Когда после форосского фарса Горбачев вернулся в Москву, он обронил фразу, ставшую крылатой: «Я вернулся в другую страну». Выходило, что и Артур Александрович возвращался тоже в иное государство. Узбекистан, по его сведениям, со дня на день должен был объявить о своей независимости, суверен­ности. Но это лишь внешняя канва, очевидная для всех, а он-то знал скрытый от широких масс реальный процесс, происходив­ший в распадающейся стране и Узбекистане, получившем исто­рический шанс стать самостоятельным государством. Уезжал он в Мюнхен из бурлившей, но единой страны, а возвращался в еще более накаленную обстановку. Десяток новых государств мгновенно породили своим появлением тысячи проблем и забот, порою трудноразрешимых.

Задумывая свой коммерческо-инновационный банк, он дога­дывался о сложностях, но то, что он стал вдруг нужен диаме­трально противоположным силам, не предвидел. Он не хотел втягивать свой банк, мечту всей жизни, в политику, но, желая спасти жизнь Анвару Абидовичу, невольно связал себя с парти­ей, которая скорее всего перейдет на нелегальное положение, то есть станет незаконной, ибо, судя по прессе, ее либо соб­ственный Генсек распустит, либо ее запретят пришедшие к вла­сти демократы. Руководящие структуры у всех объявивших суверенитет республик одинаковы, и повсюду в них – от райис­полкома до саночистки с двумя дерьмовозами – правили ком­мунисты. Запрет партии при едином государстве не добавлял Шубарину дополнительного риска, ибо, по убеждению Анвара Абидовича, коммунисты повсюду, и в Узбекистане тоже, не сомневаются, что они еще вернутся на политическую арену и снова станут правящей партией.

Но он смотрел дальше Анвара Абидовича, бывшего секрета­ря обкома. Коммунистическая идея настолько дискредитирова­ла себя, особенно в национальных республиках, что наверняка новые политические силы начисто отметут коммунистическую идеологию, ее цели, но сохранят структуру правящей партии, ее имущество. Короче, лишь сменят вывеску, перекрасятся, не сделав даже малейших кадровых перемещений, и вместо «ком­мунистическая» в названии новой, естественно, правящей пар­тии появятся слова «народная» или «демократическая», или оба слова вместе, они для нашего слуха звучат обнадеживаю­ще. Причем таким образом, видимо, поступят во многих нацио­нальных республиках, и лишь в России коммунисты лишатся реальной власти и, возможно, подвергнутся гонениям. В таком случае он вынужден будет помогать не только заграничной партии, но и чуждой для Узбекистана идеологии.

Вот в какое положение он ставил свой банк, где, судя по сообщению Коста, вовсю шел монтаж оборудования.

Получив сообщение о смерти Парсегяна, Шубарин не сомне­вался, что Сенатор не упустит этот шанс и выйдет на свободу, ибо с развалом государства влияние его соперника, прокурора республики Камалова, назначенного из Москвы, убывало с каж­дым днем. Суверенитет Узбекистана гарантирует свободу и хану Акмалю, его дело, наверное, передадут в республику, а дома не найдется суда и судей, которые решатся объявить аксайского Креза виновным, хотя и будут располагать шестисоттомным делом и тысячами свидетелей. А оказавшись на свободе, хан Акмаль и дня не смирится со сложившейся обстановкой в республике, попытается вернуть власть и положение, благо людей, желающих стать под его знамена, хоть отбавляй, а с ними Артур Александрович прежде водил дружбу. Выходит, и эти попыта­ются втянуть его и банк в политические игры. Ведь Анвар Абидович заявил прямо: кто не с нами – тот против нас,

Оставался еще и преступный мир – первым предложивший сотрудничество и тоже обещавший покровительство. Они жа­ждали на выгодных условиях отмывать деньги от наркобизнеса и темных дел.

Срок возвращения на родину близился, и Шубарина беспо­коило, что Коста до сих пор не мог отыскать человека, знавшего о возможностях его банка. Установи они гонца, потянулась бы цепочка и к тем, кто за ним стоит, а стояли, видимо, люди серьезные, если пытались гарантировать безопасность банка, работающего с «грязными» деньгами.

Выходило, что первый клиент еще не поднялся по высоким мраморным ступеням бывшего здания «Русско-Азиатского бан­ка», а его хозяина обложили со всех сторон.

– Я видел вчера «Мазерати», – встретил утром Нортухта неожиданной новостью прокурора Камалова. Видимо, он не забыл разговор, состоявшийся полгода назад у ресторана «Лидо».

