Теперь нами руководит Карлос Мендоса, с которым я едва знаком. И больше я уже не даю уроков оперного пения. В следующий раз я первым в бегство не обращусь — так я, по крайней мере, утверждаю пока. Спастись не успел Эль Торо.

Семнадцатого спиндлтопа мы остановились в Победе (Техас). Прежде город назывался Саскатун, но был переименован, когда вольные стрелки разгромили англо-русскую армию в Саскачеванской битве. Митинг мы провели у лесозащитной полосы посреди пшеничного поля. Там мексы ютятся в скоплениях жалких лачуг, ничем не огороженных. Куда им бежать?

Элита высоких техасцев там меньше, но жестче. Ни женщин, ни детей. Только инженеры и надсмотрщики — объекты неистовой ненависти. И вольные стрелки.

Низких техасцев почти нет, но имеются индейцы, которые туго поддаются киборгизации. Обычно после первого знакомства с ошейником они налагают на себя руки.

Мендоса, человек довольно начитанный, объяснил мне, что одна из причин, почему эта область не колонизируется и не эксплуатируется — если не считать пшеницы, древесины и полезных ископаемых, — сводится к нарастающему всемирному дефициту высококачественных радиоактивных материалов. Нефть Земли практически вся использована, до оставшегося угля добраться трудно, а Атомная война только увеличила зависимость человека от ядерной энергии. Даже наш веенвеп, например, получает энергию от атомных аккумуляторов.

Фаннинович дослушал коротенькую лекцию Мендоса и почтил его презрительной злоехидной усмешкой. Была ли в ней одна только тевтонская надменность?

Из Победы мы через два дня добрались до Форт-Джонсона, Альберта (Техас). Прежде это был Форт-Мэррей. Очень смахивает на Победу, только лесоразработки вместо пшеницы и индейцев заметно больше. Нас предупредили, что вольные стрелки здесь носят алые мундиры в память легендарной Королевской конной полиции.

Однако единственные мундиры, которые мне довелось там увидеть — с безопасного расстояния в электронный бинокль, — были белыми. К вечеру я узнал, что это маскировочные комбинезоны — выпал снег и выбелил все кругом.

Стихийные явления на Терре все еще будят во мне изумление и любознательность, как ни измучено мое тело, ни изнурен дух. В долгих серебристых сумерках серебряные хлопья были точно призрачный Млечный Путь за иллюминаторами разворачивающегося космолета.

В электронокль я рассматривал очередную большую вышку, в которой киборгизированные мексы занимаются своей таинственной работой. Невольно вспомнилась пантомима Федерико, монотонные "долбят и бурят", и меня пробрала дрожь от близости сорокаметровой вертикальной норы, из которой, как упорно рисовало мне детское воображение, вот-вот выползет дракон-тяготение, начнет охоту за мной, высосет из любого убежища, где я попытаюсь укрыться, прижмет к себе и раздавит в лепешку.

Только, конечно, я в такую нору не верил. Мой ум чурался самой мысли о ней, а доводы Фанниновича представлялись неопровержимыми. Но, с другой стороны, техасцы вряд ли стали бы искать тут нефть: по словам Мендосы, слои осадочных пород на севере очень тонки, и последнее оледенение во многих местах обнажило подлежащие вулканические породы — базальты, обсидиан, полевой шпат, туфы, пемзы, граниты, ретинит и всякие жуткие их спутники.

Но если не нефть, то что?

Какая бы работа ни велась под этими вышками, она сопровождалась большим выделением тепла. Вышка была окутана паром и под падающими хлопьями снега оставалась упрямо черной, точно палец, высунувшийся из земных недр.

Когда сумерки сгустились в ночной мрак, и мы взлетели, как я надеялся, для завершения последнего этапа моего земного хаджа, наша труппа уместилась, увы, в одном веенвепе. Мы с Гучу, а еще Карлос Мендоса, Эль Тасито, отец Франциск, Фаннинович и Рейчел с Розой. Остальные два веенвепа отправились на юг в Денвер. Наше турне рассыпалось.

Снег уже не валил. Одеялом полуметровой толщины он укрывал чахлые вечнозеленые леса под нами.

Ночь была очень ясная, но мерцающие звезды тонули в свете почти уже полной Луны, которая плыла над восточным горизонтом. На Терре я провел почти месяц. И с утомленным вожделением созерцал ее спутницу, светило моей Родины, центр обращения Мешка и Циркумлуны, космически такую близкую, а по-человечески такую далекую!

Но соперничала со звездами не только Луна. Впереди к зениту бежали прозрачные зеленые огни — северное сияние, еще одно замечательное стихийное явление, свойственное Терре.

Примерно через полчаса Роза обнаружила, что у звезд есть и третий соперник, багровое пятно над южным горизонтом, прямо позади нас. Это был не точечный источник света, а небольшая полусфера.

Она находилась словно бы возле Форт-Джонсона. Мы бесплодно гадали, что бы это могло быть такое. Пожар? Что-то, связанное с попыткой разыскать нас? Кто-то упомянул даже атомную бомбу, но свечение не изменялось, так что эта версия отпадала. К тому же нас не нагнала ни звуковая, ни взрывная волна.

Фаннинович слушал наши рассуждения с язвительным самодовольством.

— А может быть, — сказал я, — свечение это как-то связано с буровой вышкой в Форт-Джонсоне?

Усмешка немца перешла в злобную гримасу.

— Великий император всех механиков! — обратился я к нему.

— Вы нас просто презираете, или вам известен секрет больших вышек?

— Секрет! — повторил он, и его губы сложились еще более язвительно. — В этом обществе я вынужден держать в голове тысячи секретов по той лишь причине, что они касаются вещей, недоступных вашему пониманию. Ведь у интеллектуальных тевтонов направляющий гормон развивает не только более высокие тела, но и более высокие умственные способности. А презираю я вас не больше, чем лопочущих мартышек, даю вам слово.

Я махнул рукой на тупоголового немчуру. Но запомнил, что техасский гормон роста является направляющим, что бы этот научный жаргон ни обозначал. Я еще долго с полным равнодушием смотрел на багровое пятно, пока оно не скрылось за горизонтом.

Привычные симптомы гравитационной болезни сменились общей вялостью, которая никогда сама собой не переходила в сон из-за боли от ушибов, сыпи и варикозных вен.

Остальные пассажиры заснули. С помощью рома я тоже забылся — и начался кошмар: огненные киборгизированные драконы гнали меня по раскаленным туннелям, где мой титановый экзоскелет мало-помалу плавился.

Когда я проснулся, ничуть не освеженный, восток уже покраснел. Эль Тасито сменил Гучу в кресле пилота.

Земля внизу выглядела совсем ровной — редкие холмы все были низкими и пологими. И никаких следов человеческой деятельности. Прозрачность нашего веенвепа создавала ощущение, будто пустота плывет над ничем. Если бы не ноющие боли, я почувствовал бы себя бестелесным.

Когда мы позавтракали — довольно скудно, но каждый по своему вкусу, — Роза сказала: