Чтобы познакомить нового исполнителя с медведями, я был назначен в его номер тренером-дрессировщиком. С ним мы основательно работали около года, а попутно я продолжал занятия с Гошей, вкладывая в них всю душу. Трюками, о которых говорилось выше, он уже достаточно хорошо овладел, оставалось лишь отшлифовать каждый из них да отработать композиционное построение номера.

Вот какой была последовательность упражнений. Вначале мы разыгрывали сцену встречи медведя-охотника с цыганкой, которую изображал я. Нагруженный многочисленными трофеями, переброшенными через плечо, медведь, возвращаясь после удачливой охоты, неожиданно встречает цыганку. Начав ему гадать, она ловко снимает с медведя всю добытую дичь. В заключение, напевая, она уже совсем было собирается уйти, но тут вдруг выясняется, что охотник не такой уж ротозей, как казалось поначалу. Он догоняет плутовку, отбирает дичь, а бессовестную гадалку заставляет заняться трудом.

Затем шел вальс, забавно исполняемый Гошей с большой куклой. После этого медведь совершал три круга по манежу на самокате и уезжал за кулисы, где получал кусочек сахара. На аплодисменты он выбегал, делая подряд несколько передних кульбитов.

Потом косолапый артист исполнял серию комбинированных трюков на параллельных брусьях и приставленных к ним лестницах: ходил на задних лапах, передвигался в стойке на передних лапах. Эти упражнения сменялись антиподом: лежа на спине, Гоша в абсолютной темноте в таком необычайном темпе жонглировал факелом, зажженным с обоих концов, что казалось, в эпицентре цирка вращается в горизонтальном положении огненное колесо.

Тут наступала очередь демонстрировать воздушную гимнастику, и мой питомец выполнял упражнения на трапеции.

Все это время я стоял в стороне, в проходе у форганга^*. Но после трапеции я вновь становился активным участником представления - начинались состязания в борьбе между человеком и зверем.

^*(Форганг - артистический выход на манеж.)

Мастерство балансера и эквилибриста Гоша показывал, стоя на шаре, быстро катящемся по арене. Затем он ездил на велосипеде, после чего я опять включался в работу: в абсолютной темноте мы вместе начинали гонки на двух мотоциклах с включенными фарами. В заключение номера мы демонстрировали игру в чехарду.

Изо дня в день я терпеливо обучал заметно подросшего медведя, не переставая любоваться поразительными успехами своего необычайно сообразительного ученика. Особенно хорошо давалась ему езда на велосипеде. И поныне в зрительном зале стоит веселое оживление, когда Гоша азартно выписывает "восьмерки", поднимаясь при этом над седлом сантиметров на десять, чтобы яростнее нажимать на педали.

Слухами, говорят, земля полнится. Разговоры о необыкновенно "талантливом" медведе докатились до Главного управления цирков^*. Министерства культуры СССР, откуда к нам частенько наведывались режиссеры. Некоторые из них, любопытства ради побывав на моих занятиях с Гошей, горячо одобрили идею создать номер с одним медведем.

^*(Ныне - Союзгосцирк.)

- С одним, но зато с каким! - восхищенно говорили мои друзья представителям Главка, убеждая их посмотреть Гошу.

Теперь уже не столько я, сколько товарищи - артисты, директора и другие работники цирков хлопотали о том, чтобы мне поскорее предоставили возможность работать самостоятельно. И в конце ноября 1956 года моя мечта сбылась- из Москвы поступила телеграмма о том, что я зачислен в коллектив "Цирк на сцене", работавший тогда в Молдавии.

...Среди ночи я несколько раз вставал, чтобы снова и снова перечитать лаконичный текст служебной телеграммы. Нет, это не было ни сном, ни галлюцинацией, в руках я держал настоящий, абсолютно достоверный документ.

В последний день мая 1975 года прямо за кулисами цирка в Николаеве состоялась теплая дружеская пирушка. В ней приняла участие очень небольшая группа людей - их было всего трое - и один медведь. Собственно, пировал именно он, а люди только усердно потчевали его разной вкусной снедью по случаю знаменательного дня в жизни этого животного.

