Настоящих ролей пока не было, но Мэрилин без устали пробивала себе дорогу к ним. Для этого она позаботилась о том, чтобы работники из отдела рекламы знали ее. Кроме того, она обхаживала репортеров, приписанных к студии. Один из них, Ральф Кейси Шоуэн, вспоминает, что зачастую, когда служебный вход был закрыт, Мэрилин свистела работникам прессы, располагавшимся на третьем этаже, чтобы те сошли вниз и впустили ее. Шоуэн и сегодня еще видит Мэрилин, приникшую к окну, «в обрезанных джинсах, потертых сзади. Она начала носить их одной из первых».

Хихикающая на холоде Мэрилин позировала на пляже в середине ноября для фотоснимков. Журналисты любили ее, и Пресс-клуб удостоил ее специальной награды. Хотя это не имело никакого отношения к кино, Мэрилин рано поняла значение хорошего паблисити.

Иногда в ту пору в административном здании киностудии «XX век—Фокс» можно было видеть семенящую мелкими шажками в истоптанных туфлях и спущенных носках миниатюрную, не более пяти футов, фигурку. Сидней Сколски, легендарный автор, писавший для «Нью-Йорк Пост», колонка которого, посвященная Голливуду, могла изменить чью угодно судьбу, направлялся к питьевому фонтану. Однажды ему пришлось ждать целую вечность, любуясь прелестными женскими формами, в то время как обладательница их стояла, склонившись над фонтаном. Но он не испытывал раздражения. Затем они обменялись шутками относительно вместимости верблюдов, и все закончилось длинным разговором. Мэрилин не преминула попотчевать его душераздирающей историей своего детства и приобрела нового влиятельного друга. Он навсегда остался ее другом и помогал будущей кинозвезде, которая относилась к нему с неизменным доверием.

Из наблюдений Сколски: «Было ясно, что Мэрилин приготовилась много над собой работать. Она хотела быть актрисой и кинозвездой. Я знал, что ничто не может остановить ее. Стремление, решимость и желание в Мэрилин были непоколебимы».

«Мои иллюзии ничего общего не имели с тем, какой должна быть хорошая актриса». Так скажет Мэрилин несколько лет спустя. «Я-то знаю, насколько я была заурядна. Я почти физически осязала отсутствие в себе таланта. Если его можно представить в виде одежды, то у меня были дешевые тряпки, которые я носила внутри. Но, Боже мой, как мне хотелось учиться! Измениться к лучшему! Больше ничего мне не надо было. Ни мужчины, ни деньги, ни любовь, только умение играть».

В начале 1947 года Мэрилин, которой уже был двадцать один год, наконец появилась на съемочной площадке в числе двенадцати статисток в «Скудда хо! Скудда хей!»2, картине о фермере и стаде его мулов. Хотя почти весь кусок пленки с Мэрилин оказался на полу в монтажной, но одна произнесенная ею фраза — вернее, слово «Привет!» — уцелела, а также кадр, где она плывет на лодке.

Тем временем студия оплачивала Мэрилин ее посещения Актерской лаборатории, театральной школы, расположенной вблизи бульвара Сансет в Голливуде. «Она приходила на занятия вовремя и добросовестно выполняла все задания, — говорила миссис Моррис Карновски, которая содержала школу, — но я никогда бы не сказала, что она добьется успеха». Миссис Карновски Мэрилин казалась слишком молодой, застенчивой, скромной. Именно тогда Мэрилин постигла большая неудача: после года занятий в киностудии «Фокс» решил избавиться от нее.

О причинах увольнения Мэрилин до сих пор ничего не известно. Бен Лайон, первый покровитель Мэрилин, впал в хандру. Мэрилин в отчаянии бродила по коридорам студии, пока не нашла кабинет самого главного человека, Даррила Занука. Каждый раз, когда она порывалась добиться с ним встречи, ей отвечали, что «его нет в городе». Томми Зан, спасатель и приятель Мэрилин, полагает, что знает, как и почему это произошло, поскольку сам он тоже был уволен вместе с Мэрилин. Зан думает, что причиной его увольнения в первую очередь стало то, что Занук предполагал заполучить Томми себе в зятья. Флирт Зана с Мэрилин не остался незамеченным начальством, за что оба и были уволены. Зан тогда маханул в Гонолулу. Мэрилин, оставшись у разбитого корыта, положилась на волю судьбы.

