Исаак пожал плечами:

— Иногда. Это не так необычно для этих мест. Мужчина бьет — женщина молчит, негласный закон. Все стало лучше, когда я повзрослел и стал крупнее его. Я преимущественно останавливал это, когда стал проспектом, — он расправил плечи, словно стряхнул незримый груз печали с них. — Как бы то ни было, это в прошлом. Ты упомянула, что твоя мама плохо говорила по-английски?

Лилли печально улыбнулась.

— Похоже, что мое прошлое все еще в настоящем, не отпускает меня. Моя мама была рождена и выросла в Италии. Папа был рожден здесь, но переехал когда был молодым парнем. Они познакомились, когда его войска были дислоцированы в Европе — он тоже служил в армии. В спецназе.

— Он был крутым парнем. Заметно, в кого ты пошла, — Исаак заставил ее улыбнуться, и он был рад этому. Но в то же время она пробудила нем любопытство, — Лилли, сколько языков ты знаешь?

Радостная улыбка, которую он вызвал мгновением раньше, исчезла, и она вновь поглядела на него настороженно, затем вздохнула, словно опуская свои щиты, и решила отдаться в руки судьбы. Она загибала пальцы, когда произносила языки, которые знала.

— Английский, итальянский, французский, испанский, арабский, фарси, иврит.

Он громко рассмеялся, и она стрельнула него взглядом, словно он повел себя грубо и ненормально.

— Прости. Я просто... просто меня не так просто напугать, но ты только что это сделала. Ты настолько чертовски умная?

— Чертовски умная, но это не относится к делу. Меня воспитывали таким образом, чтобы я одинаково хорошо владела двумя языками. Впоследствии мне давались легче остальные иностранные языки, — она ослепительно улыбнулась. — Нет причин меня бояться. По крайней мере, не из-за этого.

Исаак подумал, что теперь ему было необходимо показать ей, что он умел делать. Он взял ее за руку.

— Пойдем со мной. Надень ботинки. Я хочу тебе показать кое-что.

Когда она обулась, он повел ее к самой большой постройке и открыл дверь. Она буквально запищала, когда он делал это

— Ага! Ты ее закрываешь, а сам мне говорил, что это плохой тон — закрывать двери Сигнал Бенд.

Смеясь, он проговорил:

— Полегче, Спорти. Эту я закрываю. Дом не закрываю, — он открыл дверь, и сильный аромат стружек разнесся благодаря легкому и утреннему ветерку. Это был его любимый запах. Второй на данный момент, первый все еще оставался запах его любимой женщины, которая в данный момент стояла перед ним. Он дал ей пройти первой, а она лишь стояла посредине дверного проема и задыхалась от восторга.

— Исаак, что это? — она поняла, что он провёл большую часть своей жизни, создавая кое-что. Пилы и рубанки, а также огромный токарный станок для работы по дереву, стамески и слесарные пилы, рашпили по дереву, морилка для древесины, краски и кисти и сама древесина находились в комнате. Огромный рабочий стол важно располагался в центре комнаты. Все это было расставлено с особой тщательностью. Исааку казалась, что эта огромная комната была красивой, он полагал, что он даже мог бы жить здесь.

— Это моя мастерская. Мебель и все штучки, которые находятся в доме, что так тебе понравились... Я сделал их.

Она повернулась к нему с выражением изумления на лице, выглядя еще более ошарашенной, чем раньше. Она подошла к ряду полок, где были сложены вещи, которые он намеревался продать на художественных выставках и ярмарках, которые проходили по всему штату. Она взяла в руки вазу, украшения на которой были выполнены ажурной резьбой, которая была выполнена из прекраснейшего орехового дерева, которое он нашел под Канзас-Сити. Резные работы были самыми лучшими его художественными работами.

— Ты сделал это? — он кивнул, чувствуя себя внезапно застенчиво. Она аккуратно поставила вазу на полку и провела легко кончиками пальцев по целой полке вещей. Потом она направилась к его полке, где находилось огромное количество резных деталей, и развернулась к нему лицом. Она держала в руках небольшую, но искусно вырезанную птицу колибри, что сидела на листах лилии. Сама птичка была не больше, чем ее ладонь. Ее глаза увлажнились. 

— Господи Иисусе, Исаак. Это... это восхитительно. Я поражена до глубины души.

