— Нужна помощь?

— Нет. Кто-нибудь, останьтесь с Лилли. Я скоро вернусь.

— Он ей что-то сделал?

— Она ему. Но он первый стал распускать руки. Поэтому ему нужно было преподать урок.

Когда он тащил Белера к выходу с черного входа, до его слуха донеслись обрывки разговора. Лен проговорил Шоу:

— Я прикрою его.

Когда он закончил со Стивом Белером, то был уверен на все сто процентов, что никакое количество выпитого алкоголя не заставит его забыть свои манеры в компании женщин, и особенно женщины Исаака. Он выкрикивал напоминания ему, когда пинал его и наносил сокрушительные удары кулаками.

Его женщина. Бл*дь. У него была женщина. Черт, и это была его идея сделать ее своей. Он отчаянно хотел ее. Это, черт, было так не похоже на него. Она могла быть угрозой клубу, а так же потенциальной угрозой его городу. Но, несмотря на это все, он хотел ее.

Он развернулся, стряхивая кровь с рук, и увидел Лэна, который стоял, прислонившись спиной к углу здания и смотревший на него с интересом.

Они покинули бар, когда Роуз и Так начали закрывать его. Лилли немного протрезвела, но Исаак все равно волновался за ее способность сидеть на байке. Все произошло довольно быстро, она резко преодолела порог легкого опьянения до состояния, когда была пьяна в стельку. Он сделал себе об этом мысленную пометку. Однако, не смотря на ее состояние, ей удалось собственноручно справиться с Белером. Он гадал, на что же она была способна в трезвом состоянии.

Он притянул ее к своему телу.

— Ты в норме, способна усидеть на байке, Спорти?

Она улыбнулась ему, и в ярком свете фонарей на парковке он мог сказать, что ее взгляд был не настолько трезвым, как ему хотелось бы.

— Аб-со-лют-но.

Она схватила шлем у него из рук и надела его.

Отлично. И тут он принял поспешное решение, ради этой женщины он делал постоянные исключения, так почему бы не продолжить в таком же духе и дальше? Его дом был ближе, чем ее. Он решил отвести ее к себе.

Он перекинул ногу через байк и уселся на него, она последовала его примеру немного неуклюже, но дела обстояли лучше, чем ему казалось, потому что до этого он вообще думал, что они пойдут до «7 Eleven» пешком за большой кружкой кофе.

— Держись крепче за меня, не хочу тебя потерять по дороге, — он тихо рассмеялся на последнем слове, и она улыбнулась в ответ. — Просто постарайся хорошо схватиться за меня.

Она так и сделала — сжала его так крепко, что он почувствовал, как ее мягкая грудь прижимается к его спине, а бедра крепко с обеих сторон обхватили его ноги.

Он ехал медленно, и к его дому они подъехали через 15 минут. Она слезла с байка, слегка покачнулась, но быстро восстановила равновесие.

— Эй. А где это мы?

Он намеренно не стал говорить, куда собирался отвезти ее, потому что Исаак подозревал, что Лилли будет протестовать против его решения, а сделать это, когда она уже у него дома, будет намного сложнее.

— Мы у меня дома. Пойдем, я покажу тебе все.

Она посмотрела на него с тенью злости в глазах, уперев руки в бока.

— А что, я тебе говорила, что согласна поехать к тебе?

— Ну, ты также не сказала «нет», — и это не было ложью — по большому счету, он не спросил, таким образом, не дав ей возможности отказаться. Его слова озадачили и ее, и, тем самым, подавили ее желание спорить. Он протянул ей свою руку, и она ее приняла без разговоров. Он повел ее к своему дому, который по большей части никогда не был заперт. В доме была одна комната и пара комнат в пристройках возле дома, которые он всегда держал запертыми.

Как только они прошли в переднюю часть прихожей, она дернула его за руку, притягивая к своему телу. Лилли подняла руку и стянула с его волос резинку, распуская их. Потом она проскользнула пальцами в его волосы, приближая его лицо к своему. Прежде, чем Лилли поцеловала его, она проговорила:

— На твоей кровати есть простыни?

