Сличая список Интерпола со списком из МИДа, Хуршид Азизович вновь наткнулся на упоминание бывшего секретаря обко­ма Тилляходжаева и вора в законе Талиба. Появятся ли они на презентации? Тилляходжаев – вряд ли, потому что прокурор навел справки, отбывает ли «хлопковый Наполеон» свой срок в пермском лагере и не отлучался ли он из зоны в сроки, указанные Интерполом на его запрос. Официальный ответ на­чальника тюрьмы порождал только новые вопросы, ибо Интер­полу Камалов доверял куда больше, чем отечественным колле­гам. Значит, кому-то, весьма могущественному, было выгодно, чтобы находящийся в заключении бывший секретарь обкома тайно встретился за границей с человеком, открывающим круп­ный банк в Узбекистане.

Скорее всего, Анвара Абидовича на презентации не будет, вряд ли ему резон рекламировать свое появление на свободе, тут многие точат на него зуб, не могут простить его откровений прокуратуре СССР. Чистосердечное признание «хлопкового На­полеона» многим стоило больших хлопот и денег, а кое-кому – даже свободы. Нет, Тилляходжаева в «Лидо» не будет. А Талиб, возможно, и появится, ныне ни одна презентация ни в Москве, ни в Ташкенте, ни в Санкт-Петербурге не обходится без участия преступного мира, его главарей, воров в законе, их теперь открыто представляют нам как представителей делового мира. И так оно и есть – две трети коммерческих магазинов и совме­стных предприятий принадлежат им, если даже официально и имеют других хозяев. И только после приватизации, которую так спешат провести новые власти, мы узнаем, кто всему ока­жется хозяином, и ахнем. Но под какой бы личиной ни появился на презентации Талиб, какую бы «крышу» ни имел, для него, Камалова, он навсегда остается вором, и только вором. Волка в овечью шкуру рядить бесполезно, повадки, зубы – все равно выдадут. И для него, прокурора, скорее следует разгадать загадку – почему Талиб навестил в Мюнхене Шубарина? Кама­лов мог поклясться, что инициатива встречи вряд ли исходила от Артура Александровича. Контакт был навязан Японцу. Вот только что же пытались навязать ему и почему в Мюнхене? На эти вопросы тоже следовало поискать ответы до встречи с ним. Возможно, отгадки и сократят дистанцию между ним и банки­ром, которого так хотелось заполучить в союзники.

Узнать о том, будут ли на широко разрекламированной пре­зентации Талиб и «хлопковый Наполеон», прокурору не удалось, но один неожиданный гость, не числящийся в списках пригла­шенных, объявился в Ташкенте накануне торжества. Хуршид Азизович точно знал, что тот обязательно будет присутствовать в «Лидо» и всячески будет использовать прессу и телевидение, чтобы заявить о своем возвращении в Узбекистан.

Человеком, попавшим сразу с корабля на бал, оказался Сухроб Ахмедович Акрамходжаев, Сенатор, освобожденный из-за недостатка улик из известной московской тюрьмы «Матрос­ская Тишина». О восторженной встрече, организованной Миршабом в аэропорту, жертвенном баране, зарезанном чуть ли не у трапа самолета, прокурору доложили тотчас.

В день презентации начальник отдела по борьбе с организо­ванной преступностью Уткур Рашидович сказал прокурору Камалову, словно читал его мысли:

– Сегодня на открытие банка слетаются отовсюду гости, даже из-за рубежа, чует мое сердце, что он станет яблоком раздора для многих. Слишком лакомый кусочек, лежит готовенький на блюдце с голубой каемочкой. Найдутся горячие головы, которые раструбят, что лучший в Узбекистане банк принадлежит инородцу, и под Шубариным может зашататься кресло управляющего, эта карта сегодня, увы, повсюду сраба­тывает безотказно. По крайней мере, если палки ставить в от­крытую не решатся, то и помогать гласно поостерегутся.

– Ты считаешь, что его банк может глянуться Сенатору или Миршабу?

– А почему бы и нет, но кроме них и тех, кого еще мы не знаем, есть и хан Акмаль. Вот ему при его амбициях банк нужен будет позарез.

– А Шубарин? Ведь он вроде в дружбе с ними? – спросил Хуршид Азизович, догадываясь, каким будет ответ.

