Площадь стремительно заполнялась Змеями. Женщины в броне с цветными лоскутами хлынули через остатки баррикад, сопровождаемые рейдерами в черных бронежилетах – видимо, Тиграми. Беспорядочно хлопали игольники, на второй баррикаде взорвалась еще одна граната, разбросав Молотов в стороны. Затем откуда-то справа появился Арго, перерубив длинным мечом сразу трех разрисованных девушек, первыми забравшихся на баррикаду. Брошенная в него граната ударилась о подставленный плашмя клинок, и отлетела назад, в штурмующих.

Ее взрыв, почему-то совсем тихий, оставил в мостовой еще одну окровавленную воронку, опрокинув рейдеров и отбросив Арго назад, за баррикаду. Мириам увидела как он перекатился, и встал, покачиваясь, а потом снова упал на колено. В переговорнике кричали, надрываясь, про площадь у магистрата, и, кажется, смеялся Ланье. Мириам подняла игольник, упираясь в камень разбитыми локтями, и вдруг почувствовала, как кто-то смотрит на нее снизу, через прицел – блеск черных глаз, принадлежащих Пауку, его радость, острую, как только что заточенное лезвие. Ощущение было мимолетным, и прошло за долю секунды – а потом что-то ударило ее в плечо, заставив выпустить рукоять и упасть на бок, глядя на северный холм. Боли она не ощутила. Лежать было удобно, только что-то теплое текло по груди, и шее, слегка щекоча под броней. Она лежала так, и смотрела на огни рейдеров, заполняющие улицы у магистрата, бегущие навстречу ярким полосам огнеметов Ланье и вспышкам орудий. Кто-то кричал за спиной, изо всех сил – пока знакомые белые полосы не перечертили магистрат несколько раз, и металлический конус церкви не вспыхнул, ярко, будто освещенный изнутри фейерверком. А затем надломился и медленно обрушился вовнутрь, превращаясь в уродливо торчащий серый обрубок, истекающий дымом. Голос в переговорнике, всхлипнул, совсем по детски, и затих.

Мириам, перевернувшись на спину, продолжала смотреть в небо. Туда, где среди редких рассветных облаков, двигалось что-то невидимое и страшное, сворачиваясь как пружина размером в долину Хокса, прямо у нее над головой.

Интермедия V.

Кейн длинным прыжком преодолел последние несколько метров подвесного мостика. Разбитое колено не выдержало, и подвернулось, заставив его развернуться на здоровой ноге, вскидывая винтовку к плечу. Несколько игл просвистели мимо, хлестнув по сухому винограду, устилавшему крышу. Ответные выстрелы Кейна ударили в подвесные кронштейны, удерживающие мост, разорвав тонкие стальные тросы. Пауки, бегущие следом, рухнули вниз, на улицу, заполненную их собратьями – вместе с сотнями килограмм дерева и металла. Мост, вытянувшись под собственной тяжестью, кнутом хлестнул по стене противоположного дома, оставив широкую прореху в толпе внизу.

Кейн с трудом вскочил, и, хромая, побежал дальше. Верхний город приближался, так что можно было слышать ропот людей на центральной площади, свист минометных залпов впереди и справа. С крыши позади выстрелили еще несколько раз, но монах уже нырнул вниз, по скату, к следующему мостику, на ходу поправляя гарнитуру, ненадежно закрепленную на шее.

– Держать церковь! – Шериф повторял это уже третий или четвертый раз, но никто не отвечал ему. Радио доносило хлопки выстрелов, звуки взрывов и крики. Где-то, словно на огромном расстоянии, ругался Ланье – беззлобно, тихо, будто занимаясь какой-то нудной и тяжелой работой.

– Прорываюсь к госпиталю. – Голос Би звучал отчетливо и ровно, видимо, электроника экзоскелета отсекала шумы. – Здесь тоже бутылочное горлышко, о котором мы забыли. Кейн?

– Иду в Верхний город, там ближайшая высокая точка.

– Ты близко к госпиталю?

– Нет, только что с той стороны. Все занято Пауками, пришлось обрушить мост.

– Ланье?

– Жарко здесь. Держим пару улиц огнеметами, но у этих доходяг гранаты, причем оборонительные… Какой кретин продал им столько! Пользоваться ими не умеют, положили больше своих, чем наших. Но все равно расклад в их пользу – их то больше. Пару раз подтягивали трубы, но мы их вовремя валили. Ракету то в морду получить совсем не хочется…

– Много болтаешь.

