Она сидела на его столе, одетая в его футболку, ее восхитительные волосы были распущенными и лежали на плечах. Он чертовски сильно влюбился в нее, он влюбился, как гребаный подросток; он понял это прошлой ночью, когда наблюдал за тем, как она спит. Теперь он задался вопросом, был ли тот сон — кошмар — о том человеке, что причинил ей боль. Если кто-то так ранил ее, то Исаак хотел, чтобы мудак был мертв.

Он доверял ей. И исходя из того, что он видел, Исаак мог сказать, что она играла открыто и честно, если она доверяла — Лилли так и говорила, если нет, то нет. Он отчаянно хотел ее. Исаак всем своим существом хотел доверять ей, и было видно, что она так же хотела доверять ему.

— Да. Я тебе доверяю. А ты мне?

— Я доверяю тебе, Исаак. Если бы не делала этого, разве бы я рассказала тебе об этом? Если бы нет, то я просто бы воспользовалась тем, что мне известно о тебе, и убрала тебя с дороги, как ненужное препятствие.

— Господи, Лилли. Это хладнокровно.

— Нет. Это то, что принято называть разумно. А вот влюбиться в тебя — это совершенно неразумно. Это вообще выходит за рамки всего допустимого. Но вот я, сижу тут, влюбленная в тебя.

Исаак поднялся со своего стула и подошел к ней, присаживаясь на пятки, располагая руки с двух сторон от ее бедер. У них была возможность изменить этот разговор, этот день и то, что происходило между ними к лучшему, обратить это все во что-то большее, чем влюбленность. Затем он положил одну ладонь на ее бедро.

— Ты влюблена в меня, Спорти?

Она опустила взгляд и поместила свою ладонь под его, он в свою очередь обернул вокруг нее свои пальцы, крепко стискивая.

— Да. Очень сильно, — она чуть склонилась и поцеловала его.

Вздыхая, Исаак прижался лбом к ее ноге.

— И что мы собираемся делать с этим?

Она рассмеялась.

— Почему бы тебе не показать мне дом?

— Отличная идея, — он поднялся на ноги и взял ее за руку.

Он показал ей дом, рассказал, что в этом доме его семья проживала в течение двух поколений. Он был первый, кто тут жил один. У них была огромная ферма, но вся пахотная земля была распродана по частям. И теперь в его владении осталась только ферма, которая располагалась на семи акрах земли. Его дедушка был последним, кто работал на земле; а отец Исаака был тем, кто распродал землю по частям.

Лилли сделала несколько замечаний о том, какими красивыми были вещи, сделанные из дерева, которые располагались по всему дому, видно было, что они были сделаны вручную тем, кто по-настоящему умел и любил работать по дереву. И от нее не укрылось, насколько ему были приятны ее слова. Потом он хотел сразу отвести ее на улицу, чтобы показать окрестности фермы, но она захотела перед этим посмотреть его семейные фотографии, что висели на стене. Эта галерея из фотографий составлялась двумя поколениями, Исаак был единственным, кто не смог добавить ни одной фотографии. Он сменил потертые от времени рамки фотографий на резные и искусно украшенные, выполненные из дерева. Но он стал единственным, кто не сумел добавить ни одной новой, этого его мучило и удручало, она видела это.

Он показал ей дедушек, прадедушек, его тетушек и дядюшек, двоюродных сестер и братьев, людей, которые в далекие времена имели отношение к его семье, что можно было даже их смело назвать предками. Она показала на фотографии, которые напрямую были связаны с ним. Исаак уточнил, что на фото были его родители и сестра.

— А это моя мама. Она умерла, когда мне было двенадцать лет.

— Она была очень красивая, — Лилли не могла не заметить сходства черт, он унаследовал часть ее красоты.

— Да, она была красивой. Она повесилась.

Лилли быстро развернулась, ее глаза распахнулись. Он никогда не говорил о своей матери, черт побери, о его семье в целом. Некоторые братья в МК знали по слухам или сторонним разговорам о том, что произошло, но точно никто ничего не знал. Она положила свою руку на его, и он подавил отчаянное желание сбросить ее.

