И вот, спустя час мучительного ожидания, мне разрешили войти…

Открываю дверь, вхожу и замираю на пороге…

Секунды текут медленным потоком, превращаясь в липкую и вязкую патоку, сквозь которую я смотрю и вижу лежащего на больничной койке Глеба. Бледного и изможденного, с темными кругами под глазами и ссадинами по всему его суровому и жесткому лицу.

От вида живого, хоть и измученного, любимого, грудь сжимает и распирает одновременно. Еле стою на ногах, потому что на меня накатывает волна такого дикого облегчения, что темнеет в глазах. А когда слышу свое имя, произнесенное хриплым, незнакомым мне голосом, делаю пару шагов по направлению к кровати и не дохожу до нее, мягко опускаюсь на колени, смотрю в его глаза цвета расплавленного серебра и плачу. Тихо и беззвучно слезы катятся вниз, тяжелыми каплями опускаясь на руки и колени.

Больше всего на свете я хочу сказать ему, что люблю его. Люблю каждой клеточкой своего тела. Но не говорю, потому что боюсь, что моя любовь может стать обузой и ненужным балластом в привычной и размеренной для него жизни.

Делаю над собой усилие, поднимаюсь и подхожу к кровати. Всё это время мы смотри друг на друга не отрываясь, словно телепатически передавая всю ту боль и ужас, что пережил за эти несколько, долгих, дней.

Как же сложно подобрать нужные и правильные слова в столь тяжёлой и непростой ситуации...

– Глеб… – имя любимого вырывается из моей груди хриплым сипением. Подхожу еще ближе, беру его за руку и бережно к ней прижимаюсь, слегка потеревшись щекой, – я так рад, что ты жив, – мне все-таки удается сказать эти простые и одновременно сложные слова.

– Алик, я не… Почему ты здесь? – Нет! Нет! Что ты такое говоришь? Это не те слова, которые я хочу от тебя услышать!

– Я очень сильно за тебя переживал, – выдавливаю из себя я, всё так же не понимая, почему из всех слов, что он мог мне сказать, он спросил именно это. Разве он не рад меня видеть? Ни за что в это не поверю, впервые в жизни беспрепятственно читая его эмоции. Но тогда почему, Глеб?

– Почему, Алик? – с нажимом спрашивает он, пристально заглядывая мне в глаза. Спустя несколько секунд, до меня с запозданием начинает доходить, что в его слова кроется некий шифр, который я должен разгадать... Неужели он хочет, чтобы я сказал что…?

– Глеб Маркович, время вышло, пора делать укол и вообще отдыхать, – немного раздраженно говорит влетевшая в палату медсестра, – а Вас, молодой человек, я попрошу удалиться. Время посещений закончилось, поэтому на выход.

На долю секунды встречаюсь с девушкой взглядом и узнаю в ней Леру. Она тоже узнает меня, едва уловимо кивнув головой.

– Хорошо, – покорно соглашаюсь я с девушкой, так же осторожно кладу руку Глеба на кровать, прощаюсь и ухожу.

Глава 14

========= Глеб ========

«Нет! Нет! Нет! Черт!»

«Ну какого хрена ты приперлась», – в немом оре захожусь я, но увы, целосность момента уже разрушена, а связь с Аликом потеряна.

Мне безумно хотелось подтвердить то, что я увидел на дне его потухших глаз, когда он стоял передо мной на коленях и плакал.

В тот самый миг, мне чудилось, что я разглядел в этом водовороте эмоций — любовь. Чистую, светлую и прозрачную, словно горный хрусталь. О, как же мне хотелось, чтобы он мне о ней сказал, но увы, столь подходящий для этого момент был безвозвратно упущен.

Спустя мгновение после введения обезболивающего, меня поглотила тьма, унося в царствие Морфея…

Следующий день закрутил меня в целом калейдоскопе событий. Сначала родители, потом врачи с ворохом анализов и процедур. Следом за ними следователь с бесконечным списком утомительных вопросов. Ну и в завершение, запланированный переезд в краевую больницу.

Как и ожидалось, меня положили в палату, которую смело можно было окрестить VIP.

Приятный, не больничный интерьер, плазменный телевизор, удобная и многофункциональная кровать, свой собственный душ и туалет, современное медицинское оборудование, ну и конечно же, вежливый и квалифицированный персонал.

Как и в предыдущей больнице, мне всё время подкапывают в капельницу обезболивающие, от которого я постоянно сплю. Проснувшись в очередной раз, обнаружил, что за окном уже опцстились сумерки, а около кровати сидит в задумчивочсти Амира.

