– В чем дело?

Она выглядела уставшей, жалкой и заурядной. Лет сорока пяти, среднего роста, довольно симпатичная. Крашеные волосы, простенький черно-белый костюм, ацетатная светло-коричневая блузка, дешевое позолоченное ожерелье и такой же браслет часов. Она была тщательно и красиво подкрашена. Жерфо сразу почувствовал к ней симпатию.

– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – сказал он, – насчет месье Музона.

Кожа вокруг рта женщины побелела. Она оперлась на стену, и ее ресницы дрогнули. Крепкий тип бросил на нее взгляд и повернулся к Жерфо, слегка нагнув голову. У него был вид быка, а губы тоже окружены белым.

– Послушай, старина, – прошипел он, – я сдерживаюсь только потому, что она не хочет скандала. Но я не знаю, сколько смогу сдерживаться. Так что отвали, понял?

– Постой, это не он, – произнесла у него за спиной вдова Музон.

– А! – крикнул тип. Он был похож на разъяренного близорукого человека, который пытается присмотреться и одновременно успокоиться.

– Я подумал и решил поговорить с вами, – сказал Жерфо. – Полагаю, вы и есть Гассовиц. Я хочу с вами поговорить. Впустите меня, или я пойду в полицию, а вам это не понравится, не так ли?

Гассовиц не ответил. Он размышлял и казался смущенным. На лестничной клетке стояла мертвая тишина.

– Я не знаю, кто вы, и не хочу этого знать, – проговорила вдова Музон. – Оставьте меня в покое. Оставьте его...

И, она неожиданно расплакалась. Дешевая краска потекла ей в глаза. Она вытирала их своими маленькими кулачками и устало бормотала бесцветным голосом:

– О господи!

– Я не могу оставаться на площадке, – заявил Жерфо.

Гассовиц отступил, обнял женщину, положил ее голову себе на плечо и стал гладить по волосам. Он с яростью смотрел на Жерфо. Тот медленно вошел в квартиру. Гассовиц ногой захлопнул дверь, и она закрылась за спиной Жерфо.

– Иди в комнату, сердце мое, – шепнул он.

Вдова Музон ушла. Гассовиц проводил Жерфо на кухню, не переставая жечь гостя взглядом темно-синих глаз. Жерфо сел без приглашения. Он заметил, что сильно потеет. Это происходило исключительно из-за сильного нервного напряжения, царившего в маленькой комнатке.

– Вот бордель, – начал он, – я совершенно не... Я об, этом не подумал. Послушайте, она вам рассказала? Я имею в виду, о тех, кто приходил в первый раз? То есть в тот раз. Молодой человек с вьющимися черными волосами и голубыми глазами? И тип постарше с лошадиными зубами?

– Они приходили вдвоем, – ответил Гассовиц. – Молодого она запомнила особенно хорошо.

– Я убил его вчера, – признался Жерфо. – Проломил его поганую черепушку. Я размозжил ему голову.

Жерфо неожиданно положил руку на край стола, опустил на нее голову и нервно разрыдался. Слезы быстро прекратились, но он еще несколько минут дрожал и шумно вдыхал и выдыхал воздух.

Гассовиц без нежности похлопал его по плечу.

– Выпейте стаканчик.

Жерфо взял стакан, который ему протягивали, и проглотил сто граммов чистого "Рикара". Водка обожгла ему горло, и он почувствовал, как она медленно спускается по пищеводу. Гассовиц сел на стул, вытянув левую ногу и поджав правую. Жерфо бросил взгляд на его плохие ботинки и почувствовал, что, если он сейчас бросится к двери, Гассовиц выбросит правую ногу ему в лицо, даже не вставая со стула.

– Они, разумеется, убили Музона, – сказал Жерфо, – а потом пришли удостовериться, что его вдова ничего не знает. Если бы она что-нибудь знала, они бы убили и ее тоже. Они удостоверились в этом. – Он бросил взгляд на Гассовица, у которого побелели губы. – Вы, разумеется, ее любовник. Вы познакомились уже после этого. Послушайте, я не хочу знать, что они с ней сделали.

– Ясно, – ответил Гассовиц так, будто они вели нормальную беседу.

