по направлению к местному жителю, дружелюбно протянул ему вместо руки манипулятор. Но существо, громко защелкав, с непостижимой ловкостью перепрыгнуло с ветки на ветку и скрылось в сплетениях листвы.

Мы с Эрой Луа, которая не отходила от меня, обменялись мыслями по поводу странного существа, отдаленно напоминавшего фаэтов или мариан. Неужели на Земе неуклонное развитие и приспособление организма к местным условиям могло настолько изменить облик фаэтов? Ведь мы, мариане, внешне не отличаемся от фаэтов, что стало ясно после встречи с «космической мумией», сохранившей в неприкосновенности все древние черты…

— Мы создавали в пещерах Мара условия Фаэны, — заметила Эра.

Я понял все, что она хотела этим сказать, и содрогнулся от мысли, что наши братья по крови и разуму именно таковы, как висящее на руке мохнатое существо. Местные условия сделали их такими!

— Как же нам убедить взобравшихся ныне на ветки потомков фаэтов, что мы их братья и пришли помочь им? — скорее самого себя, чем Эру, спросил я.

— Никакой одежды, — чисто по-женски, но не без логичности заметила Эра. — Если это действительно потомки разумных, то бедняги совсем одичали.

Эра подметила верно. Конечно, одежда характеризует уровень цивилизации. Впрочем, это зависит от условий существования, от климата. В теплом поясе, куда мы опустились, разумным могли и не требоваться одежды или скафандры, предохраняющие от холода или атмосферы. О дожде мы тогда и понятия не имели.

— Инко, Инко! — услышал я в шлемофоне переданный электромагнитной связью голос Кары Яр. — Здесь лежит настоящий фаэтообразный, почти голый. Он, кажется, парализован. Нужна Эра, ее врачебная помощь.

Мы с Эрой быстро, насколько нам позволяли неуклюжие скафандры с манипуляторами, переваливаясь с боку на бок, заковыляли к другой стороне поляны, обогнув посадочные лапы космического корабля. Наперерез нам спешили Гиго Гант с Ивой. Я убедил всех ходить только парами во избежание неожиданностей.

Я готов был увидеть уже знакомое заросшее шерстью существо с длинными передними конечностями и кистями рук на задних, однако увидел почти голого, лишь в набедренной повязке самого настоящего марианина (или фаэта!), распростершегося перед Карой Яр.

Неужели Нот Кри, несмотря на мое дружеское предостережение, применил парализующее оружие против местных жителей?

Но я оказался не прав, подумав так о Ноте Кри.

Они с Карой Яр натолкнулись на земянина, и Нот Кри сдержался от первоначального намерения заполучить «экземпляр разумного» с помощью парализующего оружия. Да это и не понадобилось! Земянин страшно испугался чудовищ, какими мы должны были ему представиться. Оказывается, он видел из зарослей, как мы спустились на огненном хвосте в своей чаше с неба и вышли потом из огня и дыма. Вид наш превосходил даже изощренное воображение жрецов, рисовавших для устрашения народа своих богов.

Я представляю, как испуган был примитивный и суеверный земянин, скрывавшийся в чаще от себе подобных (как мы потом узнали), чтобы не быть убитым на жертвенном камне. Появление «богов» с неба он воспринял как возмездие. Он вообразил, что мы прилетели специально за ним.

И он упал без чувств к ногам «богов». Кара Яр подумала, что он парализован, но Эра Луа установила, что у бедняги просто нервный шок.

Мы с интересом рассматривали его мускулистое, тренированное тело, покрытое безобразными рисунками, и рассуждали:

— Это, несомненно, потомок фаэтов! Он такой же, как мы, только более красивый! — решила Кара Яр.

— Не спеши так думать, Кара Яр, — возразил Нот Кри. — Внешнее сходство еще ни о чем не говорит. Разумные существа могли развиться здесь, на Земе, из более примитивных, достигнув наиболее благоприятной для зарождения разума формы. Естественно, что эта форма может совпадать с той, которую достигли, скажем, фаэты на Фаэне.

— Чтобы решить этот спор, надо познакомиться с внутренним миром земянина, — предложил я.

Мы взялись перенести его на корабль и там привести в чувство. Ведь через нашего нового знакомого можно было установить связь с теми, ради кого мы прилетели сюда.

Гиго Гант взвалил себе на плечи нашего гостя (не хочу сказать пленника) и понес его к кораблю, даже не включив, как он потом признался, ножные манипуляторы. Ему хотелось скорее приспособиться к земным условиям, и, надо отдать ему должное, он преуспел в этом.

Бесчувственного земянина внесли в общую каюту и положили на ложе. Эра и Ива освободились от скафандров и, накинув халаты, оказали помощь земянину.

Потом стал снимать скафандр и я.

Останавливаюсь на этом, потому что мое разоблачение произвело на земянина необычайное впечатление. Чудовище превратилось в богоподобного человека.

Бедняга обвел каюту глазами, увидел склонившихся над ним Эру и Иву, видел исполинское чудище со снятой головой, каким выглядел Гиго Гант, освободившийся лишь от шлема, и задрожал. Из скафандра выглядывало рыжебородое лицо в очках. Рядом с ним вылезал из скафандра (снимал с себя кожу!), Нот Кри, недоверчиво смотревший на нашего гостя. А я, сбросив скафандр, полуобнаженный, подошел к нему. Кара Яр наблюдала за всем происходящим, стоя у люка с парализующим оружием в руках, недоверчивая и решительная. Кто знал, что могло произойти.

Но того, что произошло, никто не мог предположить.

Сначала земянин в ужасе смотрел на превращение богов, похитивших его, потом перевел взгляд на меня. Его лицо, искаженное ужасом, преобразилось. Страх, надежда, радость попеременно отразились на нем.

Он вскочил с ложа, упал на колени и протянул ко мне руки:

— Топельцин! О Топельцин! — возглашал он.

Мы не понимали, что хотел он сказать этим словом. Но как хорошо, что он умел говорить!

Он ударял себя в грудь и, словно пытаясь что-то пробудить в моей памяти, кричал:

— Чичкалан! Чичкалан!

Оказывается, как мы потом узнали, это было его имя, что означало «Пьяная Блоха». Блоха — это местное насекомое, обладающее необыкновенной способностью очень высоко прыгать (и кусаться). Понятие же «пьяная» добавлялось в знак приверженности умеющего высоко прыгать земянина к одурманивающему средству, приближающему его на время к уровню примитивных существ.

Чичкалан подполз ко мне на коленях и протянул руку.

Я удержался, чтобы не отступить, не понимая, чего он хочет. А он дотянулся до моего шрама на груди, следа ранения осколком метеорита. Ощупав его и убедившись, что шрам приходится как раз под моим сердцем, он закрыл ладонями лицо и зарыдал, приговаривая:

— Топельцин! Пусть Топельцин узнает Чичкалана, своего друга. Без Топельцина игровой отряд проиграл. И Чичкалан бежал от жрецов.

Мы недоуменно переглядывались. Земянин, несомненно, что-то хотел передать нам своими словами. Но что?