На самом деле это было так же маловероятно, как и то, что его с распростертыми объятиями примут в дом...
Вдалеке послышался топот лошадиных копыт, возвещающий о чьем-то приближении, и на мгновение его сердце встрепенулось. Он как по волшебству заставил появиться свою мамэн? Своего отца? Неужели невозможное таки свершилось...
Нет, не всадник. Это был невероятный экипаж, достойный королевских особ, с блестящим золотым корпусом и подобающей парой белых лошадей. Сзади даже ехали лакеи, а впереди сидел кучер в униформе.
Это был член глимеры, аристократ.
И да, когда лакей спрыгнул и помог выйти женщине в платье и горностаевых мехах, Кор никогда не видел кого-то столь прекрасного или пахнущего хоть вполовину столь изысканно.
Переместившись так, чтобы можно было выглянуть из-за угла лачуги, он вздрогнул, когда грубая кожа вновь царапнула по ключице.
Величественная женщина не потрудилась постучать, лакей широко распахнул перед ней скрипучую дверь.
- Харм женился на ней сразу после рождения мальчика. Все кончено. Ты свободна - он не станет больше удерживать тебя.
Его кормилица нахмурилась.
- Что ты говоришь?
- Это правда. Отец помогал с немалым пособием, требовавшимся на его содержание. Наш кузен теперь обрел достойную шеллан, а ты свободна.
- Нет, это невозможно...
Когда обе женщины вернулись в коттедж и захлопнули дверь пред носом лакея, Кор вскочил на ноги и заглянул в окно. Сквозь толстое, полное пузырей окно, он смотрел, как его кормилица продолжает выказывать шок и недоверие. Однако другая женщина, должно быть, успокоила ее сомнения, затем последовала пауза... а потом проявилась великая перемена.
Воистину, столь всеобъемлющая радость заполнила его кормилицу, что она походила на холодный очаг, который вновь разожгли, больше не являлась изнуренным призраком уродства, к которому он привык, а чем-то совершенно иным.
Она сделалась лучезарной, даже в своем изодранном одеянии.
Ее губы двигались, и хоть он не мог слышать ее голоса, он в точности понимал, что она говорит: Я свободна... я свободна!
Сквозь искаженное стекло он видел, как она оглядывается по сторонам, словно в поисках важных вещей.
Она покидает его, подумал он с паникой.
Словно прочитав его мысли, кормилица помедлила и посмотрела на него сквозь стекло, отсветы огня играли на ее раскрасневшемся обрадованном лице. Когда их взгляды встретились, он в знак мольбы приложил ладонь к грязному стеклу.
- Возьми меня с собой, - прошептал он. - Не бросай меня так…
Другая женщина глянула в его сторону, и то, как она содрогнулась, говорило о том, что от одного его вида у нее скрутило внутренности. Она что-то сказала кормилице, и та, что заботилась о нем всю его жизнь до сего момента, ответила не сразу. Но потом лицо ее ожесточилось, она выпрямилась, словно подготавливая себя к бурной вспышке.
Он начал колотить по стеклу.
- Не оставляй меня! Пожалуйста!
Обе женщины отвернулись от него и поспешили к выходу, и он побежал вперед, чтобы перехватить их прежде, чем они заберутся в экипаж.
- Заберите меня с собой!
Рванувшись вперед, он достиг конца своей цепи, и его тело отлетело назад, отдернутое за шею. Он жестко приземлился, на мгновение лишившись дыхания.
Женщина в прекрасном платье не обратила внимания, подобрав юбки и пригибая голову, чтобы сесть в экипаж. А его кормилица спешила следом, держа руку у виска, чтобы защитить свои глаза от него.
- Помогите мне! - он царапал веревку, обдирая собственную плоть. - Что со мной станет!
Один из лакеев закрыл позолоченную дверцу. И доджен поколебался, прежде чем вернуться на свое место сзади.
- Недалеко отсюда есть сиротский приют, - хрипло сказал он. - Освободи себя и пройди пятьдесят лохенов к северу. Там ты найдешь других.