Бл*дь. Он поговорит с ней утром, обязательно. Сейчас, когда она находилась в таком состоянии, это бы не составило бы труда, но он мог сделать это и когда она протрезвеет на утро. Тем более то, что удалось узнать о ней Барту, лучше было обсуждать при свете дня. Он проскользнул ладонями под ее футболку, ласково прошелся по шелковому материалу бюстгальтера, погладил мягкую кожу на животе, и затем скользнул на спину, расстёгивая ее лиф, в то время как его губы накрыли ее, поглощая рот в поцелуе.

— Конечно, хочешь их немного попачкать?

Прошлое: 2002 год

Лилли задавалась вопросом, всегда ли в день похорон бывает дождливо. Она знала, что это не могло быть правдой, но она пережила трое похорон, и в каждый из тех дней лил дождь.

Ее мама.

Ее бабушка.

А теперь и ее отец.

Она осталась одна в целом мире. И она оставила его умирать в одиночестве.

Лилли находилась на воздушных учениях в авиационной школе, когда он внезапно заболел, но потребовался целый день, чтобы связаться с ней. Следующие два дня она добиралась домой, а к тому времени, когда добралась до больницы, он уже скончался. У него случился обширный инфаркт. Доктора сказали ей, что после этого «случая» он больше не приходил в себя — вот как они назвали произошедшее с ее отцом, просто «случай», как будто это было чем-то вроде выпускного вечера или подобной хрени — поэтому, по сути, он даже не понимал, что умирает в одиночестве.

Но она знала. Она это знала, и этого было достаточно.

Он был похоронен с полными военными почестями на кладбище военнослужащих. Место было по истине чарующе красивым: спокойствие и симметричные формы, каждое надгробие было из белого, тонкого и одинакового по размеру камня. Скорбящие — она предполагала, именно так назывались люди, которые приходили на похороны, после церемонии погребения продолжат проживать свои гребанные жизни, возможно, даже остановятся на обратной дороге, чтобы перекусить тако, — были, в основном, его бывшими армейскими приятелями или коллегами по работе. Ее отец много общался с людьми, как и полагалось человеку, занимавшему высокую должность, это было неотъемлемой частью его работы. Но вот друзей у него было немного. По природе своей ее отец был одиночкой, он очень медленно сближался с людьми, а открывался им и того реже. За исключением его военных сослуживцев, которые давно перекочевали в ранг друзей и занимали там крепкие позиции. Даже несмотря на то, что они были разбросаны по всему свету, раз в год они встречались, чтобы порыбачить всей компанией. Или же когда один из них умирал.

Также ее отец после смерти своей горячо любимой жены не открыл свое сердце больше никому. Лилли была единственным человеком, который владел его душой и сердцем, которому он безгранично доверял и с кем он чувствовал настоящую близость.

Но и она, со временем, покинула его и оставила в доме, полном призраков некогда так горячо любимых им людей. По крайней мере, этот «случай» не произошел в доме, потому что это было бы больше, чем она смогла бы вынести. Кто знал, сколько бы он пролежал там, пока бы кто-то заметил его пропажу и решил проверить, все ли с ним в порядке. Но это произошло на поле для игры в гольф, в то момент, когда он развлекал клиента.

Ее отец ненавидел гольф.

Когда военные почести были, в конце концов, отданы и священник закончил службу, дождь ударил стеной, барабаня тяжелыми каплями по зеленому натяжному тенту, который защищал место его погребения, и присутствующие смогли положить на надгробие цветы, Лилли, которая была единственным присутствующим членом семьи, поднялась и позволила так называемым «скорбящим» выразить свои соболезнования. Дождь «смыл» присутствующих всех до единого. Она стояла там, сжимая в ладонях американский флаг, пока все остальные спешно уезжали прочь на машинах. Наконец, когда она осталась одна возле его могилы, гроб ее отца все еще был закреплен над ямой, и она ожидала человека, который бы завершил погребение. Она чувствовала, что это было правильно, что она осталась одна у его гроба.