Шоу поднял взгляд и увидел, что Иссак приближается к нему.

— Привет, През. Джимми и Мег уже ожидают вас в комнате. Обеспечил им «теплый прием».

Исаак кивнул.

— Виктор, хочешь пойти с нами?

Виктор встал на перекладину барного стула и потянулся рукой через стойку. Он схватил коробку с одноразовыми резиновыми перчатками из-за бара и засунул себе под мышку.

— Ты знаешь ответ, Иссаак. Всегда готов.

Комната, где их содержали, когда-то была ремонтным отсеком, которую теперь они использовали, чтобы выполнять наиболее грязную, кровавую работенку. Эту комнату можно было запросто полностью окатить из шланга отбеливателем, если бы понадобилось очистить ее от крови и остального дерьма. Но в этом, как правило, не было нужды — если честно, то в данный момент это помещение использовалось для хранения алкоголя. Оно служило им в качестве кладовки и одновременно комнаты для допросов. Джимми и Мег Салливаны сидели с заклеенными скотчем ртами, привязанные к металлическим стульям, их руки были прикованы к спинке стульев, которые стояли рядом, на расстоянии примерно трех футов друг от друга. Исаак до этого момента не осознавал, насколько сильно отделал Джимми, но сейчас он видел, что чертов мудак выглядел просто ужасно. Его сломанное запястье жутко опухло, а привязанная рука была багрового цвета.

Исаак взглянул на Виктора и резким кивком головы указал на Джимми. Виктор ухмыльнулся, кивнул и направился к Мэг. Со зловещей улыбкой, которая превращала кровь в чистый лед, он решительно сорвал полоску скотча, закрывавшую рот женщины. Она взвизгнула, потому что вместе со скотчем с губ было сорвано немного кожи. Ее губы кровоточили. Виктор легко пододвинул ящик для инструментов на колесиках к Джимми, а Исаак тем времен взял стул и уселся напротив Мэг. Она — слабейшее звено в этой парочке.

Исаак подался немного в ее сторону. Он видел, что ее горло распухло в том месте, куда пришелся удар Спорти, рана кровоточила. Спорти — вот с кем он должен был быть сейчас, черт возьми, его ладони должны были сжимать эту охренительную задницу. О, Господь всемогущий, самую чертовски мягкую, восхитительную задницу из всех, что ему довелось видеть и трахать за все прошедшие годы. Он попытался выдавить улыбку, но она больше была похожа на оскал.

— Хорошо, Мэг. Милая, я тебе сейчас скажу, каков расклад. Я задаю тебе вопросы — ты отвечаешь. Отвечаешь вдумчиво. Потому что, если мне не понравится твой ответ, Вик будет рад что-нибудь отрезать или оторвать твоему мужу. Тебе понятны правила?

Мэг втянула резкий, глубокий вдох и понесла всякую чепуху.

— Айк, мужик, тебе не нужно д-делать этого. Понимаешь? Всё можно разрешить, к чему такие крайности? Вы с Джимми уже долгое время друзья. Я же прекрасно знаю, что ты не хочешь причинить ему вред, это просто какое-то безу... О, Боже, НЕТ!!! Ты что!!??

Исаак подал знак Вику, который взял из груды инструментов плоскогубцы и захватил металлическими щипцами кончик ногтя на мизинце правой руки. Не медля ни секунды, он с силой дернул, вырывая ноготь с мясом. Джимми, рот которого все еще был заклеен полоской скотча, закричал как 12-летняя девчонка на концерте молодежной группы. Виктор спокойно ослабил хватку на плоскогубцах и кинул ноготь в металлическое ведро у своих ног. Между тем, размер ведра был не таким уж и маленьким, что как бы намекало, что туда может поместиться много частей тела.

Исаак повернулся к Мег.

— Вопрос был такой: поняла ли ты правила игры? Ты не ответила. Теперь я спрашиваю еще раз. Тебе все понятно?

Отчаянно рыдая, Мег кивнула.

— Все понятно.

— Охренительно. Тогда перейдем к делу.