— Исаак, мне очень жаль, — он покачал головой, готовый двигаться дальше, но она быстро стала перед ним, не позволяя ему сделать ни шага. — Исаак. Моя мама перерезала вены и истекла кровью в ванной. Я нашла ее. Мне тогда было десять.

Он посмотрел на нее ошеломленно.

— Боже.

Что-то нашло на него, он не мог определить точные чувства, захлестнувшие его, и он поддался моменту. Исаак сжал в ладонях ее лицо и поцеловал со всем отчаянием, его язык скользнул глубоко в жар ее рта. Он целовал ее так, словно имел право на каждую частичку ее тела, и был намерен доказать это. Он почувствовал, как она сжала пальцами край его футболки, когда отвечала на поцелуй. Когда Исаак оторвался от ее губ, он искал на ее лице какое-то выражение, которое бы выражало всю неправильность поступка их матерей, но он не нашел этого. Она выглядела, как хорошо поцелованная женщина. Но все же он пробормотал:

— Прости.

— Не стоит извиняться. Я понимаю все, — она провела кончиками пальцев по его шраму.

Он прикрыл глаза от нежного прикосновения.

— Не знал никого, чья бы мать сделала такое. Никто не понимал меня.

— Я понимаю тебя. Почему она сделала это?

Он покачал головой вновь, ненавидя возвращаться к этому. Затем он просто пожал плечами.

— Мой отец был злобным мудаком. Вот, скорее всего, самая верная причина. Она даже не отставила записки, она просто ушла. А твоя?

— От моей записки тоже не осталось. Я не знаю толком ничего. Мой отец избавился от всех ее вещей после ее смерти. Но если судить по тому, что помню, у нее было биполярное расстройство[42] . Самое яркое воспоминание, связанное с ее смертью, это ее тело в ванной, а я все сидела и ждала, когда меня кто-нибудь обнаружит. А еще я так же помню, как она меня брала с собой, когда отправлялась «путешествовать», — Лилли пальцами изобразила в воздухе знак кавычек, — на самом деле, это было бессвязным брожением по окрестностям и за их пределами. В итоге мы оказывались в просто немыслимых местах, где она впадала в состояние ужаса, потому как плохо говорила по-английски, а я всеми силами пыталась расспросить незнакомцев, как нам добраться до дома. Я полагаю, это была мания. И это было не очень хорошим временем, — Лилли замолчала и нахмурила брови. — Вау. Я просто не верю в это. Я еще никогда и никому не рассказала этого. Ты первый, кто узнал обо всем, Исаак.

Исаак почувствовал острое желание поцеловать ее вновь, но подавил его.

— Господи Иисусе, Лилли. Это просто нереально.

Она печально рассмеялась.

— Ага, так и есть. И кстати, я единственный ребенок в семье, и мой отец умер, когда мне было 23. Он был классным.

— Могу я спросить, сколько тебе лет? — ему было известно, что этот вопрос ненавидело большинство женщин.

Она не колеблясь ни мгновения произнесла.

— 33. А тебе?

— Мне 39.

Она усмехнулась. Он любил ее улыбку, ее рот был розовым и прелестным, а ее глаза словно озарены светом.

— Смотри, сколько мы узнали друг о друге. Ты сказал «был», когда ты упоминал своего отца. Мы оба с тобой круглые сироты?

— Да, так и есть. Он умер двенадцать лет назад. Упал с байка на заледенелой дороге и попал под грузовик. Он был президентом МК до меня. Его называли большой Айк, а я был маленький Айк до того момента, пока он не умер. Именно поэтому я так ненавижу это гребаное имя.

— Ты жил с ним?

— Нет, с того времени, как мне исполнилось восемнадцать. Тогда я стал жить в клубе. Переехал обратно в дом после его смерти.

— А что насчет твоей сестры?

— Марты? Я даже не знаю. Она на четыре года старше меня. Она убежала из дома темной ночью вскоре после того, как мама повесилась, и никто больше не слышал о ней ничего с того времени. Но я понимаю, почему она убежала. Злость и ярость моего отца после смерти матери перекинулась на нее. Поэтому она бросила меня.

— Он ее изб... — она не закончила предложение, но ей и не нужно было все и так было понятно.