— Послушай, радость моя, — зашептал я, — если мы будем осторожны…

Не знаю, что произошло бы в следующее мгновение… Вернее, я прекрасно знаю, что произошло бы в следующее мгновение, и какой катастрофой было лишиться его, — а вернее, насладиться им, — но в любом случае Рейчел-Вейчел оттолкнула меня, предостерегающе шепнув:

— Идут!

Тут я услышал приближающиеся шаги у нас за спиной, нервно разгладил мешкостюм и заставил себя дышать ровнее. Секунду спустя ее одеяние и серебристые волосы были в полном порядке, она протягивала мне марихуанку, говоря невозмутимо:

— Прошу вас, сеньор Ла Крус. "Нарко-идеал" из Чиуауа. Папочка любит повторять, что чистый табак не для настоящих мужчин.

С некоторым трудом затягиваясь смолистым дымом, я поглядел на горизонт и только тут сообразил, что "таинственный серебряный свет" лила на нас луна, восходящая за черным силуэтом одного из пеньюарных маячков. Словно в тумане я сообразил — и сердце у меня тревожно сжалось, — что не только лишился сладостной минуты с Рейчел-Вейчел, но уже опаздываю на свидание с Ла Кукарачей.

Ярко вспыхнули фонари патио. Следуя примеру Рейчел-Вейчел, я неторопливо встал и небрежно повернулся — правда, несколько испортив эффект, потому что лязгнул экзолоктем о тазовый пояс. Сквозь грингодверь как раз входили губернатор Ламар и прочие четыре шишки — все с довольно мрачными лицами, а также Эльмо, который выглядел встревоженным.

— Крайне сожалею, что вынужден прервать ваш тет-а-тет, — сказал губернатор любезным тоном. — Надеюсь, вы не скучали, сеньор Ла Крус, и моя дочурка сумела вас занять.

В ответ я только судорожно вздохнул.

— А теперь тебе пора баиньки, душка, — продолжал он. — Нам надо обсудить с сеньором кое-какие дела.

— Но, папочка…

— Душка!

Надменно пожав плечами и сжав губы в ниточку, высокородная Рейчел-Вейчел обернулась ко мне и произнесла с холодной вежливостью:

— Спокойной ночи, сеньор Ла Крус. Надеюсь, у нас будет случай продолжить нашу чрезвычайно интересную беседу. — И она протянула мне руку ладонью вниз.

Я пожал эту руку, наклонился и, хотя на поцелуй не решился, нежно царапнул по ней указательным пальцем.

Рейчел-Вейчел с ледяным равнодушием вышла через грингодверь, не глядя ни вправо, ни влево.

Итак, ясно: единственным шансом найти успокоение моим издерганным нервам, и особенно обманувшейся парасимпатической системе, остается Ла Кукарача.

Но честно говоря, меня куда больше заботили стоящие передо мной пятеро угрюмых техасцев с рублеными лицами, и теперь в основном работали мои симпатические нервы, посылая в кровь адреналин. В моем сознании похоронными процессиями двигались старинные истории о том, как в патриархальных обществах мстили соблазнителям дочерей, похитителям сестер и просто нежелательным влюбленным. Рейчел-Вейчел почти открытым текстом сказала мне, что папочка постоянно шпионит за ней. Так неужели он оставил ее в патио без наблюдения? Уж конечно, он установил микрофоны в ложах! А я выболтал не только свою нелепую страсть, но и тайные причины моего прилета на Терру. Эротоман безмозглый!

Особенно зловещим мне показалось, что все пятеро власть имущих теперь затянули поверх своих элегантных костюмов пояса с огнестрельным оружием, а с бедер шерифа Чейза и вольного стрелка Ханта свисали антикварные рапиры. В довершение они возобновили свой изводящий нервы концерт позвякиваний, почесываний и так далее.

Но самым зловещим было следующее: губернатор теперь снимал невидимые пушинки и пылинки, не отводя от меня глаз.

Затем, когда Рейчел-Вейчел скрылась из вида и ее быстрые шаги затихли, все внезапно переменилось к лучшему, точно в детской сказке фея-крестная махнула волшебной палочкой. Пятеро власть имущих техасцев расслабились и одарили меня дружескими улыбками, причем самой обаятельной была улыбка губернатора, который подошел ко мне со словами:

— Сеньор Ла Крус, самый досточтимый и самый терпеливый из гостей, я счастлив сообщить вам, что завершены все приготовления, кроме одного, чтобы вы могли отбыть завтра утром в Амарильо-Кучильо на зафрахтованном частном реактивнике. — Он осторожно взял мою расслабленную руку и потряс ее сердечно, но бережно. От него разило кукурузным виски.