Прошлое: 1994 год

Джонни Аккардо проснулся задолго до рассвета субботним осенним утром, быстро оделся и зашнуровал ботинки. Он направился в комнату к Лилли и легко постучал, ответа не последовало, он приоткрыл дверь на несколько дюймов и заглянул туда.

Ее кровать была полностью заправлена. Над подушками больше не было длинного ряда мягкий игрушек; его дочь аккуратно убрала их в коробку пару лет назад, сказав, что слишком взрослая для того, чтобы они, как и раньше, находились над её кроватью. Все, кроме одной: потрепанного далматинца. Игрушка была у неё всю сознательную жизнь. Звали её по-простому — Собака. Джонни прикрыл дверь и направился дальше по коридору.

До него доносились ароматы завтрака. Каким-то образом ему удавалось приходить последним. Увиденное впечатляло. Его мать, которая переехала к ним вскоре после самоубийства матери Лилли, снимала с противня жесткий итальянкой хлеб. Завтрак в его итальянском доме всегда проходил при обязательном наличии на столе кофе или горячего шоколада и твердого итальянского хлеба. Иногда, если дело было зимой, то также на столе присутствовала полента[20]. К его счастью, ни Мена, ни его мать не смогли привыкнуть к традиционному американскому завтраку: холодной каше или яичнице с беконом. Джонни догадывался, что одной из причин, почему Лилли так нравились редкие ночевки у ее друзей, это то, что у нее появлялся шанс полакомиться разноцветными сладкими хлопьями на завтрак.

Когда мужчина вошел на кухню, чтобы налить себе кофе, он увидел, как Лилли собирает себе ланч. Она также уже наполнила два больших термоса. Девочка была одета и полностью готова. Чувство гордости за его девочку наполнило и согрело его душу.

— Доброе утро, Papa[21].

— Доброе утро, cara. Мне кажется, что сегодня ты обязательно подстрелишь свою первую добычу. Что думаешь?

Она пожала плечами.

— Ты всегда так говоришь. Я постараюсь, Papa.

— Я знаю, что так и будет.

Его мать подтолкнула его к столу:

— Siediti, Gianni, avere qualcosa da mangiare[22].

— Dirlo in inglese, Mamma[23] . По-английски. Наталия и Джованни Аккардо иммигрировали в США с Джонни, когда ему было всего три года. Они стали полноправными американскими гражданами, но она так и не смогла до конца приспособиться к американской культуре, наслаждаясь той самой крошечной частичкой настоящего дома в доме нынешнем, и его отец потакал ей в нежелании учить английский язык и вникать в культуру страны. Но его отец умер десять лет назад, и в настоящий момент его мать была официальным опекуном его дочери. Лилли уже почти исполнилось пятнадцать, но он нуждался в том, чтобы его мать смогла справиться с любыми возникшими проблемами сама, а без знания языка она не могла сделать этого. Иногда ему казалось, что он только сделал хуже для Лилли, когда перевез её бабушку сюда, чтобы она жила с ними. Но он очень часто путешествовал по долгу службы, и не мог оставлять свою дочь одну. Ее мать уже и так сделала это. Но ничто не могло искоренить любви к жене в его сердце.

К тому же, Лилли и её бабушка достаточно тесно общались. Они просто обожали друг друга. И Лилли научилась бегло разговаривать по-итальянски, находясь на попечении его матери, девочка научилась печь и готовить как настоящий повар. Благодаря их заботе он набрал пятнадцать фунтов.

Его мать издала тяжелый вздох и с грубым акцентом, но достаточно разборчиво, произнесла по-английски.

— Садись, поешь. Я испекла тебе хлеб.

— Очень хорошо, Mamma. Он уселся за стол вместе с дочерью и матерью, и они приступили к завтраку. Затем они с Лилли отправились на свои охотничьи приключения.

Джонни был поражен терпением Лилли, её способностью сидеть тихо, затаившись, несколько часов кряду. Она слишком серьезно восприняла его напутствия. Но несмотря на это, они очень наслаждались компанией друг друга, долгая поездка в лес прошла за оживленным разговором, они легко общались за ланчем, но при желании могли комфортно молчать друг с другом в течение долгого времени.