— Да? — резко отозвалась Джинни, пристально разглядывая что-то находящееся за его левым плечом.

«Она смутилась? — подумал он. — Смутилась потому, что он видит ее насквозь? Разозлилась?»

Джинни склонилась над ребенком. От света лампы в ее волосах пробежали золотистые искорки. Филип наблюдал за ней и не мог понять, как эта женщина, похожая на Мадонну Боттичелли, могла пойти на любовную связь с женатым мужчиной.

Она поправила выскользнувшую из прически прядь. Ее движения были полны грации. А если провести рукой по этим блестящим волосам? Он стиснул зубы. Желание прикоснуться к ней с новой силой поднялось в нем. Он забеспокоился. Ведь эта женщина — мошенница, пытающаяся надуть старого, больного человека, как же он может думать о какой бы то ни было близости…

— Никто не поверит, что вы моя любовница, — сказал он, раздраженный тем, что она определенно отказывается смотреть на него. Словно он в чем-то виноват.

Джинни осторожно подняла глаза — и тут же пожалела об этом. Первое, что она увидела, было возвышение под его полотенцем. Она заставила себя отвести взгляд и посмотреть ему в лицо.

— Позволю себе напомнить, что то была ваша блестящая идея — сделать вид, будто мы любовники. Никто из тех, кто меня знает, не поверил бы этому.

— Почему?

— Потому что я предпочитаю спокойных, рассудительных мужчин, которые не делают поспешных выводов, а проверяют факты.

— Представляю, какие они зануды.

Джинни нахмурилась, не желая признаться даже самой себе, что он не совсем не прав.

— Это люди высоких принципов! — Фи, какая банальность!

— Вы хотите убедить меня в том, что все ваши знакомые — люди высоких принципов, а отцом вашего ребенка оказался женатый мужчина, — съязвил он.

— Он не… — Джинни вовремя оборвала себя и поправилась. — Я не знала, что он женат. Он никогда об этом не говорил.

— Он носил обручальное кольцо!

— В Нью-Йорке не носил. И вообще, все это уже несущественно. — Джинни попыталась направить разговор в другое русло. Обсуждать с Филипом свою личную жизнь, какая бы она ни была, ей ужасно не хотелось.

—А вот то, что никто не поверит, будто мы любовники, весьма существенно.

— Дайте объявление в газеты!

— Любовникам должно быть хорошо и приятно друг с другом, — настаивал он.

Джинни состроила гримаску. Вряд ли ей когда-нибудь будет хорошо с ним.

— Можно начать, например, с того, что вы бы прикоснулись ко мне, — и Филип подошел к ней совсем близко.

Она почувствовала легкий запах хвойного мыла. Это напомнило ей Рождество и радостное ожидание, переполнявшее ее в канун праздника. Сейчас она ощущала что-то похожее.

Прикоснуться к нему? Джинни любовалась контрастом между белоснежным полотенцем и темной кожей. Едва ли это удачная мысль, думала она. Но с другой стороны, может быть, стоит только прикоснуться к нему, и очарование рассеется? И потом, больше ведь она ничего не сможет сделать. Во всяком случае, сейчас, когда у нее на руках спящий малыш.

Придя к такому заключению, Джинни высвободила одну руку и осторожно, кончиками пальцев, коснулась его бедра. Мышцы были напряжены.

— Не так, — Филип схватил ее руку и прижал к своему обнаженному бедру.

Ее словно обожгло. На секунду отступили все запреты. Она нежно провела рукой вниз по его ноге, одновременно изучая и лаская ее. Вдруг, к ее разочарованию, но и облегчению, Филип отступил.

— Детская в конце коридора, — сказал Филип. — Мальчику там будет удобно. А ваш багаж в комнате рядом.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел. Минуту спустя Джинни услышала, как закрылась дверь его спальни.

— И вам спокойной ночи, — пробормотала она, осторожно вставая и стараясь не потревожить малыша. Нужно хорошенько вы спаться, а там все постепенно образуется. Во всяком случае, хуже не будет.

Филип рассеянно стянул полотенце и бросил на роскошный толстый ковер. То, что Джинни настаивает на отцовстве Креона, тревожило, но не удивляло его. Прилетев сюда, на другой конец света, она едва ли откажется от своей лжи. Возможно, она надеется, что с одиноким стариком дело пойдет легче и ей удастся всучить ему внука.