- Помогите мне! - закричал Кор, когда кучер хлестнул вожжами, и лошади сорвались с места, экипаж затрясся по грязной проселочной дороге.
Он продолжал вопить, пока не остался в одиночестве, звуки отъезда становились все тише, угасая в отдалении... пока не осталось ничего.
Когда подул ветер, следы слез на лице заледенели, и сердце его заколотилось в ушах, из-за чего невозможно было ничего расслышать. От прилива беспокойства и волнения он так разгорячился, что отбросил назад плащ, и кровь засочилась из ран на горле, покрывая голую грудь и эти огромные штаны.
Пятьдесят лохенов? Сиротский приют?
Освободить себя?
Такие простые слова, исходившие от угрызений совести. Но ему от них никакой помощи.
Нет, подумал он. Теперь он полагается лишь на самого себя.
Хоть ему и хотелось свернуться клубочком и зарыдать от страха и горя, он знал, что ему нужно собраться ради крайне необходимого убежища. И держа это на уме, он собрал все свои эмоции и обеими руками ухватился за цепь. Наклонившись, он изо всех сил потянул, стараясь избавиться от оков, звенья которых зазвенели от движения.
Натягивая ее изо всех сил, он подумал, что экипаж, возможно, уехал не так далеко. Он все еще мог нагнать их, если просто освободится и побежит...
Он также говорил себе, что это не его мамэн только что покинула его и лгала ему все это время. Нет, это была всего лишь кормилица неизвестного происхождения.
Невыносимо было думать о ней иначе.
12
Казалось совершенно уместным, что Куин был вынужден смотреть на своих братьев через железные решетки - не то чтобы он хотел смотреть на них. Но да, отделение его от остальных живых существ древними непроницаемыми вратами казалось уместным отказом в действии.
Он не вписывался ни в какую компанию.
И очевидно, они от него тоже были не в восторге.
Сидя задницей на голом каменном полу пещеры, прислонившись спиной к еще нетронутой секции полок с сосудами, он смотрел, как Братство беспокойно мечется и рычит по ту сторону железа, меряя шагами коридор, натыкаясь друг на друга и крича на него. Хорошие новости - относительно «хорошие», как ему казалось - что шум всей этой драмы утихал, благодаря какому-то трюку вселенной, или, возможно, виной тому его падающее кровяное давление, приглушавшее мир вокруг
Только к лучшему. Он уже был экспертом в матершинстве. Даже их самые креативные конструкции с Б-словом не могли научить его новым ругательствам.
Кроме того, если это он был предметом обсуждения в этих предложениях, кому это было нужно? Он уже бесчисленное количество раз мысленно принес себя в жертву, спасибо большое.
Уронив голову, он закрыл глаза. Не лучшая идея. Его бок просто убивал его, и не имея ни малейшего отвлечения, боль приняла пропорции веселого зеленого великана[12]. Он, должно быть, что-то себе там сломал. Может, заработал разрыв печени или почки или...
Когда волна тошноты вздулась в его животе, Куин распахнул веки и посмотрел в противоположную от этого зоопарка порицания сторону. К слову о разгромленном месте. Искореженная каталка, сломанное медицинское оборудование, все эти разбитые сосуды и маслянистые черные сердца на каменном полу... как будто ураган прошелся по пещере.
Второе место, которое он разгромил. Если считать стрельбу в спальне Лейлы.
Хотя об этом бардаке он сожалел.
А о другом? Да, о нем он тоже сожалел - но не собирался отступаться от своих бескомпромиссных требований относительно ее самой и его детей.
Со стоном Куин вытянул одну ногу, затем другую. На кожаных штанах была кровь. На его говнодавах тоже. На костяшках пальцев обеих рук. Ему, наверное, потребуется медицинская помощь, но он ее не хотел...
Внезапная тишина привлекла его внимание, и он глянул в сторону ворот. Ох, потрясающе. Охренеть как замечательно.