Колибри не была для него чем-то особенным. Он оценивал ее не больше, чем в двадцать баксов, ну, крайний потолок на ремесленной ярмарке — пятнадцать. Он мог с легкостью вырезать парочку таких же после обеда. На его полках находилось примерно штук пятнадцать подобных поделок. Но Лилли взяла именно эту, словно та была единственной вещью в комнате… Исаак подошел к девушке.

— Тебе она нравится? Хочешь ее взять себе?

— Что? Ох, прости... Я не имела в виду это, — она залилась румянцем. — Просто nonna[43] любила колибри.

Она двинулась вперед, чтобы поставить фигурку на полку, но он перехватил ее запястье.

— Nonna?

— Бабушка. По-итальянски.

— Бери.

— Нет, Исаак. Тебе следует продать ее. Она такая красивая.

— Возьми ее. Если она тебе нравится, обязательно оставь ее. Для меня это не так уж и важно. Смотри, тут множество таких же колибри на полке, как ты взяла.

— Но эта самая красивая… — она улыбнулась ему широкой улыбкой, ее глаза блестели от слез. — Спасибо тебе большое.

Он был ошеломлен, насколько его жест поразил ее.

Теперь она скользнула ладонью вверх по его груди и обняла за шею, притягивая его ближе к себе. Прежде, чем поцеловать его, она прошептала:

— Ты просто поразил меня, — затем прижалась к его губам в поцелуе.

Исаак испытал острый приступ вертиго этим утром. И он все еще чувствовал отголоски этого ощущения. Он собирался узнать получше эту женщину, и в свою очередь решил позволить ей узнать и его. С того момента, как они обсудили важные вещи на его кухне, между ними воцарилась совершенно другая атмосфера. Они больше не пытались так отчаянно понять друг друга, они просто общались, позволяя вещам идти своим чередом. Они чувствовали себя расслабленно в компании друг друга, это было впервые, когда они чувствовали это, по крайней мере, когда Лилли была трезвой.

Он обернул руки округ ее талии и углубил их поцелуй, поднимая ее вверх. Она сильнее обняла его за шею, а той рукой, в которой все еще находилась колибри, она приобняла его за спину. Он усадил ее на рабочий стол и забрал резную фигурку из ее рук, убирая ее в сторону.

Он построил этот стол, чтобы тот идеально подходил его размерам, потому рабочая поверхность стола была на уроне его бедер. Лилли сидела перед ним, их бедра находились на одном уровне. Она застонала и обернула свои ноги вокруг его талии, скрещивая щиколотки на его заднице.

Ощущение ее языка, что чувственно сплетался с его, ее вкус, то, как ее мышцы ног сжимали его бедра — бл*дь, все, что касалось этой женщины, возбуждало в нем невероятное желание. Когда она издала сладкий хныкающий звук и прижалась к нему всем телом, он отстранился от ее губ, задыхаясь.

— Я так чертовски хочу быть внутри твой киски прямо сейчас. Саднит?

Ее глаза заволокло вожделение, она улыбнулась и расстегнула его ремень.

— Не для этого.

Исаак издал долгий рык и решил, что нужно всегда держать свою женщину обнаженной.

Лилли прошла семь миль до своего «Камаро». Она бросила рюкзак в багажник и уселась за руль. Она сидела там, не замечая удушающего жара, что воцарился в темном салоне автомобиля днем в середине июля, стараясь из-за всех сил не отчаиваться. Но это было сложно, невероятно сложно, в голове мысли цеплялись друг за друга и смешивались.

Она не видела свою будущую жертву уже в течение двух недель. У Рика также не было новой разведывательной информации для нее. К тому времени, когда он ей послал кое-какие данные, ее цель совершенно пропала.

Бл*дь, бл*дь, бл*дь.

Теперь Рик пребывал в поиске нового местоположения предполагаемой жертвы, что не означало ничего хорошего, по крайней мере, для ее личной жизни. Это значило, что Лилли могла покинуть Сигнал Бенд. Если бы все шло соответственно плану, она должна была жить оседло в течение многих месяцев, чтобы избежать даже минимальных подозрений к тому времени, когда должно было произойти убийство. Это если бы возбудили дело и начали вести расследование. Но если ее жертва уехала далеко отсюда, ей придется последовать за ней.