Филип задумчиво провел рукой по волосам. Конечно, она лжет. У Креона не могло быть связи с другой женщиной, Лидия знала бы об этом. Она попросила бы совета. Но она никогда и слова против мужа не сказала.

Тут он остановился, кое-что внезапно осознав. Лидия вообще никогда не говорила о Креоне. Время от времени она поминала Джейсона, постоянно что-нибудь рассказывала про дочерей, но о Креоне — никогда ни слова. Ему стало слегка не по себе. Что скрывалось за ее молчанием? Лидия всегда была самой чувствительной из его сестер, самой ранимой. Смерть мужа потрясла ее. И если теперь объявится красивая женщина и будет твердить, что Креон — отец ее ребенка, от такого удара Лидия может и не оправиться. Отчаяние охватило его. Он должен защитить сестру! Но как? Джинни Элтон пока согласилась сделать вид, будто отец ребенка — он. Но как долго это может продолжаться?

Размышляя об этом, Филип медленно одевался. Нужно найти какое-то оружие против нее, но какое? А может быть, Креон вовсе не встречался с ней? Если бы удалось выяснить, как он проводил время в Нью-Йорке год назад…

Филип поднял трубку и набрал номер офиса в Нью-Йорке. Их менеджера в это время, конечно, уже нет на месте, но он оставит сообщение на автоответчике. Если повезет, то уже завтра он получит ответ.

А пока он все время должен быть рядом с Джинни и следить, чтобы она не сказала и не сделала ничего такого, что могло бы повредить Лидии. Да, все время рядом. И чувство взволнованного ожидания наполнило его. Он не мог этого объяснить, а потому постарался выкинуть из головы. И прошел в кабинет, чтобы закончить работу по проблемам, касающимся одной из его афинских фабрик.

Следующее утро выдалось ясное и солнечное, не в пример настроению Джинни. Она очень хорошо отдохнула, но одного взгляда на Филипа за завтраком было достаточно, чтобы понять: крепкий сон ничего не изменил. Этот человек оказывал на ее нервную систему дезорганизующее действие.

Усевшись напротив Филипа, она дала Дэймону бутылочку с питанием.

Филип нахмурился:

— Разве вы никогда не даете ребенку настоящей еды? Ему нужно что-нибудь посерьезней. Каша, например. — И он протянул малышу ложку овсянки, которую как раз ел.

— Если вы хотя бы приблизитесь к нему с этой дрянью, то я…

Филип взглянул на свирепое выражение ее лица и с трудом удержался от смеха. Она была похожа на взбешенную львицу, готовую защищать своего львенка до конца. А Джинни действительно хорошая мать. Жаль, что она не позаботилась узнать получше человека, в постель которого легла. Должно быть, он оказался негодяем и, узнав, что она беременна, бросил ее.

— Так что же вы сделаете? — полюбопытствовал он.

— Увидите, — мрачно пообещала Джинни, не имевшая ни малейшего представления, что бы такое она могла сделать. Возможно, что и ничего.

К ее удивлению, его губы сжались.

— Если вы повторите вашу ложь перед Лидией, я заставлю вас пожалеть о том, что вы вообще родились на свет. Для нее это мой ребенок. — Его голос был так холоден, что мог бы заморозить воду. Филип встал из-за стола и все так же холодно сказал: — Я буду у себя в кабинете, мне еще нужно кое-кому позвонить. Когда ребенок поест, мы поедем к Джейсону.

Джинни смотрела ему вслед, пока он не скрылся в кабинете.

— Интересно, какое у него давление? — спросила она Дэймона. — Он совершенно не умеет сдерживать свои чувства.

Интересовал ее также вопрос, сдерживает ли он их в постели. Но, решила она, это не ее дело. Лучше заняться Дэймоном — может быть, любовь к малышу поможет ей выкинуть из головы увлечение Филипом…

Путь из Афин в Глифаду занял полтора часа. Невыносимых полтора часа. Джинни боялась даже взглянуть на Филипа. Предстоящая встреча с Джейсоном Папасом тоже заставляла ее нервничать, да вдобавок еще Дэймон вопил чуть не всю дорогу. С ума сойти можно. Наконец машина остановилась возле белой виллы.