– Времена нынче другие. Дружба дружбой, а табачок врозь. Мавр сделал свое дело и может уходить. Но Шубарин не тот человек, чтобы легко уступить свое дело, тем более, как мне кажется, банк – мечта его жизни. Вот отчего я чувствую, что со дня открытия «Шарка» работы у прокуратуры прибавится.

В вечернем, ночном выпусках телевизионной программы ново­стей Хуршид Азизович внимательно просмотрел кадры, посвя­щенные презентации, и даже записал их на видеомагнитофон. Отметил про себя, что открытию банка телевизионщики посвяти­ли чересчур много времени, хотя обширный материал пошел на пользу прежде всего ему, Камалову. С нетерпением он ждал и выпуска утренних газет. Эти, видимо, тоже не пожалеют страниц, ведь газетчиков и телевизионщиков в «Лидо» угощали, что называется, от пуза, шампанское лилось рекой. Для них даже специально накрыли столы и им, как и всем высокопоставлен­ным гостям, вручали памятные подарки. Шубарин давно знал, что с прессой лучше дружить. Но пресса уже целый месяц выражала восторги по поводу предстоящей презентации, ибо Шубарин, не скупясь, заплатил крупные суммы многим столич­ным газетам за размещение рекламы своего детища – банка «Шарк». По едкому замечанию прокурора Камалова, современ­ная пресса все больше уподобляется блудливой женщине: если она раньше подпевала только государству, ибо являлась его содержанкой, то теперь, долго не думая, пересела на колени предпринимателям и готова петь дифирамбы только щедрым рекламодателям. Обе стороны поняли это и без заключения брачного контракта, а читатель как был, так и остался в дураках.

Прокручивая в замедленной съемке кадры торжества в «Лидо», прокурор Камалов внимательно вглядывался в лица гостей. Произвел впечатление на всех собравшихся, да и на самого Хуршида Азизовича гость из США, некто Гвидо Лежава, видимо, старый друг Японца, прекрасно говоривший по-русски. Он сразу объявил, что сию минуту подпишет чек в 375 тысяч долларов, на такую сумму заокеанский гость покупал акции банка «Шарк». Жест бизнесмена, передавшего на глазах мил­лионов телезрителей чек Шубарину, вызвал в «Лидо» шквал аплодисментов, не удержался и прокурор, он подумал, что если так пойдут дела у узбекских банкиров, то проблемы республики решатся в ближайшие годы.

На приеме в «Лидо» мелькали знакомые прокурору лица из прежней и новой власти, многих находившихся раньше у руля людей телезрители после завершения «перестройки» впервые вновь увидели на экранах. Были люди с верхних этажей Белого Дома, министры, но чаще других в кадрах мельтешил Миршаб, то один, то тенью, следовавший за Сенатором. Сухроб Ахмедо­вич после тюрьмы показался постройневшим, энергичным. Лю­дям, не знавшим его, Акрамходжаев в ультрамодном шелковом костюме, видимо, казался артистом – столь элегантно он вы­глядел. Как и предполагал прокурор, Сенатор воспользовался присутствием телевидения на банкете и дал небольшое интер­вью. Но тон его выступления удивил Ферганца: бывший заве­дующий отделом административных органов ЦК говорил мягко, непривычно долго подбирая слова, а на провокационный во­прос, касавшийся нынешней прокуратуры республики, ответил сдержанно. Заявил, что он ни к кому не имеет претензий, мол, время трудное, переломное, и враги, пользуясь случаем, огово­рили его.

Камалов ожидал, что Акрамходжаев, как и хан Акмаль на суде, воспользуется случаем и попытается обвинить прокурату­ру и его лично в своих бедах. Конечно, прокурор понимал, что это заявление – только для публики, такая позиция позволяла Сенатору сделать попытку вернуться в строй – ведь если про­изошла ошибка, значит, надо восстановить человека во всех правах, вернуть должность, а пост он занимал ох какой высокий, курировал работу самого прокурора республики. Далеко метил Сухроб Ахмедович, в душе он, конечно, догадывался, что прокурор Камалов видит в нем только преступника, убийцу, и будет искать новые факты, чтобы отправить его за решетку. Перегоняя презентацию взад и вперед на видеомагнитофоне, Камалов понимал, что телевидение сослужило ему добрую службу.