Признаться, не обошлось и без выпивки. Виновника торжества угостили двумя... Нет, не угадали, не бутылками и не бокалами, а двумя банками его самого излюбленного напитка - сгущенного молока...

Так в двадцать первый раз был отмечен день Гошиных именин.

Вообще в нашей с Гошей жизни двузначные числа, образуемые тройкой и единицей, 31 и 13 - счастливые: 31 мая я приобрел в Иркутске косолапого друга, с которым мы вот уже столько лет не расстаемся, трудимся вместе. Эту дату мы ежегодно отмечаем как день Гошиных именин. Именинника в его праздник полагается побаловать. И я, конечно же, устраиваю ему пиршество. Гоша получает вдоволь лакомств: меда, фруктов, конфет.

13 - тоже знаменательная для нас обоих дата. 13 декабря 1956 года мы с четвероногим партнером приняли артистическое крещение. И хотя было это не на арене - событие произошло в одном из сельских клубов Молдавии, в трех десятках километров от столицы республики,- в памяти моей оно оставило глубочайший след. Мне приходилось потом выступать с Гошей на крупнейших манежах нашей страны, включая и Московский, на аренах Софии и Лондона, Рио-де-Жанейро и Варшавы, Монтевидео и Хельсинки, Джакарты и Токио, но первый наш выход в мир искусства, состоявшийся на скромной сцене колхозного клуба, мне не забыть.

Стоя за кулисами, я со страхом и нетерпением ждал, когда будет объявлен мой номер, мысленно без конца повторяя фразу:

- Артист Иван Кудрявцев и его дрессированный медведь Гоша!

Один раз я даже вслух - правда, вышло очень тихо - произнес эти слова. Товарищ, стоявший неподалеку, подумав, что я обращаюсь к нему, обернулся:

- Ты что-то спросил?

Я смущенно пробормотал:

- Ты не знаешь, который час?

- Без двадцати десять.

И тут я услышал жидкие аплодисменты из зала и яростный шепот:

- Где же Кудрявцев, чего он там зазевался?

Словно в тумане вышел я с Гошей на сцену. Как мы работали, как реагировали зрители, я совершенно не чувствовал.

Перед началом спектакля я написал на бумажке последовательный порядок трюков и приколол ее в укромном уголке на сцене. Увидя это, товарищи мои сразу же все поняли.

- Ты не волнуйся,- говорили они мне,- не торопись, фиксируй трюки и не забывай кланяться.

Кланяться я тогда не умел, да и почему-то считал этот жест никчемным. На том представлении я бы, наверное, ни разу не поклонился, если бы не настойчивые подсказки из-за кулис, подчиняясь которым, я раза три кланялся. Однако делал это с таким "изяществом", что, как потом уверял комик нашей группы, "совершенно невозможно было разобрать, кто там медведь, а кто дрессировщик..."

Финальным трюком была борьба. Мы оба вошли в раж и, сколько она длилась, я не в состоянии был установить. Помню лишь, как все наши артисты под горячие рукоплескания зрителей вышли на сцену и сами стали аплодировать нам с Гошей. Товарищи от всего сердца поздравляли меня с премьерой, с началом артистического пути.

Итак, мы с Гошей стали артистами. Началась для нас новая жизнь.

После гастролей в Молдавии коллектив "Цирк на сцене" был направлен во Львов для выступлений перед детьми на елках в дни зимних каникул.

Между прочим, путь из Кишинева во Львов Гоша проделал один в пустом и холодном товарном вагоне. В конце декабря 1956 года в тех краях, где мы находились, стояли трескучие морозы, а в вагоне печки не оказалось. Пришлось нам разлучиться. Учитывая то обстоятельство, что в отличие от меня партнер располагал великолепной природной шубой, я оставил его в этом вагоне, сам же отправился пассажирским поездом, предварительно положив в клетку зверя четыре буханки хлеба, некоторые другие припасы и очень плотно закрыв дверь вагона, чтобы ни при каких обстоятельствах выбраться он не смог.