- Я была в безопасности, - прошептала она. - Он никогда не причинял мне вреда.

- Да ты нахрен...

Он оборвал себя на полуслове. Просто покончи с этим дерьмом, как ты поступил бы с детонатором бомбы.

Прежде чем он сделал или сказал что-то, о чем будет сожалеть, Куин отступил назад и широко расправил пальцы, чтобы больше не сжимать их в кулаки.

- Куин, клянусь тебе, я ни разу не подвергалась опасности...

- Была ли ты с ним наедине, - когда она не ответила, он стиснул клыки. - Была ли.

- Он никогда не причинял мне вреда.

- Ладно, ты так говоришь, будто тебя ни разу не укусили - хотя ты носила кобру вместо шарфика. Снова и снова. Потому что это происходило регулярно, черт подери, не так ли. Отвечай!

- Мне так жаль, Куин... - она как будто попыталась собраться, всхлипнула, смахнула слезы. Расправила плечи. И то, как ее глаза молили о понимании, почти привело его в ярость. - О, дражайшая Дева Летописеца...

- Прекрати эти молитвы! Там больше никого нет! - он терял контроль. Абсолютно терял гребаный контроль... - И какого хрена ты просишь прощения! Ты осознанно и по собственному желанию подвергала риску моих детей, потому что ты хотела...- он отшатнулся. - Иисусе, ты занималась с ним сексом? Ты трахала его, пока мои дети были в тебе?

- Нет! Я никогда не была с ним в таком смысле!

- Лгунья, - заорал он. - Ты лживая шлюха...

- Я девственница! И ты прекрасно это знаешь! Кроме того, ты меня не хочешь. Какое тебе дело?

- Ты так говоришь, будто даже ни разу не целовала его, - когда она не ответила, Куин хрипло расхохотался. - Даже не трудись отрицать. Я все вижу на твоем лице. Ты права, я не хотел тебя, я никогда тебя не хотел - и не надо это извращать. Я не ревную, я испытываю гребаное отвращение. Я влюблен в достойного мужчину, и я вынужден был лечь с тобой, потому что мне нужен был инкубатор для моего сына и моей дочери. Это, и тот факт, что ты набросилась на меня в жажде - единственные причины, по которым я вообще был с тобой.

Лицо Лейлы приобрело пепельный оттенок, и каким бы ублюдком это его ни делало, он радовался. Он хотел причинить ей боль изнутри, там, где это имело значение, потому что как бы он ни злился, он не мог ударить женщину.

И только поэтому она все еще стояла на ногах.

Эти дети, эти драгоценные невинные дети оказывались в пасти чудовища, в присутствии врага, перед лицом опасности, от которой он бы обосрался, если бы знал о том, что происходит.

- Ты хоть знаешь, на что он способен? - мрачно спросил Куин. - На какие зверства? Он ранил собственного гребаного заместителя в живот, просто чтобы отправить мужчину в наши руки. А в Старом Свете? Он зверски убивал вампиров, людей, лессеров, всех, кто вставал на его пути, иногда ради войны, иногда просто из спортивного интереса. Он был правой рукой Бладлеттера. Ты хоть представляешь, что он сотворил за свое пребывание на земле? То есть, очевидно, что ты не подумала дважды о том, что он всадил пулю в горло Рофа - видимо, для тебя это не имеет значения. Этот ублюдок мог тысячу раз изнасиловать тебя, выпотрошить и оставить на солнце - пока в тебе были мои дети! Ты нахрен издеваешься, что ли?

Чем больше Куин думал о риске, которому она подвергалась, тем сильнее гудела его голова. Его возлюбленные дети могли вовсе не существовать из-за дерьмового выбора этой женщины, которая лишь по биологическим соображениям давала им убежище, пока они не могли дышать самостоятельно.

Она подвергла их риску, рискуя самой собой - несомненно, ни разу не подумав о последствиях или о том, как он, их кровный отец, посмотрел бы на эту катастрофу.

Его ярость, происходившая из любви к этим малышам, была неописуемой. Неоспоримой. Неистощимой.

- Мы оба их хотели, - хрипло сказала Лейла. - Когда мы легли вместе, мы оба хотели...

Он перебил ее спокойным тоном.

- Ага, я жалею об этом. Лучше бы они вообще не родились, чем имели в себе половину тебя.