Но она не сдалась. Снимая теперь меблированные комнаты, актриса время от времени меняла адреса и жила то одна, то вместе с другими девушками. Занятия в Актерской лаборатории Мэрилин не бросала и оплачивала их из денег, получаемых за позирование для журналов и, вероятно, за счет побочного дохода, который имела, работая девушкой по вызову, в чем она позднее призналась Ли Страсбергу.

Получить работу в качестве модели ей помог Билл Бернсайд, сорокатрехлетний шотландец, который представлял в Голливуде организацию Дж. Артура Рэнка. Не в последнюю очередь ее интерес к нему подогревался тем обстоятельством, что тот был знаком с ее кумиром Кларком Гейблом, с фотографией которого она никогда не расставалась. Теперь, когда Мэрилин осталась без работы, Бернсайд попытался помочь ей. Он показал ее Полу Хессу, коммерческому фотографу высшего класса. Хесс без обиняков заметил: «Дорогуша, ты слишком толстая». В ответ на эти слова Мэрилин разрыдалась. Бернсайд спас положение тем, что начал снимать ее сам, и они сблизились.

Позднее Билл Бернсайд вспоминал: «Она очень хорошо знала, как умеет влиять на мужчин. Если я приглашал ее в ресторан, то официанты, каким бы элегантным заведение ни было, сломя голову бросались исполнять ее желания. Этим звездным качеством она обладала уже в возрасте двадцати лет... В течение первых месяцев нашего знакомства она относилась ко мне настороженно». Потом сам собой завязался роман, продлившийся несколько месяцев. У Бернсайда хранилась одна сделанная им фотография с надписью: «Стоит подождать то, что стоит иметь. С любовью Мэрилин».

«Я думаю, что ее ко мне привлекало мое образование, — сказал Бернсайд. — Ее интересовали Шелли и Ките, но она не отказывалась и от более легкого чтения. Она понимала, что без знаний ей не обойтись». Свободного времени было достаточно, и Мэрилин с азартом принялась овладевать «культурой». В школе, которую она бросила в пятнадцать лет, ее прилежание расценивалось как «приемлемое»; по английскому языку оценка была «хорошей». Теперь, стремясь расширить кругозор, она задумала собирать обширную библиотеку, с жадностью впитывала информацию. С одной стороны, она просто удовлетворяла свою жажду познания, с другой — эти знания могли ей пригодиться в будущей актерской профессии.

С давних пор Мэрилин интересовало все оккультное. Она часто обращалась к астрологам и экстрасенсам. Но она и тут сохраняла чувство меры и однажды своим замечанием осадила известного астролога Каррола Райтера. Он как-то спросил ее: «Вы знаете, что родились под тем же знаком [Близнецов], что и Розалинд Расселл, Джуди Гарланд и Розмари Клуни?». Мэрилин посмотрела ему прямо в глаза и ответила: «Я ничего не знаю об этих людях. Я родилась под тем же знаком, что Ралф Уолдо Эмерсон, королева Виктория и Уолт Уитмен».

Мэрилин любила напоминать, что знак Близнецов означает интеллект. Стремление к знаниям сохранилось у нее на всю жизнь, к чему многие относились с иронией, полагая, что это игра. Но это было не так. Мэрилин с жадностью поглощала книги Томаса Вулфа, Джеймса Джойса, стихи (преимущественно романтические), биографическую и историческую литературу.

Среди обожаемых героев Мэрилин особое место занял Авраам Линкольн. (Впоследствии она любила бравировать своей дружбой с биографом Линкольна Карлом Сэндбергом.) Портрет Линкольна следовал за ней при переездах с квартиры на квартиру до конца ее жизни. Рядом с ним, как правило, всегда висел его Геттисбергский Адрес. Это был ее первый роман с президентом Соединенных Штатов.