Затем он позвонил в бюро переводчиков и получил ошеломивший его ответ:

— Вест? — переспросила девушка. — Вероятно, это ошибка. В нашем бюро нет переводчицы с такой фамилией.

— Может быть, сейчас не работает, но, сеньорита, извините, товарищ Вест работала у вас?

— Нет, сэр. Товарищ Вест никогда у нас не работала. Очень необычная фамилия. Это ошибка.

От волнения у него пересохло в горле. Но ничего нельзя было сделать. Темнело, и он знал, что в городе с восьми часов вводится комендантский час. Все дальнейшие поиски следовало отложить до утра.

Заскрипели половицы в коридоре, и в дверь мягко постучали. Фейн открыл дверь. На пороге стоял Стид, и Фейн почти задрожал от страха и ужаса. Стид за это время странно обрюзг и высох. Его лицо казалось сделанным из жеваной бумаги. Было заметно, что несколько дней он не брился.

— Рад видеть тебя, старина, — сказал Стид.

Странно поеживаясь, он вошел в комнату и поморщился от боли.

— У меня ноют ноги и болят руки. Десквамация, что означает шелушение кожи. Вызвано нервным напряжением.

Он повернулся к двери.

— Запирается?

— Даже не закрывается, пока сильно не хлопнешь.

— Это ничего. Я не думаю, чтобы нам могли помешать. Рад видеть тебя, старина. Мы не встречались со времени охоты на уток, не так ли? Кстати, чем она закончилась?

— Полная неудача.

— Плохо. Очень плохо. Ты, наверное, выбрал плохой день. — Он повернулся к Фейну. — Не возражаешь, если я присяду?

Стид опустился в плетеное кресло и печально улыбнулся.

— Ты опоздал, старина, — сказал он. — Я уже начинал беспокоиться. Ты опоздал ровно на один день.

— Я тебя не понимаю, — холодно произнес Фейн.

— Ты должен был прилететь вчера. Твое опоздание расстроило все мои планы. Но сейчас все в порядке, ты здесь, а это самое главное.

— Убей меня, не понимаю, почему ты ждал меня вчера или сегодня и в любое другое время?

Стид весело захохотал.

— О твоем прибытии мне сообщили надежные люди. Кстати, нет ли у тебя чего-нибудь выпить? Бары закрыты уже несколько дней.

— Могу предложить тебе виски.

— Великолепно. Виски и немного воды, если можно. Благодарю тебя. Ты спас мне жизнь.

Стид опорожнил стакан двумя большими глотками.

— О тебе мне сообщил наш общий друг Филипп через Лаури Пика. Нашего дорогого Лаури. Не видел его уже целую вечность. Он был здесь как-то и звонил мне. Сейчас он стал настоящим американцем, не так ли?

— Ради бога, Стид, о чем ты говоришь? — сказал Фейн, в котором ненависть и отвращение вызвали странный прилив энергии.

— Брось, старина. Мы связаны одной веревочкой. Ты, как и я, работаешь у Филиппа. Неприятный маленький человечек. Мне сказали, что его зовут Алоизиус. Ты должен знать правду. Он выдал меня кубинцам, и я скрываюсь от полиции. Последние три ночи я спал в такой дыре, что представить трудно.

Внезапно уголки его рта скривились в отвратительной гримасе.

— Видишь, нервы не выдерживают.

Окна задрожали от взрыва, а на улице зазвенели разбитые стекла. Фейн вскочил и снова сел. Крики, свистки полицейских, и визг шин резко затормозившей на повороте автомашины.

— Акт саботажа, — сказал Стид. — Это уже продолжается пару последних ночей. И даже стрельба. Везде убийства.

Он молча протянул стакан.

— Можно еще? Спасибо. Будь здоров.

Стид поставил стакан и потянулся от удовольствия.

— Ты, конечно, знаешь, что готовится высадка и что Филипп руководит этим представлением. Подозревая, что в последнюю минуту я могу явиться с повинной, что я и намеревался сделать, этот негодяй выдал меня кубинской разведке. Все было устроено довольно ловко. Один из моих самолетов, перевозящих взрывные устройства в консервах, был конфискован в аэропорту. Но обрати внимание на коварство этого человека. Он все устроил так, чтобы меня предупредили. Таким образом, мне удалось скрыться. Но я знаю, что если правительство не будет свергнуто, то через пару дней меня схватят и поставят к стенке. Теперь я должен бороться за успех вторжения. Ну, ты видишь, что мы с тобой связаны одной веревочкой. Оба мы.