Лейла вскинула руку, чтобы вновь опереться на дерево - и это была та самая рука, которую он обернул своей банданой. Он испытал острое желание содрать кусок дешевой ткани с ее ладони. И сжечь его.

- Я старалась изо всех сил, - сказала она.

Он хохотал над этим, пока горло не начало гореть.

- Ты говоришь о том, как спала с Кором? Или о том, как подвергала опасности жизни моих детей?

Внезапно она ответила на его злость порывом собственной ярости.

- У тебя есть любимый! Ты каждый день ложишься с ним, ты имеешь возможность строить с ним семью! В твоей жизни есть цель и смысл, помимо служения остальным - а у меня нет ничего! Я проводила все свои ночи и дни за служением божеству, которому уже наплевать на порожденную им расу, и теперь я мамэн двух детей, которых люблю всем своим сердцем, но они - не я. Чего я достигла в этой жизни? Ничего!

- Ты правильно поняла, - напряженно произнес Куин. - Потому что ты больше не будешь воспитывать моих детей. Ты уволена.

Она возмущенно отшатнулась.

- Что ты говоришь? Я их мамэн. Я...

- Больше нет.

На мгновение повисла тишина, затем слова вырвались из нее:

- Ты не можешь... ты не можешь забрать Лирик и Рэмпа... ты не можешь забрать их у меня! Я их мамэн! У меня есть права...

- Нет у тебя прав. Ты якшалась с врагом. Ты совершила измену. И тебе повезло остаться после этого живой - не то чтобы мне было дело до того, выживешь ты или умрешь. Единственное, что для меня важно - это то, что ты больше никогда не увидишь этих детей...

Перемена в ней была мгновенной и всеобъемлющей.

В одно мгновение Лейла перешла от злости к каменному молчанию. И перемена была столь резкой, что он подумал, не случилось ли с ней удара.

Но потом изогнувшаяся верхняя губа обнажила ее удлинившиеся клыки. И изданный ей звук заставил волоски на его шее приподняться от настороженности.

Когда она заговорила, голос ее был столь же смертоносен, как лезвие кинжала.

- Я не советую тебе пытаться удержать меня от моего сына и дочери.

Куин обнажил свои клыки.

- Испытай меня.

Ее тело сжалось пружиной, и она издала шипение, напоминавшее гадюку. Вот только она не бросилась на него, чтобы разодрать его лицо в клочья.

Она распрямилась и дематериализовалась.

И она могла направиться лишь в одно место.

- О, черта с два, - прокричал он холодному безразличному зимнему пейзажу. - Хочешь войны - ты ее получишь, мать твою!

- ... временами я жажду этого, - говорил Блэй, делая глоток из низкого стакана. - Ну то есть, для людей это смертельная привычка. Но вампирам не нужно беспокоиться о раке от курения.

Бильярдная комната Братства была по большей части пуста - турнир развалился, когда Бутчу пришлось остаться с Кором, Тормент отпросился, Рейдж был ранен в сражении, а Рив решил остаться на вилле с Эленой. Но это даже здорово. Блэй все равно отлично играл с Вишесом, они вдвоем кружили посреди пяти столов, одерживая друг над другом верх. Хорошие новости? Лэсситера где-то носило, а значит, телевизор над массивной каминной полкой работал без звука.

Никаких диснеевских фильмов с идиотскими песенками.

Если бы Блэй еще раз услышал это дерьмо из "Холодного сердца", он уж точно отпустиииииииил бы себя.

Например, опустошив обойму прямо в лобовую долю его мозга.

По другую сторону стола Вишес прикурил очередную самокрутку.

- Так почему ты бросил курить?

Блэй пожал плечами.

- Куин это ненавидит. Его отец курил сигареты и трубку, так что я думаю, ему это напоминает о вещах, о которых он предпочел бы не думать.

- Ты не должен меняться ради кого-то.

- Я сам решил бросить. Он никогда меня не просил.

Пока Брат склонился над столом, прицеливаясь своим кием, Блэй подумал о самом начале своих отношений с Куином. Вся эта хрень с его курением совпадала с наблюдениями за тем, как мужчина, в которого он влюблен, трахает все, что движется. Тот период был ужасен. Нет, они не были в отношениях - и всякий раз, когда Куин трахал кого-то другого, это служило напоминанием, что у них никогда не будет отношений.