– Привет, – хриплым со сна голосом, приветствую я друга.

– Привет, Глеб, – тепло улыбается в ответ он, всем своим видом демонстрируя радость и облегчение, – как ты себя чувствуешь?

– Знаешь, – тяну я, меняя положение кровати на более удобное для разговора, – от этого вопроса меня уже начнет коротить, – далаю попытку пошутить я.

– Если бы ты не был таким упрямым, Глеб, этого всего могло и не произойти! – заводит свою любимую шарманку Амир.

Хороший он мужик. Умный и преданный. Пожалуй, один из немногих, кто может похвастаться моим доверием.

– Пути Господни неисповедимы, сын мой...

– Не юродствуй, Глеб, – тут же присекает мою издевку друг, подкрепляя свои слова строгим взглядом, – на самом деле всё очень серьезно.

– Знаю, – соглашаюсь я, нацепив на себя привычную маску сдержанности и хладнокровия. – Узнал что-нибудь? – интересуюсь, несколько не сомневаясь, что Амир начал уже свое собственное расследование.

– Немного, – задумчиво отозвался друг, досадливо нахмурив лоб.

– Рассказывай.

– В общем, наведался я на днях к своим ребятам в убойный отдел, пока ты тут в отключке валялся, – с ехидством замечает эта ментовская зараза, – и выяснил, что за пару дня до твоего покушения кто-то «хакнул» систему видеонаблюдения твоего жилого комплекса, «положив» её на лопатки. Пока они там разбирались в следственных связях, твою тачку и «нашпиговали», – друг на пару секунд задувывается и снова продолжает, – знаешь, мне кажется, заказчик знал, что ты улетаешь в Москву.

– Но это невозможно, Амир, – порывисто отзываюсь я, потирая пальцами щетинистый подбородок, – эта поездка была спонтанной. Всё решилось буквально за несколько часов. Так что... Постой... Это, что, такой тонкий намек на «прослушку»?

– Нет. – Уверенно говорит Амир, мотнув головой, в качестве подтвержения своим словам. – Офис под надёжной защитой, муха не пролетит без моего ведома, это я тебе говорю...

– Телефоны? – озвучиваю еще одно своё предположение?

– Геморрой полный, да и нет в этом никакого смысла...

– Тогда как?

– Не знаю, – удрученно отзывается друг, разводя руками. – Возможно за тобой следили, какое-то время, а увидев, как ты отчаливаешь в Москву, начали действовать.

– Идиотизм... – коротко отозваюсь я, в задумчивости наблюдая за своим начальником службы безопасности.

– Согласен...

– Зачем нужны такие сложности, когда всё можно решить одним единственным выстрелом в голову? – озвучиваю я то, что лежит на поверзности всей этой совершенно нелепой истории.

– А вот тут ты не прав, друг мой, — вскидывая палец, замечает Амир. — Думаю, у меня есть этому, весьма прозрачное объяснение.

– И какое же? – нервно усмехаюсь я.

– Напугать тебя...

– Напугать? Меня? Шутишь что ли? – смотрю на Амира и поверить не могу в услышанное. Что за бред...

– Да, какие уж тут шутки, Глеб. – Без тени улыбки вздыхает друг, оперевшись локтями о колени. – Посуди сам, когда закладывали взрывчатку, не могли же они не знать о возможности дистанционного запуска движка. Правильно? – согласно киваю, в задумчивости почусывая запекшубся корочкой бровь, а друг тем временем продолжает. – Так вот, исходя из этой несложной арифметики, я делаю вывод, что в первую очередь тебя хотели напугать, а уж там, как получиться.

– Абсурд какой-то, – нервно хмыкаю я, возривщись на Амира неверящис взглядом. Ну не склыдается в моей голове этот пазл, хоть убей. – В этом нет никакой логики и здравого смысла...

– Ну, будет тебе, Глеб, – отзывается Амир, бросив на меня снисходительный взгял. – Тебе ли не знать, что человеческая глупость непостижима. Да и потом, я думаю, что таким «оригинальным» способом, – с сарказмом говорит друг, рисуя в воздухе невидимые кавычки, – заказчик хотел во всеуслышание заявить о своем недовольстве, напакостившем ему, конкуренте. Я же говорю, всё очень прозаично, но, в любом случае, расчет был и на твою смерть, потому как пластида они явно не пожалели.