- Ваша жестокость была актом милосердия.

- Так всегда должно быть. Помни об этом.

- Да, Магда.

Он сказал так, как мальчик-подросток ответил бы «да, мама», и она едва не достала свой кнут. Вместо этого она развязала шелковый пояс халата и свела его запястья за спиной.

- Магда...

- Тихо. Это часть твоего обучения. Ты связываешь руки Катерины, когда порешь ее. Ты должен знать, каково это.

- Я знаю, каково это.

Вопросительно изогнув бровь, Магдалена продолжила обматывать черным поясом его запястья и завязывать их.

- Кто посмел связывать тебе запястья?

- Вы не хотите знать ответ.

Он получил какую-то травму в детстве, что-то связанное с его сестрой Элизабет, что-то, что заставило их писать друг другу письма каждый месяц, но избегать всеми возможными способами компании друг друга.

- Склонна согласиться с тобой. Вопрос попроще - тебе нравится?

- Нет.

- Тебе не нравится?

- Я раздражен.

- Из-за меня или из-за этого?

- И тем и другим в равной степени.

- Тебе больно?

- Нет, но я представляю, как мои пальцы онемеют, если я останусь в этой позе еще на полчаса.

- Понимаешь? Вот почему я делаю это с тобой. Ты должен научиться сопереживать. Ты должен понять, что ощущает твой раб или сабмиссив.

- Урок усвоен.

- Ты делал это с Кингсли?

- Связывал его? Конечно.

- Я имею в виду, связывал его и допрашивал?

- Часто. Я любил заставлять его рассказывать секреты, которыми он не хотел делиться со мной.

- Какие секреты?

- Он рассказывал их мне, а не вам.

- Ты сдержан. Как хороший любовник. Ты хороший любовник?

- Бывало и хуже.

- Ты уходишь от ответа, потому что не хочешь отвечать, и твои ответы очень неохотны. Бамби - ты ужасный сабмиссив.

- Я не сабмиссив.

- Это, безусловно, объясняет, почему ты так неловко себя чувствуешь. А теперь ответь на вопрос - ты хороший любовник?

- Признаю, я не знаю, как ответить. Пожалуйста, Магда, скажите, откуда мне знать?

- Ты бы знал, если бы не был им. Если твой любовник не отвечал тебе, если твой любовник не возвращался, прося о большем...

- Тогда, очевидно, я был очень хорошим любовником. Кингсли был в восторге, очень хорошо просил. И довольно бесстыдно.

- О чем он просил?

- О большем. Всегда о большем.

- Больше чего? Больше секса? Больше боли?

- Да и да. Больше всего. - Он замолчал, словно что-то вспоминал. – Больше ласки, в основном. Я... не такой ласковый, как должен быть. Каким должен был быть, - поправился он.

- Что останавливает тебя от демонстрации своих чувств?

- Я... - он вздохнул, к удивлению, пораженно, необычно от кого-то столь дерзкого. - Я не знаю.

- Потому что ты не очень хорош в этом?

- В моей жизни мне не так часто удавалось практиковаться в этом. Я был близок со своей старшей сестрой Элизабет, пока нас не разлучил отец. После этого я сдерживал себя столько, сколько мог. До Кингсли. Но даже после этого, когда я впервые встретил младшую сестру, я не обнял ее. Это сделал Кинсли, а я не мог.

- Что ты чувствовал, когда увидел, как он держит твою сестру?

- Я испытал... ревность.

- Ревность? К ребенку?

- Зависть, потому что он был в чем-то лучше меня. То, что было таким простым для него, было невозможным для меня. Я не привык быть вторым в чем-то.

- У тебя тысяча других сильных сторон. Если бы у тебя не было нескольких недостатков, ты был бы еще более невыносимым, чем есть.

- Он был естественным с ней. Я никогда не видел ничего подобного. Он был рожден стать отцом.

- Ох. Вот оно что. Теперь я все понимаю. Ты завидовал, потому что видел, что он не только хорошо ладил с детьми, но и хотел их. А вы двое не могли завести детей. Ты завидовал, потому что открыл, что он хотел чего-то, что ты не мог ему дать. Поэтому ты испытал зависть, когда увидел его с твоей сестрой.

- Я не хочу говорить о Клэр и Кингсли.

- Хорошо. Мы будем обсуждать только Кингсли. Как часто ты трахал его?