– Где? Какого цвета? И кто ее хозяин? – с интересом спросил Хуршид Азизович.

– Вечером я был у родственников в Тузеле, там есть аэро­дром военного округа, на нем и приземлился транспортный самолет ВВС из Москвы, а из его чрева выкатился роскошный автомобиль необычной перламутровой окраски сиреневого от­тенка. Толпа вмиг окружила ее. Каково было мое удивление, когда я услышал – «Мазерати», оказывается, действительно до сих пор одна из самых дорогих марок автомобилей. Из Мюнхена до Москвы машину гнали своим ходом, а дальше не рискнули, решили доставить по воздуху.

– И кто же хозяин такой красавицы? – повторил свой вопрос прокурор, хотя уже догадывался, кому принадлежит престижный автомобиль.

– Хозяина с машиной не было, только двое перегонщиков, говорят, купил какой-то банкир.

«Значит, появится на днях и Артур Александрович Шубарин», – подумал прокурор.

Ясновидение прокурора объяснялось просто: в газетах, на радио, телевидении, в частных разговорах, повсюду в послед­нее время говорили об открытии крупного коммерческого банка «Шарк». В газетах и телевизионных новостях часто появлялись снимки роскошно отреставрированных кассовых и операцион­ных залов бывшего «Русско-Азиатского банка». Поговаривали и о трех подземных этажах, где вроде бы в четыре ряда до самого потолка тесно стоят бронированные сейфы известной немецкой фирмы «Крупп», впервые после революции банк снова станет принимать от частных лиц на хранение ценные бумаги, драгоценности.

В Ташкенте открытием коммерческого, частного банка вряд ли кого удивишь, тут уже справили первую годовщину владельцы «Ипак юли», частного банка «Семург», а известный банкир из Уфы Рафис Кадыров, хозяин «Востока», готовился отметить с помпой вторую годовщину преуспевающего филиала в Ташкен­те. Но «Шарк» Шубарина, еще не открывшись, привлекал внима­ние тем, что получил в центре города, в престижном районе особняк, представлявший историческую ценность, где с размахом велись не ремонтные, а реставрационные работы. Банк – от охранной сигнализации, единой компьютерной системы, специ­ального оборудования и приборов, определяющих подлинность любых денежных знаков, вплоть до униформы служащих – все имел на уровне мировых стандартов, как принято ныне выражать­ся, и поставлялось оборудование из Германии, где банковское дело имеет вековые традиции. Частные и земельные банки Баварии оказывали столь щедрые кредиты «Шарку» оттого, что он должен был представлять интересы всех этнических немцев на территории бывшего СССР. Без головного банка они вряд ли могли контролировать в вороватой стране свои вложения, в пер­вую очередь адресованные землякам. Вот отчего в прессе постоянно появлялись статьи, заметки о предстоящей презента­ции по случаю открытия нового банка.

Знал Хуршид Азизович, что на презентацию приезжает много гостей из-за рубежа. Прокурор даже получил из МИДа список людей, попросивших въездные визы, и сличил его со списком, поступившим из Интерпола. Почти все друзья, навещавшие Шубарина в Мюнхене, прибывали в Ташкент, они наверняка знали о давней мечте Артура Александровича и хотели разде­лить с ним радость. Три-четыре человека из гостей уже имели имя в финансовых кругах Запада. Этих, видимо, тянула в Таш­кент не только старая дружеская привязанность, но и откры­вающиеся возможности в новом государстве.

Конечно, Хуршиду Азизовичу хотелось бы не только глянуть на презентацию, но и иметь обширный видеоматериал, любо­пытные люди наверняка будут приглашены на богатое торжество. Но чего нельзя, того нельзя, он не попытается заснять тех, кто придет в ресторан «Лидо», где тоже, по его сведениям, уже неделю работают дизайнеры, переоборудуя второй этаж, там пройдут основные мероприятия и банкет. Интересное получи­лось бы кино, ведь там появятся не только друзья и покровите­ли Шубарина, но и враги, конкуренты. Да и при желании заснять оказалось бы непросто. Японец – чрезвычайно осторожный человек, да и профессионалами, обеспечивающими охрану его дела, говорят, обзавелся задолго до перестройки, когда частно­го сыска и личных телохранителей не имели даже многие руководители республики. Впрочем, в больнице он дал себе слово в отношении Шубарина действовать честно, открыто, что-то привлекало его в отечественном миллионере. Камалов верил, что найдет ключи к нему, он не мог позволить своим врагам – Сенатору и Миршабу – иметь в друзьях такого чело­века, как Шубарин.