Фейн попытался засмеяться, но это у него не получилось.

— Ты сошел с ума, — сказал он.

— Ты можешь считать меня дураком, но еще раз напомнить тебе, что наша единственная надежда выжить в данный момент заключается в повиновении. Мы должны сыграть важную роль в этой операции, и я уверяю тебя, что это единственный шанс выжить.

Фейн по-настоящему встревожился. Вначале он подумал любым способом отделаться от Стида, а затем сменить гостиницу. Спрятаться в каком-нибудь пансионате в лабиринте улиц на другой стороне центрального парка.

— Не говори глупостей. Редактор газеты послал меня сюда с заданием написать статью. Я намерен сделать это, а затем уехать. Я просто не понимаю, о чем ты говоришь.

— Твой редактор тоже работает на Филиппа, хотя он может и не знать этого. Именно по этой причине он послал тебя. Я понимаю твое нежелание еще раз ввязываться в это грязное дело. Я не хочу принимать меры, но ты должен знать, что твой последний разговор с Моралесом в Мехико записан на магнитофонную пленку, а копия прислана мне. Это очень веская улика против тебя может как-нибудь попасть в руки кубинской контрразведки. Ты это учти и помни, что мы вместе потонем или вместе выплывем.

Завыла сирена.

— Закрой штору, — сказал Стид, — а то будут стрелять по лампочке. Они начинают терять голову. Это еще полбеды. Если бы обстановка была иной, то я мог бы рекомендовать явиться вам с повинной и все выложить. Но если мы это сделаем, они могут нас выслушать и сейчас же оторвать головы. У нас нет выхода, и мы должны работать на Филиппа.

Дальнейшее препирательство казалось бессмысленным.

— Но ты забываешь о посольстве. Кто запретит нам отправиться в посольство и укрыться там, пока все это не кончится? — спросил Фейн.

— Дело в том, что тебя не подпустят к английскому или другому посольству на две сотни метров. Улицы оцеплены. Так всегда они делают в подобных случаях.

Фейн подумал, что остается только убить этого человека. Но как? Чем? В пустой комнате не было вещей, которые можно использовать как оружие.

В армии Фейн прошел двухнедельную подготовку убийства подручными средствами, но, как всегда бывает с армейскими курсами, это оказалось пустой тратой времени, так как в боевой обстановке ему не приходилось прибегать к этой жестокой и предательской технике убийства. В какое-то мгновение он представил себе, как он внезапно бросается на ошеломленного Стида, парализует его ударами в пах и живот, а затем душит его кромкой простыни. Но как заглушить крики и стоны Стида в панельном здании с неплотно закрывающимися дверьми и разбитыми вентиляционными трубами, в этой деревянной коробке, где печальные песни о любви, которые поет прачка на первом этаже, хорошо слышны на четвертом? Даже если Стид будет наконец задушен, что он будет делать с трупом?

Стид, вероятно, прочитал ненависть в лице Фейна и разгадал его намерения убить его. Сразу же исчезла его нагловатая развязность, а когда он заговорил, то в голосе появились плаксивые нотки.

— Ты должен понять меня правильно, старина. Мы должны успешно сотрудничать, или нас поставят к стенке. Это ужасный и неприличный способ покончить счеты с жизнью. Ты думаешь, что будешь относиться философски, но когда наступит этот момент, то все будет совсем не так, как ты предполагаешь. Я много раз видел это. Расстреливают молодые, необученные парни, которые часто не умеют целиться. Тебе не будут связывать ноги. Однажды несчастный стал бегать по двору, а офицер, который командовал расстрелом, бежал за ним и стрелял в него. Лично я хочу умереть в постели. Пусть будет рак, но только не это.

Фейн встал и отвернулся, чтобы уменьшить искушение убить его.

— Что я должен делать? — бросил он через плечо.

— Уверяю, что после этого тебя оставят в покое. Слово джентльмена.

— Я спрашиваю: что я должен делать?