- Магда.

- Отвечай.

- Эти вопросы слишком личные.

- Ты стоишь связанный в моей спальне. Или ты ожидал викторины по Римской архитектуре?

Он вздохнул.

- Поначалу мы встречались лишь раз в неделю на протяжении трех недель. Ему не терпелось провести побольше времени со мной, и я заставил его поверить, что оказываю величайшую услугу, проводя больше времени с ним.

- Но ты тоже хотел большего.

- Да. Не то, что бы ему нужно было знать об этом.

- Так как часто?

- Мы пробирались в эрмитаж три ночи в неделю. Затем четыре. Затем пять. Потом почти каждую ночь, при каждом шансе.

- Сколько ночей?

- Пятьдесят семь.

- Ты считал.

- Я помню их все.

- От кого-то другого я бы посчитала это романтическим преувеличением. Но не от тебя. Ты не из тех, кто преувеличивает.

- И у меня очень хорошая память на то, с чем связано мое тело.

- И твое сердце.

- И мое сердце.

Она нарисовала ногтем крест на спине - одна линия от основания шеи к пояснице, вторая от лопатки до лопатки. Затем она прижалась губами к месту, где пересекались линии. Он вздрогнул.

- Тебе нравятся поцелуи? - спросила Магдалена.

- Вы застали меня врасплох.

- Ты никогда не теряешь бдительность, - усмехаясь, ответила она. - Тебе нравится, когда тебя целуют? Да? Нет? Отвечай, Бамби.

- А кому не нравится?

- Ты никогда не целовал Катерину.

- Поцелуи для любовников, - ответил Маркус. - А мы просто друзья.

- Ты порол ее флоггером, тростью, устраивал игры с огнем и, когда заканчивал с ней, кончал ей на спину.

- Поэтому у меня так мало друзей.

- Тебе нравятся поцелуи?

- Помню, что нравились.

- Поцелуи возбуждают тебя? - Она поцеловала его правую лопатку.

- Нет. Как и ласкание Муса, поедание вашей пасты или наблюдение за звездами, но я наслаждаюсь ими.

- Большинство мужчин считают поцелуи возбуждающими. - Она укусила его в центр спины - не достаточно сильно, чтобы прокусить кожу, но достаточно, чтобы остался след зубов на его плоти.

- Как вы сказали ранее, я не из большинства мужчин.

- И мои прикосновения тебя не возбуждают.

- Нет. Но опять же, я наслаждаюсь ими.

- Тебе нравятся прикосновения? - Она лизнула над местом укуса.

- Обычно нет. Мне хватит трех пальцев, чтобы перечислить людей, чьи прикосновения мне нравятся.

- Я.

За спиной Маркус вытянул один палец.

- Кингсли, - добавила она.

Маркус вытянул второй палец.

- И кто же номер три? - спросила она.

- Не знаю, - ответил он. - По вашим словам, я еще ее не встретил.

- Для меня большая честь находиться в такой достойной компании. Вы, две родственные души... - Она запустила руки в карманы его брюк и сжала бедра. - И я.

- Магда.

- О, что у нас тут? Любовная записка? - Она вытащила сложенный листок из его правого кармана.

- Едва ли, - ответил он. - Это домашнее задание. Вам лучше сейчас же положить его обратно.

- Пока нет. Мамочка должна проверить твое задание, прежде чем позволит тебе его сдать. Что за задание?

- Мы должны написать несколько сотен слов о Рождественской сцене от лица одного из участников.

- Вы, иезуиты, превращаетесь в таких... таких хиппи. Я помню, когда иезуиты были устрашающими.

- Этого едва ли можно достичь.

- Говори за себя.

Она развернула листок и разгладила его руками. У Маркуса был красивый почерк, очень четкий, мужской. Не удивительно, он так давил ручкой, что на листе были видны не только его слова, но и отступы между словами на обратной стороне.

- Это глупое задание, но его надо сдать сразу после рождественских праздников, значит, оно мне нужно. Верните, пожалуйста.

- Терпение, терпение. Надеюсь, ты написал от имени задницы Марии.

- От Мелькиора Персидского, одного из трех волхвов. И это действительно не стоит...

- Чем больше ты протестуешь, тем больше я хочу прочесть... - сказала она самым дразнящим тоном. – И, конечно же, ты бы выбрал роль одного из трех мудрецов, верно?