— Нет, — покачал я головой. — Как ты знаешь, я не любитель томатного сока.

— Банку разносит в клочья. Чертов сок летит во все стороны. Окрашивает стену, словно кровь.

— Но дуэли с партнерами не получилось?

— Нет. Вместо этого я провел пару недель в закрытой клинике, выходил из запоя.

Куки закрыл чемодан, надел плащ.

— Не пора ли нам?

Я посмотрел на часы. Двадцать минут десятого. В кафе «Будапешт» нас ждали к десяти.

— Куки, тебе ехать совсем не обязательно. Все может плохо кончиться.

Улыбка мелькнула на его губах.

— Скажем, я хочу поехать потому, что мне уже тридцать три года, а я еще не сделал ничего такого, с чем стоило бы познакомить моих радиослушателей.

Я пожал плечами.

— В тридцать три Христа выключили из игры, но Он сумел вернуться. Не пойму, зачем создавать себе трудности, а затем пытаться их преодолеть.

На лифте мы спустились вниз, пересекли вестибюль. Никто не смотрел на нас, не тыкал пальцами. Джона Уитерби, должно быть, еще не нашли, и он спокойно лежал в моем номере. Я не мог скорбеть о нем, потому что познакомиться мы, по существу, еще не успели, хотя мне нравилось чувствующееся в нем умение доводить порученное дело до конца. Тем более что смерть его казалась случайной и бессмысленной, как и большинство насильственных смертей. Но, возможно, лучше умирать мгновенно, чем долго и мучительно в темных тихих палатах, с обезболивающими уколами, под присмотром бесшумно шагающих и говорящих только шепотом медицинских сестер. Или в окружении родственников и двоих-троих друзей, гадающих, сколько ты протянешь и успеют ли они к первому коктейлю в половине седьмого.

— Когда ты в последний раз побывал в Восточном Берлине?

— Давным-давно. Еще до того, как построили Стену.

— А как ты переходил границу?

Я попытался вспомнить.

— Кажется, я был выпивши. Помнится, связался с двумя какими-то девицами из Миннеаполиса, которые останавливались в «Хилтоне». Они решили составить мне компанию. Мы остановили такси и проехали через Бранденбургские ворота. Никаких проблем.

Куки оглянулся через плечо.

— С тех пор ситуация изменилась. Иностранцы могут переходить границу только через контрольно-пропускной пункт «Чарли» на Фридрихштрассе. Проверка занимает час или больше, в зависимости от качества обеда фопо[20]. У тебя есть паспорт?

Я кивнул.

— Раньше было восемьдесят законных способов попасть в Восточный Берлин. Теперь их осталось восемь. И нам нужен автомобиль.

— Есть предложения? — оглянулся и я.

— Возьмем напрокат. Есть тут одна контора на Бранденбургишештрассе. Называется «День и ночь».

На такси мы за три минуты добрались до Бранденбургишештрассе. Выбрали новый «Мерседес-220». Я предъявил водительское удостоверение.

— На какой срок вы берете машину? — спросил клерк.

— Два-три дня.

— Пожалуйста, внесите залог двести марок.

Я отсчитал деньги, подписал договор об аренде, еще какие-то бумаги и сунул их все в ящичек на приборном щитке. Сел за руль, проверил, не проваливается ли педаль тормоза, и завел мотор. Куки уселся рядом со мной, захлопнул дверцу.

— Шумновато, — заметил он.

— Да, раньше их машины были получше.

— Никогда они не умели делать машины, — возразил Куки.

Выехав из гаража «Tag und Nacht», я свернул налево, к Фридрихштрассе. Обычно в Берлине не обращают внимания на ограничение скорости, но я не переходил рубежа в пятьдесят километров в час. Машина хорошо слушалась руля. Чувствовалось, что основное ее предназначение — доставить сидящих в кабине в нужное место с минимумом неудобств. Еще один поворот налево вывел нас на Фридрихштрассе.

— Надо заполнять какой-нибудь бланк? — спросил я Куки.