— Единственное, что остается сделать, — продолжил губернатор небрежным тоном, — и не столько по необходимости, сколько из вежливости, — это сущий пустяк: навестить президента Лонгхорна Элиджу Остина и заручиться его подписью на вашем путевом листе. Старичок огорчится, если не повидает вас, и — между нами — мы хотели бы возобновить кое-какую политическую починку изгородей.

Я замялся. Лицо губернатора дышало дружеской безмятежностью и бесхитростностью.

— Но я думал…

— Вот именно, сэр, вы думали… И на вас это ни малейшей тени не бросает… Эльмо!

Мой старый друг — таким он мне внезапно представился — смял свою огромную шляпу наподобие седловидной вселенной, пожевывая губами, и покраснел.

— Черепуша… то есть сеньор Ла Крус, — с трудом выдавил он из себя. — Я чуть-чуть приукрашивал факты… Нет, я попросту много наврал тебе в наших разговорах… В основном преувеличивая собственную важность, а также закулисную осведомленность в текущей политической ситуации. Действительно, одно время между президентом Остином и другими государственными мужами нашей страны существовали легкие недоразумения, но я раздул их до небес. Ну, скажем, что он вооружил своих дворовых. Просто смех! На самом же деле я не знал — вот какой я крохотный клопик в человеческом зверинце, — что все недоразумения полностью улажены и требуют только, так сказать, небольшого послеоперационного лечения. А я всего-навсего подлый техасский трепач, Черепуша, ты уж меня извини.

— Ну, конечно, Эльмо, — заверил я поспешно, смущенный его заискивающим самоуничижением, потому что, хотя он и пытался взять юмористический тон, выглядел он очень жалким. Я чувствовал, что Эльмо мне нравится, как может нравиться клоун. А когда клоуна вдруг осаживают, раздевают, потрошат — это скверный или, во всяком случае, пошлый трюк.

Я резко повернулся к губернатору Ламару.

— А встреча с президентом Остином обязательно должна состояться сейчас? Я предпочел бы…

— Боюсь, сэр, что обязательно, — перебил он. — Вечерний спектакль, а не утренник, как выражается театральная элита вроде вас. Вылет завтра на рассвете, а я уже, прошу прощения, договорился, что наш любимый през вас примет. Я понимаю ваше желание… нет, вашу медицинскую потребность отдохнуть и уверяю вас, что беседа будет краткой, а ваша поездка туда и обратно быстрой и неутомительной.

— Раз, два и готово. Тихо, спокойно, — подтвердил шериф Чейз. Я опять замялся и тут ощутил, что марихуанка обжигает мне пальцы. Быстро перехватив окурок, я глубоко затянулся.

Возможно, марихуана ниспослала мне озарение, а также внушила мне смелость последовать ему.

— Дело не в отдыхе, — сказал я весело. — Благодаря вашему гостеприимству я чувствую себя совершенно освеженным. Просто я обещал себе совершить небольшую ночную прогулку при лунном свете в полном одиночестве по тихим окрестностям вашего великого города свободы, используя для этого транспортер, который столь любезно предоставил в мое распоряжение мистер Эрп. Исполните мой каприз, и я буду счастлив обменяться любезностями с вашим презом.

Чуть нахмурившись и совсем чуть-чуть качнув головой, Ламар медленно произнес:

— Боюсь, уже решено, что вы поедете в парадном лимузине. Траспортер не пригоден для…

— Вот что, Коттон, — перебил шериф Чейз, — мы можем установить транспортер на платформе. И после свидания с Остином сеньор сможет отправиться на прогулку, раз ему так хочется.

— Прекрасная мысль! — сказал Ламар, переставая хмуриться. — А теперь едемте, джентльмены, времени у нас немного.

Я затянулся в последний раз, погасил окурок в ближайшей пепельнице и двинулся вперед со всей блистательной компанией — лязг моих титановых подошв заглушал топот их кожаных сапог. Мне протянули плащ, и я небрежно набросил его на плечевой пояс, не сбиваясь с шага.