– Что поделать, я общительный… ах ты же шлюха-мама…! – Голос Ланье захлебнулся в гуле, похожем на гудение пламени. Кейн, подбежав к краю крыши рядом с башней Верхнего города, увидел, как на противоположном холме под ударами ракет обрушивается церковь – легко, будто игрушечный детский домик из тонких дощечек, растоптанный тяжелым ботинком.

– Сказал же, держать…

– Да откуда они… мать! Всем отходить на центр, мобильная группа, все на центр. Отводите огнеметы!

– Я рядом с постом на башне. – Сказал Кейн, и выпрямился во весь рост, чтобы его смогли увидеть гвардейцы на укреплениях. – Площадь еще держится? Пропустите меня, мне нужно туда успеть.

Площадка на башне, которую он оставил не более полутора часов назад, была окончательно разгромлена. Среди зубцов, возвышавшихся по краям башни, зияли проемы, явно не предусмотренные строителями. Стрелков, лежащих за импровизированными щитами в бойницах, стало явно меньше. Рядом с минометными трубами, то и дело выбрасывающими огненные брызги в сторону Обзорной площади, протянулся ряд неподвижных тел – мертвые и раненые, сложенные в несколько рядов. Кейн прошел мимо, бросив на них быстрый взгляд – серые куртки ополченцев, несколько гвардейцев в черном, и цветные плащи, не меньше десятка.

Торренс был прав – чем ярче цель, тем легче в нее попасть.

Анита лежала в бойнице, ближе к северу. Ее плечи вздрагивали при каждом выстреле – у длинного игольника наверняка была сильная отдача. Кейн прошел мимо, и присел рядом, рассматривая Мириам, привалившуюся к соседнему зубцу. Ее плечо бинтовала смутно знакомая девушка с совершенно разбитым лицом – одна из тех, двух, которых они вытащили из логова Шипов. Мириам казалась спящей, руки девушки двигались неловко и неправильно, запихивая куски марли под наплечник. Кейн, понаблюдав секунд двадцать, оттолкнул ее, приподнял Мириам за здоровое плечо, и начал накладывать повязку заново.

Анита продолжала стрелять, ругаясь при каждом попадании или промахе, изощренно и громко. Кейн рванул бинт, разделяя его на две полосы, и кивнул девушке с разбитым лицом – имени ее он так и не вспомнил.

– Свяжи их, лучше двойным узлом. Это был бронебойный, прошел навылет. Рана чистая, кость не задета. Она могла ее не почувствовать, в таком состоянии, и истечь кровью…

Пальцы Мириам сжались на его руке, сминая бинт. Он поймал ее взгляд. Зрачки, расширившись, поглотили радужную оболочку глаз, делая его совершенно нечеловеческим.

Словно линзы боевого костюма прайма, оказавшиеся на человеческом лице.

– Умирать не страшно. – Сказала Мириам очень тихо. – Это… как хлопок крыльев бабочки. Ты знал?

– Да.

– Ты тоже видишь… это, в небе?

– Облака?

– Нет. Он готовится. Я не знаю, что он сделает, но это страшно… Нужно еще продержаться. Хотя бы несколько минут…

– Продержимся.

– Да. Ей не нужно было давать мне «Грань». Она действует на меня иначе, чем на нее. Я становлюсь как радио – все слышу, и выключаюсь… включаюсь, и так много раз. И сейчас… это не опасная рана. Нужно продолжать стрелять, чтобы никто не прошел на площадь.

– Не шевелись.

– Мне не больно. Лучше иди к Аните, она о тебе спрашивала.

Монах кивнул, и отпустил полоски бинтов, передавая их девушке, протянувшей руки из-за его плеча. Черные глаза смотрели в небо, куда-то мимо него, обозревая площадь, или весь город.

За спиной Мириам, внизу, бурлило месиво из пыли и порохового дыма. Над которым, словно камни посреди весеннего потока, поднимались груды обломков, оставшиеся от баррикад. Бой продолжался – кипящей полосой, отблескивающей металлом и кровью, отделяя цветные пятна рейдеров от совсем небольшой группы наемников и гвардейцев, оттесненных за последнее укрепление: ряд неровных дуг из бетона рядом с руинами ворот. У крайней из дуг тяжело и ритмично двигалось длинное лезвие, грязное, коричнево-алое – такого же цвета, как и окружающие Арго обломки камня. Перед ним в мостовой зияли две воронки, сейчас ставшие неглубокими ямами для трупов. Как если бы гладиатора забрасывали гранатами издалека, и без особого успеха.