— Приготовь паспорт, Джи-ай[21] захочет взглянуть на него. — Я подъехал и остановился, когда солдат у выкрашенной белым сторожки махнул мне рукой. Он мельком глянул на наши паспорта и выдал мне листок, на котором указывалось, что я не имею права сажать в машину неамериканцев и должен выполнять все правила дорожного движения.

— Власти Восточного Берлина ревностно блюдут свои прерогативы, — пояснил солдат и добавил, что нам не следует вступать в разговор с местными жителями без крайней на то необходимости.

— А если мне потребуется спросить, где туалет? — осведомился Куки.

— Для меня без разницы, если вы и нальете в штаны, мистер, — ответствовал солдат. — Сначала заполните вот эту графу.

В графе значилось время возвращения через контрольно-пропускной пункт. Я указал полночь.

— Что-нибудь еще?

— Все, приятель. Будьте повежливее с фрицами.

Восточногерманский полицейский на другой стороне переезда зевнул и взмахом руки пригласил ехать к нему. Зигзагом, через проходы в барьерах, я добрался до него и остановил машину. Фопо предложил заполнить таможенную декларацию. Мы солгали, написав, что у нас лишь сотня долларов да пятьсот марок ФРГ. Затем последовала проверка паспортов. Сзади нас никто не подпирал, так что фопо никуда не спешил.

— Вы — бизнесмен? — отметил он, пролистывая мой паспорт.

— Да.

— И каким же бизнесом вы занимаетесь?

— Ресторанным.

— А, ресторанным.

Наверное, он нашел в паспорте еще что-то интересное, но в конце концов закрыл его и сунул в окошечко за спиной, чтобы кто-то еще узнал, какого я роста и веса, какие у меня глаза и волосы и в скольких странах я побывал за последние несколько лет.

Затем пришла очередь Бейкера.

— Герр Куки Бейкер? — спросил фопо.

— Да.

— Довольно-таки странное сочетание[22].

— Вы не первый, кто обратил на это внимание.

— Вы — сотрудник информационной службы?

— Да.

— В чем состоит ваша работа, герр Бейкер?

— Мы несем людям дозированную истину.

Фопо нахмурился. Невысокого роста, гибкий, он чем-то напоминал терьера, готового броситься на добычу.

— Вы пропагандист?

— Если я и пропагандирую, то самое необходимое — мыло, дезодоранты, лосьоны. Только предметы обихода. На правительство я не работаю.

Немец просмотрел еще несколько страниц паспорта и решил, что нет нужды отдавать его в окошко. Тут же он получил назад мой паспорт и перешел к священнодействию. Вдавил резиновый штамп в пропитанную чернилами подушечку, внимательно осмотрел его, а затем плотно прижал к каждому из паспортов. Убедился в четкости отпечатков, мельком глянул на мое водительское удостоверение и договор об аренде «мерседеса» и пододвинул к нам все документы. Мы сели в машину и по Фридрихштрассе покатили к Унтер-ден-Линден.

Ехал я медленно. Восточный Берлин показался мне еще более обшарпанным, чем я его помнил, машин было мало, а пешеходы шли так, будто выполняли чей-то приказ, а не прогуливались перед сном. На лицах лежал отпечаток суровости, никто не улыбался, даже разговаривая друг с другом. Хотя, с другой стороны, я мог бы пересчитать по пальцам столицы, на бульварах которых в те дни гуляли улыбающиеся люди.

— Что произойдет, если мы не вернемся к полуночи? — спросил я Куки.

— Ничего. Они лишь пометили наши паспорта, и теперь, если ими захочет воспользоваться кто-то другой, они их задержат. Что же касается нашего письменного обещания вернуться к полуночи, это простая формальность. Никому нет дела, сколько времени мы проведем в Восточном Берлине.

Мы свернули на Унтер-ден-Линден.

— Проезжай через площадь Маркса — Энгельса, — Куки взял на себя функции штурмана. — Потом прямо по Сталин-аллее... ах да, они же переименовали ее в Карл-Маркс-аллее, а потом я скажу, где повернуть налево.

— Похоже, ты тут уже бывал, — заметил я.

— Нет. Спросил у коридорного в «Хилтоне». Коридорные знают все. Он сказал, что это дыра.

— Другого я и не жду.

— Что тебе обо всем этом известно?

Я закурил.