– Слушайте, – продолжал Жерфо, – я тот, кто подобрал Музона на дороге. Я думал, он попал в аварию, и отвез его в больницу. А потом они нашли меня. Это было нелегко, но они несколько раз находили меня и причинили мне худший вред, чем... Если хотите, я расскажу вам все подробно. Я должен понять, кто за ними стоит. Они видели, что я остановился помочь Музону, и записали номер моей машины. Полагаю, они подумали, что я слышал его последние слова. Смешно... если здесь уместно это слово.

– Я хочу знать подробности, – потребовал Гассовиц.

– Попробую, – ответил Жерфо и рассказал этому крепкому типу все.

Это заняло полчаса, потому что Гассовиц задавал вопросы, на которые Жерфо не мог ответить. Гассовиц хотел узнать, почему Жерфо не обратился в полицию, на что тот ответил, что это одна морока.

– Но все-таки, – заметил Гассовиц, – все бросить и бежать куда глаза глядят – это как-то странно.

– Да, я знаю. Я не могу этого объяснить, потому что и сам не понимаю.

– Или вам просто все надоело.

– Разве это может быть так просто?

– Да, – сказал Гассовиц.

И он захотел узнать, как двое убийц наткнулись на Жерфо на заправочной станции, где сгорел тип с лошадиными зубами, но Жерфо не мор этого объяснить.

Элиан Музон пришла посмотреть, что происходит. Ее симпатичное лицо было совершенно потрясенным. Гассовиц с большой нежностью выставил ее за дверь, пообещав все рассказать позднее.

– Вот, – закончил наконец Жерфо, – это почти все. Вы удовлетворены?

– Если можно так выразиться, – буркнул Гассовиц.

Жерфо выпил еще немного "Рикара", разбавленного водой.

– Не знаю, почему я вам все это рассказал. Меня интересует только одно: как найти человека, стоящего за теми двумя мерзавцами. Но вы ничего не знаете, ваша... мадам Музон тоже, иначе ее бы не оставили в живых...

– Меня это тоже интересует, – перебил Гассовиц.

– Да, но вы ничего не знаете, не знаете, почему...

– Одан, – снова перебил Гассовиц.

– Что?

– Филипп Одан. Музон работал вместе с ним. Они выбивали из людей долги, запугивая их, понимаете? С бумагами с печатью и прочими трюками юридического вида.

– Взыскание долговых требований?

– Что-то вроде этого. Довольно мерзкая работенка. Но они занимались не только этим. Они собирали сведения о людях и предлагали свои услуги, понимаете? Музон был раньше полицейским. Вы об этом знали?

– Нет.

– Это факт. Его уволили из полиции, или как это у них называется, и осудили за кражу. Но он попал под амнистию, потому и смог организовать свое дело. Кем точно был Одан, я не знаю. Думаю, кем-то вроде осведомителя Музона в то время, когда тот был полицейским. Понимаете, да?

– Да.

– Вскоре после смерти Музона, может, даже на следующий день, с Оданом произошел несчастный случай.

– Он умер?

– Нет.

– Его можно найти?

– Месье Жерфо, – заявил Гассовиц, – я хочу поехать с вами. Я провожу вас. Дайте мне несколько минут. Я скажу пару слов Элиан, чтобы она не беспокоилась. В последнее время я не работаю, так что могу поехать. Понимаете, я должен поехать с вами.

– Ладно, – согласился Жерфо. – Хорошо.

Они нашли Филиппа Одана там, где он теперь жил, – в грязном доме инвалидов в Шелле. Он занимал жалкую темную комнату на втором этаже одного из четырех или пяти коттеджей заведения. Каштаны во дворе были покрыты молодыми свежезелеными листочками, на гравиевых дорожках валялось собачье дерьмо. Филиппу Одану было пятьдесят два года, но выглядел он на семьдесят или даже больше. Он сидел в кресле на колесиках, парализованные ноги были накрыты шотландским пледом. При падении из окна кабинета конторы "Музон и Одан" он сломал позвоночник. Перед этим Одана сильно били по горлу, и его глотка была раздавлена. Он перенес трахеотомию и различные операции, но остался инвалидом. Его голосовые связки были разорваны. Существовали способы восстановить ему голос, но у Одана не было средств оплатить лечение. Однако, руководствуясь инструкциями, почерпнутыми из одной американской книги, он, напрягая диафрагму и трахеи, научился издавать связные звуки хриплым, тоненьким и задыхающимся голосом.